Лытдыбр. Дневники, диалоги, проза

[07.06.2017. ЖЖ]

Предпоследняя на нашей памяти попытка арабских соседей уничтожить Государство Израиль закончилась полвека назад сокрушительным разгромом египтян, сирийцев и иорданцев. В историю этот вооружённый конфликт вошёл под именем Шестидневной войны, хотя основной разгром завершился к исходу вторых суток, а дальше проигравшая сторона просто жевала сопли, пытаясь выторговать через ООН менее унизительные условия капитуляции.

Советский Союз, поддерживавший в той войне арабских вояк, так обиделся на Израиль за происшедшее, что разорвал дипотношения и запретил преподавание иврита. И даже в конце 1989 года, когда я возвращался из первой поездки в Израиль, шереметьевская таможня торжественно конфисковала у меня книгу Черчиллей “Шестидневная война”, русское издание. Нужно понимать, что вся махровая антисоветчина и запрещёнка советской эпохи к тому времени в стране уже широко издавалась и продавалась – и Солженицын, и Набоков, и “Доктор Живаго”, и даже “Ледокол” Суворова готовился к печати. Абуладзе уже выпустил “Покаяние”, и фильмы Германа-старшего сняли с полки Госфильмофонда. А вот “Шестидневная война”, написанная двумя англичанами, потомками Черчилля, всё ещё действовала на советскую власть, как красная тряпка на быка. Обида официально забылась лишь после августовского путча 1991 года, когда между двумя странами восстановились дипотношения.

Иорданцы обиделись так, что один из них, по имени Сирхан Сирхан, год спустя застрелил Роберта Кеннеди, который в то время лидировал на демократических праймериз, но до выборов президента США в итоге не дожил. Причиной покушения убийца назвал захват евреями Иерусалима, хотя покойный сенатор Кеннеди в этом событии никак не участвовал, и вообще, как будет рассказано ниже, город был взят совершенно случайно.

Сюжет Шестидневной войны был прост и примитивен. Гамаль Абдель Насер, большой друг СССР, вознамерился стереть Израиль с карты мира одновременным наступлением египетских и сирийских армий с юга (Синай) и севера (Голаны) соответственно. Король Иордании Хусейн очень не хотел встревать в эту авантюру, но товарищ Насер поклялся ему на Коране, что буквально в считанные часы Израиль будет захвачен, и делить его территорию будут те страны, чьи армии вовремя на ней окажутся. Израильская разведка честно предупреждала короля, что выйдет несколько наоборот, но Насер, увы, показался убедительней. Король вступил в войну, и Иордания стала главным проигравшим её участником. Потому что по Египту и Сирии Израиль ударил первым, быстро разгромив ожидавшие команды к атаке силы противника с воздуха. К тому моменту, когда Хусейну докладывали из Каира, что сирийцы уже взяли Хайфу, а египтяне подходят к Тель-Авиву, война на двух этих направлениях была Израилем уже выиграна, причём не на своей территории, а на египетском Синае и сирийских Голанах она закончилась. Но у короля не было веб-камер, у него был только Насер в телефонной трубке, который бил себя пяткой в грудь и клялся, что его генералы уже видят Тель-Авив в бинокль, а сирийские пируют на горе Кармель.

И король вступил в эту войну. А надо понимать, что до этого, в 1948–1949 годах, Иордания с Израилем повоевала очень успешно. В результате под её контроль отошли все те территории, которые резолюцией ООН от 29 ноября 1947 года отводились под пресловутое Палестинское государство: Иудея на юге, Самария на севере и Восточный Иерусалим посерёдке. Новорождённый Израиль в ту пору ничего не мог противопоставить тренированному британцами Арабскому легиону под командованием Глабб-паши. По итогам Войны за Независимость Израилю пришлось смириться с потерей Иерусалима, где иорданцы тут же сровняли с землёй Еврейский квартал Старого Города, уничтожив в нём все жилые дома. Тот Еврейский квартал Иерусалима, по которому вы, дорогой читатель, гуляли – абсолютный новодел, 1980-х годов постройки. Именно поэтому он так похож архитектурой на Гило и Рамот. А не потому, что архитекторы Гило и Рамота вдохновлялись еврейской древностью. Нечем было вдохновляться, иорданцы там довзрывались аж до культурных слоёв Царя Соломона, на радость позднейшим еврейским археологам. Разумеется, за те 19 лет, что Иордания контролировала Иудею, Самарию и Восточный Иерусалим, ни о каком Палестинском государстве речь не шла. Территории эти были аннексированы Хашимитским королевством, а их гражданам выданы иорданские паспорта, по которым многие живут по сей день. Самое смешное, что под контролем Израиля на территориях, которые он захватил в 1967 году, сохраняют свою силу некоторые иорданские законы, кадастры и правоотношения.

Иордания начала войну обстрелом жилых кварталов Иерусалима. В ответ Израиль развернул мощнейшее наступление по всему фронту. На севере, взяв Латрун, израильтяне к вечеру были уже в Рамалле. В Иерусалиме в ходе упорных боёв они выбили иорданскую армию из всех её укреплений. На юге иорданцам в первый же день пришлось отступить аж до Вифлеема, ещё до начала полномасштабных военных действий (обстрелом иорданских позиций из старых чешских винтовок занималось гражданское население Западного Иерусалима, у которого эти стволы сохранились ещё с перемирия 1949-го). Отряд из 600 египетских коммандос, который пытался просочиться в Израиль с иорданской территории в районе Рамлы, чтобы атаковать аэропорт, был замечен жителями в пшеничном поле – и это поле жители тупо подожгли, так что 450 египтян сгорело, остальные же либо сдались в плен, либо успели добежать обратно до иорданской границы, которая, впрочем, решительно отодвигалась на восток с каждым часом военных действий.

