Опасный трафик

Вот же молодец. Ценный надо сказать кадр. Исполнительный. Другой бы на его месте спрашивать бы стал, зачем это начальство удумало исправную машину на буксире тащить. И пришлось бы начальнику поведать молодому сотруднику историю из своей жизни. Про то, как он однажды передвигаясь на детище отечественного автопрома по бескрайним просторам того же отечества попал в схожую ситуацию.

Была у начальника, который еще тогда не был начальником, а был обыкновенным менеджером, на тот момент 13-шка. Новая. Только что с конвейера сошедшая. Для тех, кто не знает, поясню. Тринадцатая модель, относящаяся к семейству некогда славного итальянского рода Фиатов, правда изрядно захиревшего от долгого проживания на чужбине, и от этого ныне ставшего далеко не таким славным, по особенности своей конструкции имеет всего две двери. Мест же, как полноценный автомобиль, она имеет пять. Доступ к заднему ряду сидений решен путем увеличения входных арок и, как следствие, самих дверей. Так вот, в итоге мы имеем большие двери и соответственно большие боковые стекла.

Поскольку стекла большие, а устройства стеклоподъемников стандартные, то есть как на автомобилях с обычными стеклами, то сами эти устройства выходят из строя с пугающей скоростью. Еще одно значительное неудобство создает то, что завод изготовитель именно на этих моделях принципиально не устанавливает электрических стеклоподъемников. Разумно понимая, что количество гарантийных рекламаций может превысить все мыслимые и немыслимые размеры.

По своему личному опыту могу сказать, ручные стеклоподъемники, в простонародье называемые мясорубками из-за схожести в виде ручного привода, до неприличия неудобны. Нормально ими можно воспользоваться разве что на водительской двери, а вот до пассажирской надо еще дотянуться. При условии, что вы, согласно правилам дорожного движения еще и пристегнуты ремнем безопасности, данное мероприятие постепенно переходит в разряд трудновыполнимых.

Вы спросите: «А зачем открывать второе окно?» Логичный, можно было бы подумать, вопрос. Отвечу я на него так же логично: «А потому что лето». Вы, наверное, просто забыли, что это отечественный автомобиль. А в отечественном автомобиле, в котором, как я уже говорил, завод изготовитель не утруждает себя установкой электрических стеклоподъемников, о наличии такой сложной и технологичной системы как кондиционер, говорить не приходится вообще. И что в таком случае, спросите вы, остается делать? Заниматься тем, чем занимаются автовладельцы отечественных транспортных средств со времен возникновения вышеупомянутого автопрома. А именно: кустарным тюнингом. Я в свое время поступил именно так. Думая, что я хитрее и умнее завода производителя, я самостоятельно установил на свою тринашку электрические стеклоподъемники, которые, как я опять- таки уже говорил, сам завод не устанавливает. Моей фатальной ошибкой на тот момент оказалось то, что в погоне за комфортом я соединил это бесово устройство с сигнализацией. Согласитесь, удобно и приятно выйдя из машины и щелкнув дистанционным пультом, наблюдать, как срабатывает центральный замок и самостоятельно поднимаются боковые стекла.

И теперь представьте себе картину. Лето, загородный проселок, ведущий к вожделенному озеру. И фермерский грузовик, несущийся на полном ходу и поднимающий за собой сплошную стену дорожной пыли. Рефлекторной реакцией на вид этой рукотворной песчаной бури было одновременное нажатие обеих кнопок подъема стекол. Механизмы с натугой и отчаянием принялись за свою непосредственную работу. И даже героически ее выполи. Почему героически? Да потому, что, достигнув конечной цели – поднятия стекол, от чрезмерной нагрузки они погибают, попутно сжигая предохранитель сигнализации. Машина глохнет, окна закрыты. То, что причиной всей этой поломки является пятнадцати амперный предохранитель, ставший в итоги слабым звеном всей системы, я выяснил намного позже, находясь уже на станции технической помощи. Проклятый предохранитель размещался отнюдь не в положенном ему месте в распределительной коробке, что лишило меня шанса устранить неисправность самостоятельно.

