Скетчбук. Том 1

– Да, – она ненадолго замолчала. – Что значит, вы не сможете привезти их сегодня? Вы понимаете, что я на вас рассчитывала? Вы подвели людей и испортили им планы!

Она резко прокричала последнюю фразу в трубку, бросила телефон на стол, и наши глаза случайно встретились. Я мгновенно опустила голову обратно за перегородку, но отчетливо слышала глухой стук её каблуков по грязно-серому ковролину и звук открывающейся двери в аквариум рыжего.

То ли из-за предстоящих праздников, то ли уже из-за непереносимости работы, над столами будто парило предгрозовым напряжением. Последний конверт был заклеен, и я довольная собой понесла реестр Ане, чтобы она проверила его перед отправкой. Сделав три шага, и перейдя через разделительный проход, я оказалась на их половине.

– Вот, держи, – протягивая скрепленные листы в её сторону, я с предвкушением ждала скорейшего завершения своей основной задачи.

Она не пошевелилась, продолжая отрешенно смотреть в монитор, подпирая подбородок рукой. Вокруг стоял гул, создаваемый роем менеджеров, непрерывно говорящих с клиентами. «Может, она меня не расслышала», – подумала я, и повторила чуть громче:

– Аня, посмотри, пожалуйста, реестр, – и снова протянула ей документ.

– Что тебе, надо? – внезапно прокричала она очень грубым тоном, поднимая на меня исподлобья свои карие глаза с суженными зрачками. – Отстань от меня!

Под потолком сверкнула невидимая молния, и беззвучный гром раскатами разошёлся вглубь помещения. Всё будто замерло, даже страховщики умолкли. Я оцепенела и почувствовала, как лицо начинает печь от испуга, смешанного с неуверенностью и смущением. Я ощущала на себе изучающие взгляды, но, к счастью, красный практически не уловим для их фасеточных глаз. Изо рта не вырывалось ни слова, и я, как безмозглый откормленный карп в декоративном пруду, лишь молча стояла, глотая воздух.

Раздался звонок, менеджер поднял трубку – и рой загудел, возвращаясь к работе: принтеры снова продолжили печатать, копировальные машины выдавать ксерокопии, пальцы стучать по клавиатурам. Разморозившись и придя в себя, я вернулась, чтобы бросить реестр себе на стол, и, не оглядываясь, направилась в сторону раздевалки за курткой, где оставила сигареты.

Меня резко схватили за руку, и я остановилась – это была нагнавшая меня М.В.:

– Не обращай внимания, – шёпотом сказала она с виноватым видом. – У Ани иногда такое бывает. На неё находит.

– Всё в порядке, – ответила я. – Не переживайте, я просто спущусь покурить.

Я накинула куртку, и пошла к лифту. Сколько бы раз я нервно не нажимала на кнопку вызова, он не приезжал. О том, что от этого он быстрее не приедет, я прекрасно знала, но перестать нажимать всё равно не могла. Наконец двери распахнулись, и я обрадовалась тому, что там было пусто. Но стоило мне зайти и нажать на «первый этаж», как в неё залетела богиня. Взмах гривы её волнистых волос с золотым отливом, обволакивая всю кабину, разносил шлейф аромата каких-то невозможно дорогих духов – таких же, словно сирены, манящих, как и она сама. Кошка надменно ухмыльнулась, и я спрятала глаза, не смея больше их поднимать. Из её телефона опять заиграла мелодия, но на этот раз она сбросила звонок, прервав песню на строчке: «Season ticket on a one way ride».

День третий. БАО

Мысль третья: «Добровольный топографический кретинизм».

Когда я приезжаю в новый город, больше всего меня поражают его жители. Люди – это, в принципе, главная достопримечательность любого места, и никогда нельзя забывать об этом. Перед тем, как уехать в свой «Гранд-вояж», я делилась возмущением со своими друзьями на тему того, какие в нашей первопрестольной работают упыри в сфере массового обслуживания, которых надрессировали быть вежливыми только с иностранцами в период международных мероприятий. Для надёжности, как истинный паникёр, я решила сразу обменять рубли на нужные мне валюты. Но оказалось, что не так-то просто найти в Москве место, охотно готовое предоставить банкноты любых вариаций и разновидностей. Искомый набор обнаружился только в операционном зале для физических лиц на ул. Вавилова, д. 19, который, к слову сказать, больше напоминал то ли терминал аэропорта, то ли дворец с фонтаном и статуей очень сомнительного человека. Никогда там не была раньше, поэтому, заплутав в подземных переходах, обратилась за помощью к женщине с красной форменной миской на голове. «Иди отсюда! – чуть ли не накинулась она на меня. – Шляются тут вечно, сволочи». Мне ничего не оставалось, как моментально перейти на её способ коммуницирования для преодоления вербального барьера.

