– Я путник.
Доктор ожидал продолжения, разъяснения и тому подобного.
– Куда путь держите? – прервал он молчание.
– Куда или откуда – не имеет смысла, – последовал ответ, сказанный тоном надменного превосходства.
– Ну так поясните нам, милейший, – стараясь не раздражаться, сказал Миллер.
И тут пациент изложил занятную историю. Август Адамович не спорил, не возражал, а делал вид, что слушает внимательно. Присел на лавочку поближе к больному, чтобы принюхаться. Так и есть: ни намека на перегар. Диагноз однозначный. Праздник ни при чем. Это – болезнь.
– Вот в чем состоит дело, – закончил странный господин. – Вы не поверили.
– Отчего же, голубчик, вы убедительны, – сказал Миллер, вставая с лавки.
– Правда поверили?
– Истинная правда, – доктор запахнул пальто. – Обождите тут, пойду посоветуюсь, как вам помочь. Не замерзли? Одеяла принести? А то вы без пальто.
– Я не боюсь холода.
– Ну и славно, – Миллер улыбнулся, хоть и не любил этого. – Ждите.
Выйдя во двор и затворив дверь, он дал указание санитару: взять в подмогу Печенкина и отвезти несчастного куда следует.
– Больных сифилисом и сошедших с ума не принимаем. Так ведь, Ергушин?
Санитар согласился: на этот счет в Обуховской правила строгие.
– Значит, везите на Пряжку. Там путнику самое место.
12
Искать счастливое место Пяткин зарекся. Не до того ему было. С вечера напал на извозчика неведомый страх. Казалось бы, страх – привилегия барышень и нервных субъектов, которые от безделья не знают, чем себя развлечь. Трудовому мужику страх незнаком. Да вот только Пяткин с ним близко познакомился.
Как умчался с Обводного, как выехал на Невский проспект и дал лошаденке передышку, приметил на углу городового. Тут и показалось, что городовой вроде спросить хочет: «А не ты ли, Пяткин, убивец?» Извозчик глаза отвел, нос в воротник засунул, проехал мимо. У следующего городового страх чуть не задушил. И душил при виде каждой черной шинели. Замучил вконец. Извозчик чуть живым в конюшню вернулся. Зарылся в сено и остался ночевать.
Утром проснулся, водицы ледяной испил, лошади овса насыпал, вроде отпустило. Стал он сам с собой беседу вести. Рассудил городовых не замечать, будто нет их. Стоит себе черный столбик, ну и пусть. Ему какое дело.
Выехал Пяткин в город, собрав всю храбрость в варежку. Городовых издали примечал, старательно взгляд отводил. И понемногу обвыкся. Двух пассажиров отвез. Третий попался на набережной Фонтанки. Вышел из казенного здания статный господин в распахнутом пальто, приказал на угол Офицерской и Львиного переулка. Согласился на полтинник[14 - 50 копеек.], не торгуясь. Пяткин осмелел, спину распрямил. Выехал на Садовую улицу и вдруг чует: вонью лютой несет. Даже лошаденка головой вертит. Оглянулся, а господин развалился на диванчике и покуривает сигарку мелкого вида, но такую ядреную, что народ шарахается. А ему хоть бы что. Экий занятный господин.
На Офицерскую улицу Пяткин въехал в бодрости. Лошадке прикрикнул, чтобы веселее шла. Но как подъехал, куда было заказано, чуть не обмер от страха. Оказалось, что господин привез к полицейскому дому Казанской части. Вот и конец: сейчас руки скрутят и поведут в тюрьму. Ожидая неминуемого, Пяткин сжался воробушком. Господин приказал обождать, спрыгнул на снег, отчего пролетку шатнуло лодкой на волнах, при этом издал радостный вздох человека, владеющего здоровым телом.
Сдвинув шапку на глаза, Пяткин услышал, как хлопнула входная дверь, а затем радостный крик его пассажира:
– Ага, попался, жулик!
Извозчик накрепко зажмурился. Все, конец…
– Аполлон Григорьевич? Как тут оказались? – услышал он, не разжимая глаз.
– Да вот решил навестить друга, который прячется два месяца…
– Совсем не прячусь.
– Ну конечно! Жульничать не выйдет… Все, беру вас под арест.
– Я не могу.
– Знать не желаю, друг мой! Едем к Палкину[15 - Знаменитый ресторан на Невском проспекте.], у меня пролетка ждет.
– Зачем?
– О боги естественных наук! Что за человек? Угощу поздним завтраком.
– Благодарю, не голоден.
– Двадцать третье декабря, праздник почти наступил. Пора веселиться. Прокутим наши премиальные. На «гуся» получили? Спустим подчистую. Поехали!
– В другой раз.
– Обидеть хотите? Столько не виделись, и вот так встречаете?
– Давайте не сейчас…
– Чем же так заняты?
– Вызвали в Апраксин рынок, там происшествие.
Пяткин услыхал тираду, от которой и лошадь покраснеет. Но страх поубавился: вроде его арестовать не спешат. Может, опять пронесет… Приоткрыв глаза, он оглянулся. Рядом с пассажиром стоял коренастый господин в каракулевой шапке «Рафаэль». Незнакомец глянул так, что извозчик вжал голову в плечи.
Высказав все, что думает про неугомонных чиновников сыска, Лебедев предложил довести до Апраксина. Дождется, пока Ванзаров закончит свои делишки, и все равно отвезет к Палкину. Свои решения великий криминалист не менял.
Указав Ванзарову залезать первым, Аполлон Григорьевич запрыгнул и втиснулся на диванчик пролетки. Было тесно. Теснота не мешала. Уточнив, куда именно в Апраксин, Лебедев приказал подъехать со стороны Фонтанки. Пяткин обрадовался, что не оказался за решеткой, и забыл сторговаться. Так и поехали.
Аполлон Григорьевич легонько ткнул локтем в бок. У обычного человека уже бы перехватило дыхание, Ванзаров не шелохнулся.
– Ну и что это означает?
– О чем вы?
– Не стройте из себя дурака, оставьте эту привилегию нашему начальству.
Настроение Лебедева было игривым. Проверять его на прочность не следовало. Даже лучшему другу. Ванзаров придвинулся к уху великого криминалиста и спросил шепотом:
– Чем напугали извозчика?
Лебедев пыхнул сигаркой, облачко дыма отнесло на кухарку, которая выронила корзинку и зажала ладошкой нос.