Универсариум

Ну же, детка, признавайся – мы два сапога пара. Мы две ноздри одного носа. Мы два хвоста одного какого-нибудь двухвоста.

Но Полина гордо отрезала:

– Нет.

Как же нет! Ведь не похожа на дикарку.

– А кто? – недоверчиво бросил я. – Дикая? Или Дрессированная? Не поверю.

– Ни то ни другое.

Куда-то мы завернули в туман.

С властным видом она проговорила:

– Есть еще одна группа.

Ах вот оно что! Для себя приберегла секретный профиль.

– Их тоже четыре, как и групп крови, как и психотипов.

– И из какой же ты группы? «Д» – Доминаторы? Или «Д» – Дирижеры?

– Не умничай, – перебила меня Полина. – Всё мимо. Четвертая группа – это Души.

Ишь какую высоту они заняли!

– Это люди, которые прислушиваются к себе, к своему внутреннему я, к своему сердцу. Они поступают так, как нашептывает им их душа, даже если это порой кажется не совсем логичным. Именно нашептывает. Это похоже на интуицию, на необоснованную уверенность в том, что выбранное решение верно. И самое интересное, что только потом, спустя какое-то время, а не сразу после исполнения выбранного варианта действия, ты поймешь, что поступил абсолютно правильно, что только так и никак иначе и нужно было поступить. Все причинно-следственные связи выстроятся в единую понятную систему. Каждое событие обретет смысл и станет звеном в очевидной цепи. И ты поймешь, что не ошибся.

Закончив свою трогательную речь, Полина удовлетворенно замолкла. Она словно девушка из таинственного подводного царства – русалка, получившая ноги. Или инопланетянка из далекой галактики, прибывшая на Землю по туристической визе. Или светоч из потустороннего мира призраков, обретший человеческую плоть. Душистую, грациозную, безжалостно влекущую меня плоть.

– Так значит, ты Душа? – обронил я.

– И ты тоже скоро ею станешь. Ты на пути к этому. Я вижу это. И ты это чувствуешь. Ты найдешь то, что ищешь, даже если тебе пока кажется, что ты не знаешь, что именно. Ты найдешь это, потому что ищешь. Ты почувствуешь. Ты выйдешь из круга первых трех «Д» и только тогда сам признаешь себя человеком.

Я разлил остатки вина в наши бокалы. И мы в очередной раз чокнулись.

– Ну что ж, душа моя, давай за тебя.

– За меня мы уже пили, – смущенно заулыбалась Полина.

– За тебя, – настоял я.

Она не стала отговаривать. И мы выпили.

Я вновь поплыл в ее волнительные глаза. Нырял в глубину, задержав дыхание. Выбрасывался из синевы, словно дельфин. И барахтался на поверхности, разбрызгивая вокруг теплые капли океана.

– Выйдите из круга, выйдите из круга, – саркастично зацитировал я профессора. – А как? Как ты вышла из круга? Как ты нашла эти заветные росточки своей души, которые надо пересадить в горшок и выставить на солнце?

– У каждого свой путь. Но лично я поступила именно так, как и советовал тогда профессор, на той лекции, где мы повстречались. Ты, наверное, не слушал, – снисходительно улыбнулась. – Он ведь тогда открыл тебе, что причина твоей депрессии в осознании собственной обычности. И даже подсказал способ, как стать незаурядной личностью.

– Что-то не припоминаю. Наверное, и правда не слушал – из-за тебя. И… и что там за способ?

Она снова кокетливо скривила губы. И вспыхнула глазками.

– Пойдем. Я тебе покажу.

Ну пойдем-то, конечно, пойдем. Учитывая габариты ее квартиры, идти всё равно недалеко.

Она привела меня во вторую комнату своей так называемой двушки. В спальню.

И это хорошо. Здесь я и заночую.

Полина взяла с полки альбом. Села на кровать. И захлопала по ней ладошкой, приглашая меня сесть рядом. Я с радостью подчинился – и неназойливо прижался к ее бедру своим.

Она развернула обложку, и я увидел рисунок лица женщины, выполненный черным маркером. Очень искусно, стильно и необычно. Я перевернул первый белый лист. Новый рисунок: парень и девушка на мосту. Следующий: обнаженная дама с подогнутыми коленями сидит у окна.

– Это ты нарисовала?

– Угу.

– Очень талантливо. Я не ожидал, что ты увлекаешься этим.

Я перелистывал дальше, рассматривая новые черно-белые сюжеты, проникнутые сексуальностью и мистицизмом.

– Меня с детства тянуло к рисованию. И вроде неплохо получалось. Но не занималась этим активно. А когда впервые услышала о затоптанных росточках души, решила не подавлять в себе эти способности и тягу, а, наоборот, развивать. Как-то профессор сказал, что счастье – это раскрытие всех своих талантов. И вот! Тебе правда нравится?

– Еще бы… О, это что, ты?!

Я уставился на рисунок лежащей на животе обнаженной женщины, поедающей из блюдца вишни. И узнал в ней Полину.

– Да, – засмеялась она. – Вроде автопортрета.

– Это просто потрясно. Ты настоящий мастер. Послушай. Давай я устрою выставку твоих работ, пригласим ценителей, журналистов, соберем публику…

– Мне это не нужно, – перебила она. – Я не сомневаюсь, что ты всё это можешь сделать, но я не стремлюсь к известности или монетизации моего увлечения. Я не хочу превращать это в обычный коммерческий продукт. Пусть росточки растут. Я делаю это для удовольствия.

Я стал уделять ее рисункам всё меньше внимания, переворачивая страницу за страницей уже немного быстрее. Меня стало окутывать волнение от соприкосновения наших бедер и рук. Да еще и на ее кровати!

Полина сказала:

– Творчество делает человека необычным, особенным.

Среди моих скрытых талантов есть только способность складывать из спичек башенку. А среди развитых – мастерство переводить деньги в электронную валюту, обезличивать их и затем без следов возвращать в наш бренный мир уже легализованными. А из переразвитых – я гениально довожу женщин до оргазма. Хотя таких самопровозглашенных чемпионов – абсолютное большинство.

Что из всего этого можно назвать творчеством?

– Можно я тебя нарисую? – затейливо пролепетала Полина.