«Хамский» – особый язык, русские начинают изучать его с ранних лет, и со временем, кому-то он даже становится как родной. В детских садах, поликлиниках, общественном транспорте, заодно в какой-нибудь паспортный стол затащат в очереди постоять – неизбежно на ещё не осквернённом бранными словами организме оседают споры хамства. Их нельзя уловить глазом, они витают в воздухе, как частички отмершего эпидермиса. И в наших силах лишь стараться чаще бывать на солнце, подвергаясь воздействию ультрафиолета, чтобы не создавать им благоприятной среды для выхода из дремлющего состояния.

С другой стороны, жить в России и не знать «хамский» в некотором смысле опасно и может оказаться чревато. Видимо это уже давно впиталось в хроматин русского человека, и сцеплено наследуется из поколения в поколение. Бессмысленно это пытаться исправить, ведь так, стоит сколько-то почувствовать привкус власти и превосходства над кем-то, выместив свою незначительность, на субъективно ещё более незначительных – мы получаем успокоение. В чём ещё найти радость обычному пролетарию? Иначе из-за накопленного напряжения пришлось бы устраивать очередной бунт или, того гляди, революцию, как у нас водится.

В других населённых пунктах, как туристка, на грубость я натыкалась не особенно часто, но есть одно явление, действительно не дающее мне покоя, а именно практически повсеместная краеведческая безграмотность. В Алматы, к примеру, в относительной доступности, всего три пункта достойных внимания в списке «обязательных к посещению»: парк Кок-Тобе, Медеу и Большое Алматинское озеро. Всё остальное – либо не так существенно, либо располагается на достаточном расстоянии. Три, пусть и довольно значительные, но всё-таки только три грёбаные достопримечательности. Но при расспросе у местных о способах до них добраться наиболее удобным способом, большинство, смотрит на тебя растеряно, как котята. «Вы серьёзно? Вы, правда, не знаете, как доехать до БАО? Вы там никогда не были? Для вас правда самым интересным местом считается недавно открывшийся торговый центр?» Ладно, если бы это касалось только Казахстана, но это явление встречается практически везде. Всё-таки путешествия – принципиально важная штука, и дело совершенно не в разнообразии своих обывательских будней. Путешествия, в первую очередь, – это расширение своего мировосприятия и образование. Причём образование не столько историко-географическое, сколько социально-психологическое, а точнее этическо-нравственное. Поднимать свой зад с дивана важно, даже если нет возможности выезжать за пределы своей губернии. Даже профилактические прогулки в выходные по городу будут оказывать благотворное влияние.

Есть у меня подозрение, что именно так зарождается скотство. Безразличие, безучастие и безграмотность – закон трех «Б», каждое из которых взращивается окружением. Узкий спектр восприятия позволяет мусорить на территории памятников природы, оставлять в лесах непотушенные костры и даже разрушать то, с чем приходится сталкиваться практически ежедневно. Раньше дисциплины в школьной программе на подобии природоведения, ОБЖ и МХК казались мне бессмысленными. И сейчас моё мнение не сильно поменялось, но теперь я хотя бы в состоянии оценить попытку системы привить хоть какие-то ценности.

За неугасающую с годами страсть к дикой природе я могу благодарить своего отчаянного классного руководителя и многочисленные экскурсионные поездки с ежегодными походами по Карелии и Кольскому полуострову. «Надо ехать обязательно! Сами вы потом по России и СНГ никогда не поедете, будете только заграницу летать» – и вот, что мы имеем в итоге. Большая удача, что мне посчастливилось получить сносное образование, но всё-таки главным институтом в жизни каждого человека, всё равно, остаётся семья. С раннего детства мне, чуть ли не насильно прививали, может и не любовь, но интерес к окружающему. Я всегда была среди карт, которые использовались на даче вместо обоев, до тех пор, пока их не заменили вагонкой. Было здорово засыпать летом, уткнувшись носом в Финский залив, и представлять, что акватория Балтийского моря – носатый муравьед. Мама, с того момента, как я научилась ходить, наматывала со мной километры во время субботних променадов с параллельным аккомпанементом познавательных справок и историй из молодости. Такое воспитание гораздо ценнее, и, в моём конкретном случае, оно имело колоссальное значение для дальнейшего формирования личности.

31 июля 2019 г.

Путь на БАО оказался тем ещё испытанием. Жара плюс тридцать, может быть выше, и дорога в гору, под испепеляющим солнцем. Тем, кто пишет в «интернетах», что пешком совсем не тяжело – желаю насыщенных впечатлениями прогулок в аду. Конечная остановка автобуса от Парка Первого Президента находится примерно в тридцати километрах от озера, а не в двенадцати, как было заявлено.

