Стрела времени

– Не долго.

Мамин кивнул. Он осторожно, словно опасаясь разбудить Машу, присел на край табурета. Алексей рассматривал черты знакомого лица. Оно было осунувшимся. Остро выпирали скулы и нос. Губы имели бледный оттенок. У спящего человека подрагивают веки. Ему почему-то сейчас вспомнилось, что самому часто говорили об этом. Веки Маши были неподвижны. Если бы не едва заметное движение простыни верх, а потом вниз и резонансные звуки аппарата, можно было подумать, что перед ним не спящая, а мертвая девушка.

Медсестра вышла. Мамин мгновение сидел в оцепенении. Потом неуверенно прикоснулся к руке Маши.

Он был готов отдернуть свою руку, если ощутит ледяную кожу. Но запястье девушки было теплым на ощупь. Мамин обхватил ее пальцы своими.

– Маша. Маша,– позвал он.

Другой рукой Алексей погладил ее бледное предплечье.

– Ты слышишь меня, надеюсь. Я часто думал о тебе. Ты говорила, что спасешь меня. Так и случилось. В своих мечтах я был с тобой. Так хорошо, что я могу прикоснуться к тебе. За эти несколько дней у меня появилось сиюминутное ощущение жизни, чувство освобождения от прошлого. Это ты помогла. Ты излечила меня. До нашей встречи меня не покидала мысль, что жизнь проходит, а так и не начал жить. По-настоящему не начал. Теперь это не так!

Мамин улыбнулся. Наклонился и поцеловал ее пальцы. Они были сухие, теплые и пахли лекарствами.

– Ты научила меня любить и не стыдиться этого.

Алексей помолчал некоторое время.

– Ты не останешься одна. Я теперь всегда буду рядом.

Он наклонился к ее лицу.

– Ты обязательно поправишься. Я знаю это точно. И когда ты откроешь глаза, я буду здесь. Я люблю тебя!

Дверь в палату открылась. Сзади тихо прозвучало:

– Извините. Вам пора.

– Да, сейчас.

Мамин еще раз наклонился и поцеловал Машу в щеку, при этом он убрал свою руку с ее руки и поэтому не заметил, как дрогнули ее пальцы.

Когда дверь за Маминым закрылась, на мониторе расстояние между зигзагами сократилось, пульсирующий звук участился, и, Мария открыла глаза.

***

На десятый день Мамину стало хуже и ему разрешили выйти во двор. Он обратил внимание, что во двое появилась охрана. Набухшие в подмышках пиджаки выдавали наличие оружия.

Алексей прогуливался и размышлял о том, о чем он не сказал ни разу, никому за дни, прошедшие с момента посещения Маши. Не сказал, что понял – ноутбук проверяют после него, не сказал, что вспомнил про «путешествие», не сказал, что притворяется и делает вид, что тупеет дальше под воздействием лекарств, не сказал, что ложь Поярков о снах мучила его. Не сказал, наконец, что по видам из окна узнал, что он в Ялте.

Мамин искал решения. Не находил.

Он зашел за куст жимолости. Вдалеке над кронами деревьев клубилась синева. Было видно, как горизонт пересекает линию неба и моря. Больница находилась на горе.

– Леша, – тихо позвали сзади.

Алексей обернулся и увидел Машу. Она стояла в проеме двери, чуть приоткрыв ее.

– Иди сюда, – шепотом сказала она.

Мамин огляделся. Охрана стояла спокойно. Он подошел к двери на ватных ногах. При виде Маши Алексея обдало таким трепетом и страхом, что дотронувшись ее руки, он чуть не потерял сознание.

Он схватил ее и с силой прижал к себе.

– Маша, Маша, – зашептал он.

Маша напряглась и оттолкнула его немного.

– Нет времени. Слушай внимательно. Поярков тебя обманул. Ты должен был погибнуть в Бресте. Задание было ликвидировать доктора Кранца. Оно провалено. Ты обречен. Отсюда тебе не выйти. Я – сотрудник конторы. Меня подставили к тебе, – она говорила торопливо, сбиваясь и бледнея.

Позади Маши раздались шаги.

– Назад, отпусти ее, – прозвучал приказ.

Спиной Мамин почувствовал, что и во дворе началось шевеление.

Маша оттолкнула Мамина сильно и закрыла собой. Прозвучал выстрел. Алексея дернуло в плечо.

– Беги, беги, – закричала Маша, увлекаемая охраной в глубь коридора.

Алексей бросился к жимолости. За ней был высокий каменный бордюр. Он вскочил на него и обернулся.