На тот же момент передо мной встала задача транспортировки неисправного автомобиля в место, где ему бы могли вернуть его рабочие состояние. Спутники мои, поддавшись сиюминутному порыву, поступили подобно крысам с тонущего корабля – посчитав, что до озера они смогут добраться самостоятельно, оставили меня разбираться с проблемой в одиночку. Признаюсь, и у меня был порыв поддаться их примеру, и, бросив злополучную тринашку, пойти купаться. Но я рассудил здраво, что к вечеру у моих компаньонов все же будет шанс вернуться домой на попутке, каковой я в отличии от них воспользоваться не смогу. В общем я остался наедине со своим горем. На мою удачу вскоре со стороны озера показалась машина, водитель которой без особых уговоров и капризов согласился за умеренную плату оттянуть меня в город, до ближайшего автоэлектрика.

Вот теперь я добрался до того самого момента, ради которого собственно и начал вести это повествование. Последующие сорок минут моей жизни запечатлелись в моей памяти очень прочно, поскольку таких физических мучений мне доселе еще не приходилось испытывать. И так, тридцать пять в тени. Соответственно еще плюс десять градусов на солнце. Консервная банка, которую отечественный производитель, называет автомобилем, прогрелась не хуже хорошей скороварки. А внутри этой скороварки пришлось ехать мне. За время дороги я умудрился освободиться от майки и шортов, при этом не отпуская одной руки от руля естественно. Можно было продолжать раздеваться и дальше, но по моему разумению избавление от плавок не принесло бы мне значительного облегчения. Майка, не успевшая промокнуть насквозь в первые минуты путешествия, все же к окончанию поездки была похожа на половую тряпку, поскольку постоянно использовалась мной для оттирания пота, ручьями заливающим мне глаза.

Только потом я осознал, что чудом сумел избежать теплового удара. И то, последние метры, которые мы преодолевали, паркуясь перед тех. станцией, я помнил достаточно смутно. В глазах уже начало темнеть, а в ушах громогласно отдавался каждый удар сердца.

Итог всего произошедшего – я починил машину, отомстил вероломным товарищам, не поехав за ними, предпочтя эфемерное озеро холодной ванне дома. И еще, я приобрел богатый жизненный опыт, который гласил, что не стоит ездить летом в машине без кондиционера с закрытыми окнами.

Плохой и вредный начальник на моем месте наверняка бы приказал поменяться машинами, чтобы молодой подчиненный имел возможность самостоятельно приобрести свой собственный жизненный опыт. Но я не был вредным начальником, тем более что Ден был хорошим и исполнительным подчиненным.

Так что я оставил машину с включенным двигателем, работающим на холостых оборотах обеспечивающим работу кондиционера, и пошел крепить буксировочный трос. По моему разумению топлива при таком использовании мне должно было хватить до точки перехода. Так или иначе, вариант езды с открытыми окнами мною все равно не рассматривался ввиду особенности местной фауны.

Я размотал трос с лебедки, закрепленной на переднем бампере моего внедорожника, и зацепил крюк за буксировочную проушину на машине Дена. Можно было трогаться. Я вернулся в машину и еще раз проглядел показания бортового компьютера. Все было в норме.

– Дэн, проводим дезинфекцию и в путь, – коротко скомандовал я по рации.

– Уже провел, – последовал немедленный ответ.

– Тогда просто подожди меня две минуты.

Я включил систему герметизации и запустил дезинфектор. Клубы ядовито зеленого дыма повалили из вентиляционных отверстий, заполняя машину снизу доверху. С минуту я ничего не видел, окутанный плотной завесой дыма. Потом заработали насосы, освобождая внутренности машины от дезинфекционного газа и остатков враждебной фауны.

– Поехали, – сказал я сам себе, давя на клаксон.

Дэн аккуратно тронулся, постепенно натягивая трос. Дорога домой началась, и пусть, дай бог, кончится без приключений.

Мы постепенно разгонялись. Я внимательно следил за ходом стрелки на табло спидометра, намереваясь, если что, осадить доморощенного стритрейсера. Но Дэн себя вел прилично. Как только стрелка достигла ста километров в час, разгон прекратился. Я вернул микрофон рации на место и, позволив себе расслабиться, откинулся назад.