Скооперировавшись с бабками-активистками, мы договорились взять на троих машину до «Трех медведей» – это, приблизительно, десять километров за тысячу тенге. Там наши пути разошлись, и для моей кожи начался третий пояс седьмого круга по Данте. Только после первого часа, усилием воли я надела лонгслив – к тому моменту, я была уже рассыпчатая, как булочка из песочного теста. Мимо, каждые пять минут, проезжали внедорожники, забитые под завязку, и подбирать меня явно не входило в их планы.

– Сколько ещё до озера? – я подошла к колымаге, остановившейся на обочине, за рулём которой с измученным видом сидел казах.

Из машины выскочили три женщины, и, кудахча, побежали в сторону леса.

– Километров пятнадцать. Сейчас самая тяжёлая дорога пойдёт. Можете по трубе, так быстрее, – он показал на почти вертикально уходящую вверх кишку трубопровода.

«Твою мать!», – и я поплелась к дорожной развилке.

Стоило хотя бы попробовать. И пусть я всегда ненавидела стиль автостоперов, паразитирующих на других людях, но тогда у меня не оставалось другого выбора. В обратку – часа три по жаре, наверх – целую вечность. Самое сложное для меня – перебороть смущение, ведь я даже дома маршрутки стесняюсь ловить. «Большой палец вверх и погнали» – решила я, и развернулась к встречному потоку машин.

Все проносились, не обращая на меня никакого внимания. Чувство неловкости иногда заставляло смотреть в противоположную сторону, как будто в кустах кого-то высматриваю, а не пытаюсь найти средство передвижения. За сорок минут остановилась только белая нива с какими-то турками. И те, на мой вопрос: «Не подкинете ли вы меня на БАО?», – в ответ пробурчали что-то невнятное, и, по-моему, матерное.

«Не очень-то и хотелось, – успокаивала я себя. – Автостоп, явно, не для меня, и я уже успела свыкнуться с этой мыслью». Но стоило мне опустить руку, как тормознул белый кроссовер Suzuki.

– Вам куда? – с водительского сиденья мне улыбалась миниатюрная девушка азиатской внешности в белоснежной футболке.

– Да, мне куда угодно, лишь бы сократить путь до БАО, – не веря своему счастью, я замерла, будто бы могла спугнуть лань.

– Садитесь. Мы не туда, но сейчас попробуем что-то придумать. Я Женя, а это Рейка, – на заднем сиденье в детское кресло была упакована очаровательная девочка.

– Привет! – помахала я маленькому пирожку. – Павла – очень приятно. Спасибо вам огромное, что подобрали, а то я уже думала, что расплавлюсь тут, как сырок.

– Вы что, от самой автобусной остановки шли? – с сочувствием на лице спросила золотистая девушка с санскритскими надписями на внутренней стороне левого запястья.

– Ага…

– Вы откуда? – было заметно, в каком она волнении и предвкушении от знакомства с иноземцем.

– Из Москвы, – Женя не выглядела человеком, который мог бы меня за это побить.

– А зачем в Казахстан приехали? – она ловко управлялась с рулем на резких поворотах горного серпантина.

– Просто всегда мечтала тут побывать, решила, наконец, проехаться по давно запланированному маршруту.

– Серьезно? – засмеялась она, не поверив моим словам.

– Природа у вас очень красивая, – поспешила я аргументировать свой, видимо, не самый очевидный выбор.

– И правда, – она тяжело вздохнула и на минуту задумалась.

– Жаль только, люди её не берегут. Вчера на Чимбулак поднималась. Там столько мусора. Пока спускалась, несколько пакетов пластиковых бутылок успела собрать. Что-то с этим миром явно не так.

– Это точно, люди вообще существа странные. Казахи народ специфический – кочевники всё-таки, – она сбавила ход, пытаясь разъехаться с очередным джипом, практически ползком протискиваясь через узкое горло. – В них до сих пор сидят эти привычки, не берегут ничего. Они же раньше, как жили – поживут какое-то время на одном месте, все ресурсы израсходуют, и на новое – пока природа сама собой не восстановится.

Мы проезжали мимо отвесных каменных стен, которые сменяли внезапные окна из покоряющих своим простором долин.

– Я же не отсюда…

– Правда? А откуда, если не секрет? – первичная неловкость постепенно спала, и разговор начал казаться наощупь более гладким.

– Мама татарка, а папа, – её речь споткнулась на этом месте, давая понять, что с папой, как обычно, что-то не так. – Папа кореец.