и мы, вернувшись, не найдем
своих растаявших следов,
прощай, июль, случайный дом,
но, может, до свиданья, до…
Пирушка
Собрались поэты как-то в осень
Покутить под легкую прохладу.
Что ж, никто за это с них не спросит.
Может, сложат гимн или балладу.
Нервно трепетали мыслей листья,
Лепестки расстроенного чувства.
Что поделать, если собрались мы
На закате древнего искусства.
И один из нас, откинув тогу,
Наливая от души цикуты,
Вдруг увидел дальнюю дорогу
В дальнозоркий объектив минуты.
А другой уж тем ему ответил,
Что шагнул в межзвездное пространство.
И теперь, как солнце, жгуч и светел,
Согревает северное царство.
Так и разошлись почти под утро.
Нет ни чайки на пустынном пляже.
Весело горела Камасутра.
Не осталось даже пятен сажи.
Не жалейте позабытых песен.
Место их – за пазухой у бога.
Мир телесный скучен, зол и тесен?
Нет, не верьте сплетням демагога.
Мир лежит в ладони у поэта —
Грезами отравленная пуля.
Но судить нас будут не за это
Медленным томлением июля.
Лишь за самые наивные догадки.
Лишь за то, чего уже не будет.
За пустой листок в конце тетрадки.
За улыбку плюшевого будды.
Переселяясь
Переселяясь в деревья,
в запах листвы под дождем,
мы за невидимой дверью
всех остальных переждем.
Времени будет немного —
век, или два, или три.
К морю сбегает дорога
или к чему-то внутри…
Серым подмоченным мелом
черчен морской горизонт.
И остаются без дела
плащ, и калоши, и зонт.
Кто ж теперь носит калоши?
Значит, и прочее – блажь.
Вот запишусь в водоноши,
в общий ведерный кураж.
Наводопею, как роща.
А сквозь меня, вдалеке,
будет и легче, и проще
литься небесной реке.
Гессе
Здравствуйте, старый магистр.
Нынче в лугах Монтаньолы
Пчелы гудят, и регистр
Гуда их сходится в полый
Шар бытия. Он почти что
Равен хрустальному своду.
К вечеру прочит затишье
Ветреный демон погоды.
Нежное ложе Марии
Вас в колыбели качает.
Словно озноб малярии,
Нервные выкрики чаек.
Море, лежащее к югу,
Тучу прислало и влагу.
Вы написали бы другу,
Да отсырела бумага.
Колокол стонет в Лугано.
Духу ли, Сыну, Отцу ли
Хватит и Вашего сана.