Обычно буксировка это монотонное и в то же время утомительно занятие для ведомого. Приходится постоянно быть в напряжении, поскольку сам ты лишен особой маневренности и, что самое неприятное, достаточного обзора. Здесь же, в ровной как бильярдный стол пустыне, все было намного проще. Я всего лишь придерживал одной рукой руль, не опасаясь со стороны Дэна ни резкого торможения, ни непредвиденного маневра. Препятствий в этой пустыне не было. Мы двигались по кратчайшему маршруту, то есть по прямой.

Прошел час. Оставалось еще минимум четыре. Я почувствовал, как действие стимуляторов, до этого придававших мне силы, постепенно ослабляется. Постепенно меня стало клонить в сон. Ругнувшись, я полез в холодильник за очередной порцией энергетика.

Ужасно не люблю эту химию, но приходится ее воспринимать как неизбежность. Хорошо, что хоть заказчик постоянно снабжает меня по- настоящему действенными коктейлями, имеющими, в отличие от находящихся у нас в свободной продажи, приемлемый вкус. Та дрянь, которая в изобилии стоит на полках магазинов, обычно помогает несильно. А уж муки, которые приходится принимать во время ее потребления, благодаря кислотно-цитрусовому вкусу этого пойла, я вообще не считаю приемлемыми ради достижения сомнительного результата. Мне даже иногда кажется, что именно вкус энергетика и является его основным тонизирующим средством.

Опорожнив банку, я бросил ее под заднее сидение. Обычная практика для многих автомобилистов и, в принципе, даже разумно обоснованная. Оставляя мусор внутри машины, ты сохраняешь экологию. Главное не забывать его вовремя оттуда вытряхивать в специально отведенных для этого местах, пока экология твоей собственной машины не перешла в стадию бедствия.

В голове немного просветлело, настолько, что я даже начал думать, анализируя сегодняшние события. Копаясь в своей голове, я с раздражением для себя самого осознал, что смерть Виталика совершенно не тронула меня. Выходит гибель сотрудников для меня уже стала рутинным и обыденным явлением. Я выругался, злясь на самого себя. Виталик хоть и был предателем, но все же был некогда членом команды. И еще одни момент выбивал меня из колеи. На этой работе мне уже приходилось убивать, но еще никогда своих.

Вообще то рутина – это бич практически любой работы. Представьте себя на месте, ну, например, пекаря. В первый раз придя на работу, вы внимательно и тщательно относитесь к своим обязанностям. До грамма отмеряете муку и сахар. С точностью до секунды и до градуса контролируете работу печи. Все в таком духе. И на первых порах, за исключением ошибок, вызванных неопытностью, конечно, у вас получается пышный румяный хлеб, радующий взор и желудки покупателей.

Потом вы набираетесь опыта. И производство перестает занимать все ваше внимание. Вы все еще выпускаете отличный хлеб, но в вас уже нет той трепетности по отношению к своей работе. И вот, наконец, третий этап. Вам все надоедает. Вы, не глядя, насыпаете муку, не особо внимательно следите за печью. Все ваши навыки дошли до автоматизма, и мозг перестает принимать участие в трудовой деятельности. Есть конечно исключения, всегда находятся среди прочих настоящие профессионалы своего дела, которым монотонность и обыденность не ставит на глазах шоры, но, к сожалению, их всегда единицы.

И хорошо, если вы всего лишь пекарь. Ну, может, поругает вас руководство, на время наставив на путь истинный. Может кто-то, помянет плохим словом, вгрызаясь в подгорелый или не пропеченный бок вашей булки. Ну и что. Вред от вас минимальный. А теперь представьте, что вы милиционер или, например, врач.

Все остается тем же самым, только вместо печи, муки, дрожжей и сахара перед вами живые люди с жизненно важными проблемами. Хирург или терапевт ставит, не глядя на больного, диагноз, лишая его здоровья или жизни. Блюститель закона, не разобравшись, ломает чью- то судьбу. Все то же самое. Только ответственность и вред в сотни раз больше. А вот процентное отношение профессионалов, к сожалению, такое же.

