Автостопом в Судан. На попутках из Москвы через Грузию, Турцию, Сирию, Иорданию, Египет в Судан и обратно в 1999 году

Сменив три машины, мы приехали в городок Сейдная, лежащий среди гор. Над городом возвышался монастырь Сейднайской Божией матери, основанный в шестом веке. Это самая крупная женская обитель в Сирии, здесь обитают около тридцати монахинь и послушниц.

Мы поднялись к монастырю по крутым лестницам. Было ветрено. Оставили рюкзаки перед входом и заглянули внутрь. Монастырь оказался весьма компактен. После того, как мы осмотрели храм, к нам подошла одна из послушниц, спросила о нашей сущности и предложила пообедать. Зашли в маленькую комнатку, вероятно, специально предназначенную для кормления редких паломников: удобные сидения, столик для еды и ящик для пожертвований. Послушница принесла нам еду и тактично удалилась, чтобы не смущаться и не смущать нас.

* * *

После Сейднаи наш путь лежал в другое христианское селение – Маалюлю. Среди городов и деревень мира остались три места, где люди до сих пор говорят на том самом диалекте арамейского языка, на котором говорил две тысячи лет назад Иисус Христос и его современники. Все эти пункты находятся на территории Сирии, и Маалюля – самый известный из них.

Маалюля расположена в горном ущелье, на высоте 1650 м над уровнем моря, и поэтому здесь прохладнее, чем в Алеппо или Дамаске. Здесь находится монастырь святой Теклы (Фёклы) и другие достопримечательности. Одной из них является узкая расщелина в скалистой горе, возникшая, по преданию, тогда, когда Фёкле надо было спасаться от разбойников – скала расступилась перед нею, и святая скрылась по узкому ущелью.

В Маалюле мы провели полдня. Ночевать в монастыре не стали, и, осмотрев лишь часть интересных мест, продолжили свой путь.

На глуховатой дороге, соединяющей Маалюлю с основной автомагистралью Дамаск – Хомс – Алеппо, мы грелись не меньше получаса, прежде чем нас подобрала машина, идущая аж в Хомс. Жаль, но нам туда не надо. Как только добрались до автобана, мы попрощались с водителем и направились на поиски старинного караван-сарая, именуемого Хан-аль-рус.

Хотя по карте и по иным признакам Хан-аль-рус был совсем рядом, разыскать его никак не удавалось. К счастью, попался местный житель. Тут и обнаружилось, что памятник истории, древний караван-сарай и впрямь представляет собой настоящий каменный сарай без крыши, запущенный и старый, и используется как загон для овец.

Обошли вокруг Хан-аль-руса, посмотрели на овец и поехали в следующий город – Кутейфу.

* * *

Кутейфа оказалась странным городом. Вероятно, иностранцы здесь в диковинку, и за нами увязались многочисленные дети и взрослые, мечтающие показать нам основную достопримечательность – довольно скучную мечеть. Когда мы попросили чая в одной из лавок, нам, в качестве шутки, налили чай с очень высоким содержанием лимонной кислоты. Нормальные люди не способны были употреблять такое питьё, но я демонстративно выпил половину кружки, а второй половиной пытался угостить самого хозяина заведения, который всячески пытался отвертеться от ядовитого «чая». Присутствующие в харчевне граждане удивлялись.

Когда же настал вечер и мы решили обрести вписку в городе сём, стучась в ворота разных домов, дети и взрослые продолжали следовать за нами, вероятно, отпугивая потенциальных желающих приютить нас. Когда мы стучались в очередной дом, оттуда, как правило, выходили люди и пытались направить нас в город Дамаск, где, по их мнению, расположен «хотель». Мы же «хотель» не хотели. Наконец нам удалось избавиться от назойливых детей, помощников и советчиков и, как только мы остались наедине с вечерней пустынной улицей, вскоре в одном из домов мы и обрели ночлег.

Хозяева дома, куда нас привела жизнь, удивились, но приютили нас. Дед, отец и несколько детей заинтересовались появлением иностранцев, и позвали посмотреть на нас всех своих знакомых (видимо, стадность была присуща этому городу Кутейфе). Среди знакомых оказалось и двое полицейских. Не грубо, но как бы между делом, они захотели проверить наши паспорта, коих у нас и не оказалось (как вы помните, мы сдали их в йеменское посольство). Вместо паспортов у нас были пограничные учётные бумажки, выдаваемые всем на въезде, и удостоверения АВП. Полицейские переписали все имеющиеся сведения о нас корявыми латинскими буквами, и, откланявшись, ушли.

В доме был душ и телевизор. Хозяева, желая развлечь нас, перебирали десятки спутниковых каналов, и случайно попали на суданскую программу новостей. Это было подобие нашей советской программы «Время». Диктор, чернолицый человек в белом халате и чалме, на фоне большой карты Судана, читал по-арабски монотонную речь, перемежающуюся видеоматериалами.

Вот Материал Номер Один – Политические Новости. Какой-то человек в пятнистой военной форме произносит спич перед огромной толпой мужчин и женщин, запрудивших площадь. Когда он делает паузы, площадь отзывается тысячью криков, вероятно означающих «Ура!», «Враг не пройдёт!», «Наука победит!» и т.п.. Скорее всего, это был Хартум – где ещё можно собрать такую толпищу?

После политических новостей пошли новости экономические. Важные люди ритуально разрезали ленточки, и на экране появлялись трактора, поля, каналы и комбайны… В общем, сельское хозяйство в счастливом Судане развивалось невиданными темпами. Диктор в чалме, периодически сменяющий видеохронику, комментировал всё происходящее.

Потом пошли новости из хороших стран. Вот важные люди садятся за стол и подписывают бумаги. Среди важных людей – Ельцин, самый настоящий (вот прикол: в Сирии, по суданскому телевидению, увидеть Ельцина). Затем пошли новости из плохих стран: что-то горело, взрывалось, бежали люди с перекошенными от страха лицами… – это была, вероятно, Югославия.

Так, расширяя свой кругозор при помощи известного жизнезаменителя – телевизора, мы дождались ужина, который был по-сирийски обилен, как всегда. Каша из гороха и простокваша, картошка, маслины, хлеб и чай были, как всегда, изобильны. Поели, помылись, оставили хозяевам на память российские открытки и свои адреса, и в 22.20 улеглись спать.

26 февраля, пятница.

Когда мы проснулись на вписке в Кутейфе, хозяева ещё спали. Пришлось уйти, не прощаясь. Андрей с Пашей поехали в ещё один достопримечательный город Дмейр, а я – в Дамаск, на контрольную стрелку. Стрелка сия, 26 февраля в 10.00 напротив российского посольства в Дамаске, была назначена ещё заранее, в Москве. Маловероятно, но всё же могли там появиться: 1) часто запаздывающий Олег Моренков, или же 2) Миша Кошелев, оставшийся в Турции и собиравшийся настрелять там денег на сирийскую визу.

Я вышел на автобан. Не прошло и минуты, как затормозила утренняя маршрутка:

– Извиняюсь, no money (нет денег), – предупредил я.

– No money – no problem! Welcome! (нет денег – нет проблем!) – обрадовался водитель (именно реально обрадовался, а не проворчал огорчённо), и мы поехали в Дамаск.

Дамаск показался уже привычным, родным городом. Быстро миновав пустынные, населённые лишь утренним солнцем улицы (была пятница), я вовремя оказался в условленном месте. Но, как и следовало ожидать, никто, кроме меня, так и не появился. Несколько раз обошёл забор посольства, подождал минут тридцать и покинул это место.

Пятница, арабский выходной день, располагала к безделью. Целый день я бродил по Дамаску, чревоугодничал, сидел, греясь на солнце, писал письмо домой. К пяти часам вечера я прошёл пешком, не торопясь, весь город и пересёк шумную объездную дорогу. Объездная была чуть уже нашей Московской кольцевой, так же полна машин, и называлась, разумеется, Дорога Хафиза Асада.

За кольцевой дорогой имени Хафиза Асада находился целый лес кактусов, а за ним – поле. Солнце ещё не зашло. Я решил, что неплохо было бы заранее лечь спать и капитально отоспаться впрок. Лёг среди этого поля (людей не было) и покрылся тентом.

Прошло минут десять, я уже начал было засыпать, как почувствовал, что меня трогает какой-то предмет. Я выглянул из-под тента. Усатый мужик в зелёной пятнистой одёжке и больших кроссовках тыкал в меня ружьём российского производства. Объясняю свою сущность на англо-арабском языке:

– Sleep, букра сафара йемение (сплю, а завтра в йеменское посольство).

– Sleep – my home, yes? (спать – мой дом, да?) – ответил мужик с ружьём.

Обнаружен в сонном виде А. Кротов

Мужик оказался охотником, звали его Набиль. В большом заспинном кармане, заменяющим рюкзак, он хранил мелких птенцов типа цыплят и по дороге ощипывал их. «Вот накормит этими птичками», – думал я. Дом охотника находился в северо-западной части города, довольно далеко отсюда, там, где дома поднимаются в гору и многослойно облепляют её. Мы шли довольно долго – сперва по широким улицам, потом по узким, кривым и крутым улочкам, которые затем сменились длинными извилистыми лесенками.

Интересно, в этом районе Дамаска я ещё не был! Сплетение домиков напоминало муравейник. Стемнело. Мы шли по улице-лесенке, справа она выходила, скажем, на крышу трёхэтажного дома, на которой висело, сушась, бельё, а напротив были ворота другого дома, и, соответственно, только первый этаж. Почтальонам здесь, должно быть, несладко. Таким образом мы шли тридцать минут; Набиль периодически останавливался и тяжело дышал; я тоже.

Наконец, пришли. Набиль жил в одном из тысяч прилепленных к горе домиков, причём внутри было очень современно: ковры, диваны, столик и телефон. По дому бегали два маленьких ребёнка, молоденькая жена была беременна третьим. Хозяин оказался чистолюбив; придя с охоты, он тут же постирал свои носки, а большие кроссовки спрятал на балкон. Я последовал его примеру. В квартире оказался даже душ. Помылся и постирался, в то время как жена хозяина готовила нам ужин.

Балкон закрывался почему-то на ключ. С балкона открывался потрясающий вид сверху на ночной Дамаск. Город лежал под нами, в долине, и сверкал миллионом огней. Две верёвки на балконе были полностью завешаны бельём, а третья была пуста. Я потянулся развесить свои одежды на ней и тут же получил мощный удар током. От неожиданности я даже забыл обычное в таких случаях российское ругательство, а затем пристроил своё бельё среди уже висящего хозяйского.

Вскоре образовались еда и чай, и мы предались неспешной беседе на смеси английского и арабского языка. В половине девятого вечера весь чай был выпит, и я перешёл в состояние сна на одном из мягких диванов.

27 февраля, суббота.

Набиль, его семья и вписчик я встали в половине седьмого. Я собрался, поблагодарил хозяев за приют и направился вниз, в город. Из такого муравейника домов легко найти выход: иди вниз, вниз, вниз… А вот обратно найти дом, откуда я вышел – если бы я вдруг обнаружил, скажем, что забыл на вписке что-нибудь – вернуться было бы уже почти невозможно! Радуясь, что ничего не забыл, я шёл вниз и ел хлебную лепёшку.

В условленное время, напротив йеменского посольства, собрались шестеро участников Великой экспедиции, желающих получить йеменскую визу: Шулов, Шарлаев, Петров, Марутенков, Казанцев и я; а также седьмой, Гриша

Кубатьян, визу Йемена не получавший (он мечтал уплыть из Египта домой, торопясь на учёбу). Кроме нас, россиян, вокруг посольства толпились многочисленные йеменцы, ожидавшие от своего посольства каких-то благ. Два усатых йеменца оказались русскоговорящими и шутили, веселились, вспоминая прежние времена.

– О, Ленин! Да здравствует великий товарищ Владимир Ильич Ленин! Вы ещё помните такое?

– У нас в Йемене риал тощий – 130 риалов за доллар. А в Омане риал такой жирный! Три доллара за один риал!

Когда, наконец, йеменские посольщики соблаговолили принести наши паспорта, мы их раскрыли и узрели йеменские визы, нас ждало огорчение. Визы были действительны только месяц – до 26 марта сего года. А ведь всем было ясно, что раньше конца апреля мы вряд ли достигнем Йемена, и в анкетах мы просили трёхмесячный срок годности. Пошли жаловаться.

– К сожалению, у нас такие правила: все йеменские посольства во всём мире выдают визы только с месячным сроком годности. Если вы не успеете въехать в Йемен до 26 марта, вы можете попробовать продлить этот срок в другом йеменском посольстве на вашем маршруте или получить новую визу.

Исправлять нам ничего не стали, и мы мысленно сплюнули, немного сожалея о потраченном времени, поблагодарили йеменских посольщиков и продолжили путешествие.

Назавтра, 28 февраля, у нас была назначена стрелка в городе Босра, посвящённая дню рождения Гриши Кубатьяна. Андрей Петров, я и будущий именинник поехали в Босру нераздельной тройкой. Попрощались с прочими (до завтра!) и вышли на Кольцевую дорогу им. Хафиза Асада.

Уже известная нам Кольцевая дорога обходит город полукольцом с южной стороны. Случайно нас свезли с кольцевой не на то шоссе, на которое мы желали (идущее почти прямо в Босру), а на другое, идущее к иорданской границе и имеющее вид автобана. Раз уж так получилось, мы заехали сперва в город Эзру.

В Эзре есть старинный христианский храм св. Георгия, являющийся местной достопримечательностью и почитаемый и христианами, и мусульманами. Храм был построен в 515 году на месте языческого святилища. От древнего капища осталось несколько заложенных каменных дверей в западной части храма, желоба для стока жертвенной крови в алтаре и другие анахронизмы. Был уже вечер, мы осмотрели храм и сели рядом на камнях его ограды. Местные жители, заинтересовавшись иностранцами, окружили нас и вскоре принесли нам «на паперть» хлеб, чай, маслины, простоквашу и другие вкусности.

После города Эзры мы поехали дальше, в Сувейду. Машин было мало; стемнело. Последние километров пятнадцать мы ехали в кузове с огромной коровой. Корова боялась перевозки и заляпала весь кузов навозом, ровным слоем в один сантиметр покрыв дно его. Нам пришлось сидеть на крыше кабины и крепко держаться, чтобы не упасть в навоз и не смутить корову. В таком виде мы и приехали в ночную Сувейду (корова поехала дальше).

Сувейда показалась нам городом развалин. Мы так и не поняли, почему на той главной улице, по которой мы шли, так много разрушенных домов: было ли причиной сему землетрясение или действия израильских диверсантов? Выбрали дом наиболее целого вида и устроились спать на крыше оного, стараясь не разбудить хозяев.

28 февраля, воскресенье.