Мольберт в саду Джоконды

– Это она! Это все она! Это она застрелили Степу! Это она убила месье Клода! – кричала Лиза, вдруг осознав, что говорит все это на русском. Однако грабительница и убийца, видимо поняв, что она имеет в виду, крайне недобро сверкнув глазами с поволокой, перебросилась парой слов с юной полицейской, и та, резко и крайне больно одернув Лизу, незаметным для окружающих быстрым жестом ткнула ее в бок, да так, что у девушки перехватило дыхание, и крик тотчас смолк.

– Не надо орать! А будете хулиганить, придется применить силу.

Чувствуя, что ей недостает воздуха, Лиза понимала: ничего уже не поможет. По крайней мере, в данный момент. А будет ли что-то после этого, она не ведала. Потому что кто мог дать гарантию, что она доедет в целости и сохранности до полицейского управления, когда за рулем автомобиля модель-убийца?

Может, она «попытается бежать» и будет застрелена. Так же, как модель-убийца до этого застрелила Степу.

Попытается бежать…

* * *

Повалившись на руку юной полицейской, Лиза задергалась. Бок, в который та ткнула двумя пальцами, еще ужасно болел, но дышала она уже без проблем. Только вот никому об этом знать пока что не требовалось.

Ее живо извлекли наружу, положили на мостовую, и Лиза, наблюдая за воцарившейся паникой сквозь приоткрытые веки, все искала подходящий момент.

После того как ее постукали по щекам, сунули что-то под нос и поставили на ноги, два дюжих полицейских снова усадили ее на заднее сиденье полицейского автомобиля.

– Воздух, мне нужен воздух! – взмолилась Лиза, когда поняла, что дверца вот-вот неминуемо захлопнется, и один полицейский только прикрыл, но не закрыл ее.

В этот момент из дома стали выносить большой пластиковый мешок, в котором, в этом Лиза не сомневалась, покоилось тело месье Клода.

Это привлекло всеобщее внимание: зеваки, потеряв интерес к Лизе, стали снимать на смартфоны это нехитрое действо, полицейские, оттесняя зевак, также были заняты своими делами. И даже модель-убийца, повернувшись к ней спиной, разговаривала по мобильному.

Лиза, руки которой по-прежнему были закованы в наручники, осторожно оттолкнула ногой прикрытую дверцу полицейского автомобиля, а затем, убедившись, что на нее никто не смотрит, попросту поднялась с сиденья, что далось ей на удивление легко, и оказалась на мостовой.

На нее по-прежнему никто не смотрел. Одна сторона была полностью заблокирована, имелась только единственная возможность: туда, вниз, по пересекавшейся с рю Франсуа Мирон улице, куда-то в сторону Сены.

Бежать Лиза не стала, а неторопливо зашагала, словно прогуливаясь, правда, с наручниками на запястьях, пока что не привлекая к себе ненужного внимания. Впрочем, сложно не привлечь к себе внимания, если твои руки в кандалах.

Однако – и это было самое удивительное – этого пока что никто не замечал. Возликовав, Лиза ускорила шаг – и вдруг услышала возбужденные голоса. Несколько китайских туристов, которые не принимали участия во всеобщей вакханалии, таращились на нее во все глаза, а потом, кивая и улыбаясь, принялись снимать ее побег на смартфоны.

И пусть запись окажется в Интернете, Лизу это уже не волновало. Она полетела вниз по улице, не веря, что удалось сбежать.

Удалось-то удалось, только практически сразу за ее спиной раздались крики, пронзительный свисток, громкие разъяренные голоса. Ну что же, незамеченным ее побег оставался не больше пяти или семи секунд – временной промежуток для эпохи всеобщей оцифрованности и вездесущих смартфонов просто огромный!

Останавливаться Лиза не намеревалась. Она понятия не имела, куда ей направиться – не в российское же посольство? Хотя почему бы и нет? Знала бы еще, где оно в Париже располагается.

Но пока что она хотела одного: уйти от парижской полицейской с внешностью топ-модели, которая была по совместительству грабительницей и убийцей. И пусть она рано или поздно окажется в руках ее коллег – они же не все тут связаны с криминалом.

Или все?

И пусть ей не поверят, во всяком случае, сначала, но в их компании она будет в безопасности. Относительной безопасности.