Я всегда ревностно относился к этой проблеме, не давая себе стать одним из легиона подобных людей, доведенных рутиной до полного равнодушия и заскорузлой черствости. И вот я уже почти среди них.

А ведь были и другие времена. Я вспомнил, как переживал за первого потерянного мною товарища. Пашка был моим другом еще со времен института. И именно после его гибели я решил придерживаться золотого правила, не брать на работу знакомых. Слишком тяжело их терять, и невозможно трудно смотреть в глаза их родственникам.

Смерть Пашки была нелепой. Мы, тогда еще первая и единственная тройка, шли транзитом через Баршир – почти еще девственный малозаселенный мир. В каталоге про него было сказано, что из всех опасностей для человека самой большой являются хищники, обитающие в бесконечных Барширских джунглях. Наш путь пролегал далеко от этих мест, вдоль скальной гряды по пустынной каменистой равнине. Расстояние до точки всего лишь в двести километров мы преодолели часов за пять. Дорог не было в априори, и мы потратили много времени, блуждая меж россыпей скальных глыб, выискивая средь них проходы. Тем не менее, пять часов – были достойным результатом. Компьютер отвел на этот переход полсуток расчетного времени.

Мы были невероятно горды собой. Обыграть бездушную машину более чем в два раза нам до этого еще не удавалось. Надо было бы закрепить рекорд и поскорее покинуть этот мир, но нас сбила с толку небольшая горная речушка, попавшаяся в самом конце пути.

Кристально прозрачная вода обрушивалась с небольшого уступа, образуя живописный водопад. А под водопадом лежало небольшое, но совершенно невероятно красивое озерцо. Мы переглянулись с Пашкой, который в тот момент был за рулем, и он, не говоря ни слова, повернул транспорт к озеру. Забыв все предписанные и придуманные мной самим инструкции, мы все вместе вышли из машины и расселись на камнях посередине этого райского уголка.

В глубине прозрачной воды скользили крупные серые тени – огромные и на вид совершенно съедобные рыбины, в изобилие водившиеся в озере. Недолго думая, мы тут же при помощи ножей изготовили каждый по рогатине. И с непередаваемым детским восторгом кинулись на охоту за непугаными доселе рыбинами. Мастеров рыбалки с помощью остроги среди нас, естественно, не было, но рыба была столь ленива и непугана, что мы набили полтора десятка за какие-то десять минут. Основную добычу было решено отвезти домой, чтобы, кстати, подтвердить легенду нашего отсутствия перед домашними, для тех у кого они были. Пару же рыбин решено было изжарить, как говорится, не отходя от кассы.

Не останься мы разводить тогда костер и жарить рыбу, может, все бы и обошлось. Но в тот день ребячество всех нас стоило Пашке жизни.

Когда мы, наломав веток и разведя огонь, уже развесили над ним нанизанные на тонкие веточки трофеи, к нам пришла беда в виде безобидного на первый взгляд туземца.

Заморыш невысокого роста, закутанный в полинявшие шкуры, с каким то легкомысленным луком в руках, неожиданно возник со стороны водопада. Первым его заметил Пашка. Все, как одна, инструкции, полученные мною по электронной почте, строго настрого запрещали мне и членам экипажа общаться с туземцами в технологически неразвитых мирах. Слова этих правил теперь горят в моей памяти огненными буквами, но тогда я не обратил на них внимание. Да в принципе и не успел бы тогда, наверное.

Завидев подходящего к нам туземца, Пашка, не раздумывая, замахал ему рукой. Тот продолжал идти к нам. На лице аборигена блуждала дебиловатая улыбка, да и весь вид заморыша совершенно не вызывал опасений.