Дверь тяжело захлопнулась, схоронив за металлом обреченный взгляд Маши.

***

Мамин прыгнул вниз. Он влетел в сучковатое пространство и мгновенно оказался в беспомощном состоянии, сваливаясь со одной ветки на другую. Алексей потерял ориентир в пространстве и почти перестал сопротивляться, мешком или мячом с каждым ударом перелетая на ярус ниже. Он приземлился на что-то мягкое, но резкая боль в правом плече пронзила насквозь. Мамин перевернулся на живот и схватил зубами землю.

– Уууу! – замычал он.

Постепенно боль стала спадать. Он взглянул на плечо. Под рубахой образовалось бурое пятно, которое увеличивалось на глазах. Ясно, швы разошлись от удара. Ладно, тут сейчас дела, пострашнее раны, будут. Мамин приподнял голову и вслушался. Наверху что-то происходило. Ясно, что организовывалась погоня. Мамин взглянул вверх. Сквозь ветки и листву земляничника он увидел край каменного парапета, с которого прыгнул. Бесстыдница, как это дерево здесь называли, спасла его. О гладкие плотно растущие ветки сильно травмироваться было нельзя. Даже с такой высоты. А пролетел он добрый десяток метров. Вот если бы он на гледичию попал, растущую левее, то до земли долетели бы ошметки. Ну, или изрубленное трехколючковой колючкой тело.

Мамин снова всмотрелся вверх и прислушался. Не слышно ни криков, ни команд. Никакой суеты, будто и не было побега. Странно это!

Алексей перевернулся на спину, прогнув под собой мягкий ковер прошлогодних, позапрошлогодних, и, черт его знает, сколько годичных листьев. В метре от него распушилась альбиция. Тонкий, как талия красавицы, ствол был опушен короной из резных листочков, напоминающих папоротник, с нежно-розовыми ажурными метёлочками. Вот уж точно, красота спасет мир!

Декоративное деревце вернуло Алексея к жизни. Его будут искать. Уже ищут. И найдут, пока он впечатляется. Он с трудом поднялся. Шлепки лежали неподалеку. Босым по лесу много не побегаешь. Алексей сунул ноги в резину, прижал левой рукой намокшее от крови плечо и повернул влево, в чащу. Маша говорила, что там должна быть шахта законсервированного лифта. По ней он сможет спуститься к подножью ливадийского холма. К самому морю. Там волностойкий плавучий причал, у которого пришвартованы моторки. Если лифт исправен и моторки на месте – он спасен!

Продираясь сквозь бирючину, кизильник и олеандр, Мамин особо не таился. Прыгать за ним агенты не станут, велик шанс убиться. Поэтому сейчас его главным врагом было время, хотя и не таки опасным, как доктор. Холм опоясывали несколько дорог и бесчисленные тропы, заботливо протоптанные доктором Боткиным и его соратниками еще в начале двадцатого века. Он может появиться на любой из них и по любой из них двинуться на запад или на восток. На востоке – через Ялту, Гурзуф дорога на Симферополь или через Судак в Керчь, на западе – дорога на Севастополь. Мамин понимал, что поймать его могут только случайно.

Впереди обнажился бетонный короб высотой не более двух метров. Он, как будто вырос из земли, как гриб. Стены его были в разводах от таявшего снега, дождя и мочи. Местами протянулся плющ, уходя нитками в расселины и неровные стыки. Бетонные плиты изрядно покрошились от времени, образовав черные пустотные дыры, смотревшие на Мамина как амбразуры ДОТа. Алексей остановился. Замер. Короб действительно напомнил ему ДОТы его ОПАБа. Его словно окатило ледяной водой. Мурашки забегали, словно молекулы в броуновском движении. Он подошел к входу в лифт. Вход был закрыт двустворчатой ржавой металлической решеткой, на петлях которой висел амбарный замок.

Разумеется. На что он рассчитывал. Это же безумие!

Местность была проверена и перепроверена. Все возможные пути побега перекрыты. Более того, никто не будет рыскать наудачу по дорогам и тропам. По сигналу «ВУЛКАН-3» бойцы выдвинутся на заранее установленные заслоны. А Маша?! Она же сказала про лифт. Подставила? Она – агент, он это знает. Но ведь она спасла его. Ценой если не жизни, то точно свободы. Спасла ведь!? Или подставила? Выполнила очередной приказ Пояркова, как в Петербурге.

Мамин замотал головой. Все! Все! Хватит! Тухлые мысли в сторону. Думай! Думай!