А вот если окажется тет-а-тет с этой моделью-убийцей, то вряд ли протянет ближайшие десять минут. Возможно, даже пять.

Сбегая по улице вниз, Лиза заметила большой фургон, который как раз намеревался заехать в один из внутренних дворов. Протиснувшись в паре сантиметров между стеной и кузовом, Лиза на мгновение замерла – ее преследователи оказались перед преградой.

Неподалеку раздалось завывание полицейской сирены. Кто-то разъяренно кричал, приказывая водителю фургона освободить улицу, а Лиза продолжила свой кросс.

Наконец, чувствуя, что силы ее покидают, Лиза вывернула куда-то вбок – и заметила огни полицейских автомобилей, которые перегородили улицу внизу.

Итак, она оказалась в ловушке. Сколько минут прошло с момента ее побега – шесть, семь, восемь? Лиза поняла, что сама дала модели-убийце великолепный шанс застрелить ее во время задержания.

И тут, словно ее мысли материализовались, Лиза увидела модель-убийцу, которая, еще не видя ее, с кошачьей грацией двигалась из темного проулка прямо в ее сторону.

А потом наконец увидела.

* * *

В ее руке блеснул пистолет, Лиза метнулась на соседнюю улицу, внизу которой, впрочем, тоже мельтешили полицейские огни. Впрочем, тогда лучше сдаться ее коллегам, чем отдать себя в руки этой особы, которая теперь уж ее в живых точно не оставит.

Летя вниз, девушка вдруг поскользнулась на гладкой мостовой, полетела и больно ударилась коленкой. И поняла, что идти дальше не сможет.

Значит, модель-убийца сейчас настигнет ее и…

О том, что последует за этим, думать упорно не хотелось. Интересно, а что будет, если закричать? Только сил даже на крик уже не осталось.

Внезапно темная стена прямо около нее сдвинулась с места, а Лиза поняла, что это никакая не стена, а металлическая, одного с ней цвета, дверь, видимо, черного хода одного из располагавшихся на соседней улице заведений.

В давно наступившей осенней темноте, в черном проеме, почти сливавшемся со стеной, Лиза увидела чей-то силуэт и услышала знакомый голос, обратившийся к ней на русском:

– Ну, давайте же! Вот моя рука! Живее!

И еще до того, как Лиза поняла, кому принадлежит этот голос, она схватила протянутую ей из темноты, практически из стены руку, и та втащила ее в черный проем, после чего раздалось глухое лязганье закрывающейся двери.

Сразу затем зажегся яркий свет, и Лиза зажмурилась. А когда открыла глаза, то уже поняла, кому обязана своим спасением: перед ней стояла хозяйка антикварного салона, в котором они со Степой побывали всего лишь часа три-четыре назад, мадам Барбара.

Или уже в прошлой жизни?

* * *

Хозяйка антикварного салона, облаченная все так же, как и во время их визита в ее заведение, стояла около нее, проверяя замки и засовы двери черного хода.

Повернувшись к Лизе, она бросила на нее долгий взгляд и сказала:

– Да, Париж вам явно на пользу не пошел. Скажу по секрету, он мало кому идет. У вас вся коленка в крови. Надо обработать. Да и наручники тоже неплохо бы снять.

Она двинулась по длинному извилистому коридору куда-то в глубь здания, а Лиза последовала за ней, пытаясь сообразить, что же ей такого сказать мадам, чтобы та поверила и не сдала ее в руки полиции.

Наконец они оказались на просторной, но пропахшей табаком кухне (на изящной старинной пепельнице покоилась тлевшая сигарета), где мадам, указав девушке на стул, произнесла:

– На вас лица нет, что, впрочем, совсем неудивительно. Я слышала, какой поднялся полицейский переполох. Вот, держите. Вообще-то готовила себе, но выпьете сейчас вы. Правда, он с коньяком, но вам только на пользу.

Она поставила перед Лизой кружку с черным ароматным кофе, над которой витал аромат дорогого коньяка. Лиза попробовала взять кружку, но из-за наручников этого не вышло.

Мадам Барбара, хмыкнув, заглянула в смежную кладовку, извлекла оттуда ящичек с инструментами и склонилась над Лизой, держа в руках отвертку. Не прошло и нескольких секунд, как наручники с ее запястий спали.

– Вот это да! Где вы этому научились? – произнесла Лиза, а мадам, взяв тлеющую сигарету, затянулась и ответила: