Мольберт в саду Джоконды

Положив перед девушкой на стол одну открытку, мадам нетерпеливым жестом потребовала, чтобы Лиза присоединила к ней вторую.

– Теперь вы понимаете, отчего кто-то убил малыша Клода и выстрелил в вашего молодого человека, а теперь охотится за вами?

Лиза медленно кивнула, отодвинула от себя открытки и произнесла:

– Думаю, с этим надо отправиться в полицию…

Мадам резко заявила:

– К этой самой модели-убийце? Кто вам гарантирует, что там не имеются иные осведомители? Да и не забывайте – пока что все улики указывают на то, что и малыша Клода, и своего молодого человека попытались убить именно вы! Думаете, вас там примут с распростертыми объятиями и тотчас поверят в вашу невиновность, согласившись с тем, что все это дело рук наемной убийцы и тех, кто стоит за этой сеющей смерть особой?

– Попыталась убить? – произнесла Лиза, а мадам заявила:

– Ну да, я когда забирала шкатулку у себя из спальни, включила телевизор. О происшествии в квартире малыша Клода уже сообщают в вечерних новостях. Мир его праху! А вот вашему молодому человеку повезло – его сейчас оперируют, хотя состояние серьезное.

Подскочив со стула, Лиза заявила:

– Мне надо немедленно к нему…

Мадам, взглянув на нее, как директриса школы смотрит на нерадивую ученицу, заявила:

– Помочь ему вы все равно не сможете, предоставьте это врачам. Если ему повезет, он выживет и, придя в себя, расскажет, как все было на самом деле, с вас обвинения автоматически снимут. Но идти в полицию прямо сейчас не просто глупо, но смерти подобно. Вспомните о модели-убийце. Думаю, она все еще надеется лишить вас жизни…

Лиза понимала, что мадам права, но от этого было не легче.

– Вы же свой мобильный выключили?

Лиза кивнула.

– Так-то лучше. Не люблю я все эти новомодные штуки, хотя и у самой они имеются, но не потому, что я старая и противница прогресса, а потому, что никогда не знаешь, не подслушивают ли, не подглядывают ли и не передают ли они кому-либо информацию о тебе. Хотя, конечно, и подслушивают, и подглядывают, и передают. Кажется, даже в выключенном состоянии их можно засечь, не так ли?

– Мой нельзя, – пробормотала Лиза. – Мне Степа поставил особую защиту…

Степа, тот самый, который был на грани жизни и смерти.

– Ну, если защиту выдумал один человек, то другой может ее преодолеть. Так что если имеется то, что нужно скрыть от всеобщих глаз, лучше всего повесить это на всеобщее обозрение.

Снова затянувшись, мадам сказала:

– Однако вас выставлять на всеобщее обозрение было бы сейчас крайне глупо. Помимо того что вы стали свидетельницей ограбления и убийства малыша Клода, вы прихватили то, что принадлежит убийце. Думаю, эта особа уже догадалась и именно поэтому идет по вашему следу!

Лиза закричала, отшвыривая от себя открытки:

– Пусть забирает все это немедленно!

Мадам, пододвигая их к себе, заявила:

– На вашем месте я бы не разбрасывалась этими ключами к оригиналу «Моны Лизы» столь безрассудно. Потому что, не исключено, это – ваше единственное спасение! Пока открытки у вас, убийца, не исключено, будет идти по вашему следу, но не тронет вас, пока не заполучит их. А вот как только они окажутся в его руках, точнее, в ее…

Чувствуя, что на глаза наворачиваются слезы, Лиза прошептала:

– Но что же теперь делать?

Мадам, взглянув в нерешительности на пачку сигарет, вздохнула, вытащила еще одну, зажгла ее и, пустив в потолок дым, ответила:

– А не кажется ли вам, что проще всего доказать свою невиновность, опередив убийцу и тех, кто за ним, вернее, за ней стоит, отыскав оригинал «Моны Лизы»?

И, помолчав, добавила:

– Ведь копию, которая висит в Лувре и которую все считают подлинником, сто с лишком лет назад написала моя бабка, кстати, ваша тезка, Елизавета.

Мона

Всю свою жизнь я придерживалась мнения, что если ставки в игре максимально высоки, то обязательно надо принять в ней участие.

Не то чтобы я была азартным человеком, вовсе нет, скорее всего, даже наоборот: про меня все всегда говорили, что у меня интеллект преобладает над эмоциями, я просчитываю все на десять ходов вперед, люди для меня ничто и никогда никто не знает, что у меня на уме.

Это не так. Я стараюсь просчитывать все на два, от силы три хода вперед, потому что десять – это удел суперкомпьютера, каковым я не являюсь.

А в остальном, наверное, злые языки правы. Вероятно, я не самый приятный человек из всех живущих, однако я никогда не ставила перед собой цель быть таковым.

Моя цель, как я уже отметила выше, принять участие в игре с максимальными ставками – и сорвать банк.

Оказаться в числе проигравших в мои планы не входит.

Однако я реалист и всегда понимала, что графини Монте-Кристо из меня, Моны Лаце, не выйдет. Потому что таковым в массе своей приходится рано или поздно переквалифицироваться в управдомы.

Ну, или, в моем случае, – в приватные секретарши и частные референты.

Получить возможность сесть за стол, за которым идет игра по максимальным ставкам, не так-то просто. Вернее, очень даже сложно.

И, если уж на то пошло, нереально.

Такой шанс выпадает, не исключено, раз в жизни. А может и вообще не выпасть, если активно не искать его.

А я искала. Активно искала.

Причем с самого детства.

И думаю, что наконец-то нашла.

Никто никогда не знает, что у меня на уме – сущая правда. А собственно, почему кто-то должен знать? Вы что, так хотите, чтобы другие знали, что на уме у вас?

Вот то-то же.

Почему с самого детства? Потому что с самого детства мне стало понятно, что надо использовать и развивать в себе те возможности, которые были заложены то ли генами, то ли провидением, то ли случайностью.

* * *