Пашка, повинуясь непонятному душевному порыву, нагнулся к костру и, подхватив один из импровизированных шампуров, протянул его незваному гостю, предлагая ему разделить нашу немудреную трапезу. Это и было главной ошибкой. Не знаю, что не понравилось туземцу. Быть может то, что незнакомцы в черных комбинезонах жарят на углях рыбу из священного озера его племени, а может, он посчитал Пашку демоном, повелевающим огнем. А может быть, просто добродушный жест был неправильно истолкован, и напугал аборигена. Не знаю. Только в следующий момент лицо заморыша исказила гримаса гнева и ярости. Он поднял вверх свой дурацкий лук, и тут же доказал, что последний, несмотря на свой внешний вид, является в умелых руках грозным оружием. Стрела, выпущенная с расстояния в двадцать метров, вошла в Пашкину грудь, пробив правое легкое.

Пашка схватился за древко, торчащее из груди и стал медленно заваливаться на бок. А мерзкий дикарь, издав победный клич, кинулся к нам, размахивая каменным ножом. Виктор, третий член нашей команды и по совместительству стрелок, впал в ступор, забыв о лежащем у его ног автомате. Он смотрел, как на него несется недомерок с камнем в руках и не знал, что делать. В глазах у него застыл страх, граничащий с паникой.

И тогда пришлось действовать мне. Выхватив из кобуры пистолет-автомат, я нацелил его на убийцу моего друга. Лазерный целеуказатель уперся в грудь недомерка, почти в то самое место, в которое он поразил Пашку. А в следующую секунду очередь свинцового града в клочья разорвало шкуры, прикрывающие его тело и саму плоть убийцы. Клочья мяса и брызги крови вылетали из его спины вместе с осколками разрывных пуль, а он все еще продолжал по инерции бежать. Когда же он, наконец, упал, то у наших ног оказалось не тело человека, а лишь кусок истерзанного мяса.

– Хватай волыну и прикрывай, – рявкнул я на Виктора, выводя его из ступора.

Сам же я бросился к Пашке. Но было уже поздно. Из глаз его медленно уходила жизнь, по капли вытекая вместе с кровью, сочащейся из раны на груди. Я склонился над ним, боясь прикоснуться к телу, сотрясаемому последними конвульсиями. Все было кончено.

Вытащив из багажника кусок брезента, я завернул в него тело Паши. В одиночку, Виктор стоял на прикрытии, я перетащил тело друга на заднее сидение джипа.

Раскидывая из под колес пыль и мелкий гравий, мы на всей скорости покинули злосчастное озеро. За всю оставшуюся дорогу мы больше не видели ни одного туземца. Не знаю, правда, на их ли счастье или на наше.

Похоронили мы Пашку у подножия безымянной горы, всего в паре километров от рамки перехода. Завалив тело камнями, чтобы до него не добрались дикие животные, мы долго сидели в лучах закатного солнца мира, ставшего для одного из нас последним увиденным. Вести тело домой я не решился. Тем более заниматься похоронами в одной из пригородных посадок меня и вовсе не прельщало. Пусть его прах покоиться в этом чужом мире. Не скрою, на принятие этого решения помимо всего прочего повлиял страх перед силовыми структурами родной земли. Мне и так пришлось провести немало часов в комнатах следователей родной милиции.

По счастью, уезжая, Пашка не сказал жене, с кем и куда он едет. Официальной версией была рыбалка, увлечением коей Пашка при жизни действительно страдал. Органы, конечно, попортили мне немало нервов, пытаясь выяснить, не связано ли исчезновение Павла с деятельностью фирмы, в которой он трудился. Но связи с моей организацией они так и не установили.

По прошествии пары лет дело было закрыто и списано в архив. Осталась только розыскная карточка, по которой никого и никогда не смогут найти. Нет, вру. В душе осталась на всю жизнь тоска и боль по потерянному товарищу. Да еще привычка раз в квартал отправлять жене покойного конверт с деньгами без обратного адреса. Своеобразная пенсия. Надо сказать, что Вера, жена Пашки, за пять лет так и не нашла себе новой пассии. И от сознания, что Пашка был по- настоящему хорошим человеком, мне становилось только тяжелее.

Смерть Виталика для меня прошла совершенно незаметно. Я пытался раскопать в глубине своей души хоть какие-то чувства к убитому мною же человеку, но напрасно. Совесть безмолвствовала, чувств не было.