7 июня произошёл главный бой – за Старый Город. Его, вообще-то, не должно было случиться, потому что разгром арабов к тому моменту стал очевиден, и эмиссары ООН срочно готовили перемирие, которое Израиль готов был подписать. Но после того, как силами двух парашютных бригад израильтяне легко захватили Августу-Викторию (средний холм между Скопусом и Масличной горой), Моше Даяну показалось, что сам бог велел дожать. Ни с кем не советуясь и нарушив прямой приказ правительства, Даян велел своим частям взять Старый Город. С задачей справились в общей сложности три батальона ВДВ. Один наступал с горы Скопус, другой – из Кидронской долины, а третий, под командованием Моты Гура, ворвался в стены Старого Города и там воссоединился с первыми двумя, когда те завершили зачистку периметра. Артиллерийской поддержки у них не было, потому что израильтяне боялись повредить сердце святого для них города артобстрелом…

Остатки иорданских частей, оборонявших Восточный Иерусалим, отступили в тот день на север до самого Дженина, были там осаждены и назавтра капитулировали. У иорданцев было серьёзное преимущество в танках с приличной бронёй, они могли бы долго обороняться, но на их беду выяснилось, что бензобаки, расположенные снаружи на корпусе у американских Patton M48, легко и удачно пробиваются снарядами израильских бронебойных орудий. Эти танки просто сожгли прицельной стрельбой по бензобакам с земли и воздуха, ни в какой бой не ввязываясь.

Так 50 лет назад закончилось иорданское присутствие в Дженине и началась новейшая история единого и неделимого Иерусалима, столицы Государства Израиль. Если кто-то из читателей по-прежнему убеждён, что столицей Израиля является Тель-Авив, он приглашается стряхнуть с ушей лапшу советских политинформаций. Иерусалим был провозглашён столицей сразу после окончания Войны за Независимость, 5 декабря 1949 года, а в 1980 году кнессет принял “Закон об Иерусалиме”, имеющий конституционную силу, где прямо сказано о “единой и неделимой столице”.

Очень трогательная история случилась в этой связи с израильской песенницей Наоми Шемер. К 19-летию Государства Израиль (то есть к 15 мая 1967 года) она сочинила убойный шлягер “Золотой Иерусалим” на мелодию португальской колыбельной “Дурашка Иосиф”. В этой неописуемо красивой песне, которую, кажется, за последние полвека только мёртвый не перепевал, рассказывалось не только и не столько о любви автора к “Золотому Иерусалиму”, городу из меди и света, сколько о страданиях древней еврейской столицы, разделённой надвое линией израильско-иорданского перемирия 1949 года. Описывая печальную участь города, “в сердце которого – стена”, Наоми Шемер обильно цитировала “Плач Иеремии”, самую трагическую из библейских книг, где пророк сокрушается о разрушении вечного города и главной его святыни – Храма Соломона.

Проходит всего три недели с первого исполнения песни, а тут вдруг – хуяк! – и нет больше разделённого Иерусалима, а есть единый и неделимый. Потому что наглый Моше Даян забыл спросить правительство и самовольно штурмовал древние стены. После того, как на весь мир прозвучала историческая фраза “Храмовая гора – в наших руках”, Наоми Шемер немедленно села и дописала к песне два куплета, полностью перечёркивающих все предшествующие жалобы и рассказывающих о том, как преобразился древний город, в 44-й раз избавившись от своих захватчиков. Без слёз эти два куплета переводить невозможно, так что воздержусь, но вкратце их смысл передаёт непристойное двустишие про БАМ из моего дворового детства:

Там, где раньше тигры срали,
Мы проложим магистрали.

А в нынешнем году, к 50-летию Иерусалима, друг мой Александр Михайлович Елин, автор многих русскоязычных шлягеров за последние десятилетия, наконец сподобился перевести “Золотой Иерусалим” на русский язык.

За победу в Шестидневной войне израильтянам вскоре пришлось дорого поплатиться – тем же способом, каким поплатились иорданцы за свой военный успех в 1949 году. После стремительной и безусловной победы над всеми воинственными соседями (с соотношением боевых потерь 1:20) в Армии обороны Израиля воцарилась такая эйфория, на фоне которой политическое руководство страны очень бездарно провафлило совместную советско-арабскую подготовку к окончательному решению еврейского вопроса в октябре 1973 года. Правительство и Генштаб накануне Войны Судного дня вели себя буквально как товарищ Сталин 21 июня 1941-го. В ответ на все сообщения разведки о египетских и сирийских приготовлениях к атаке поступали приказы ничего не предпринимать и сидеть на попе ровно. В результате нападение застало передовые израильские части врасплох, и даже отвоёванный в 1967 году контроль над Голанами не помог: сирийцы лавиной смели расположенные там израильские укрепления и двинулись в сторону Хайфы.

Израиль в октябре 1973 года реально находился на волоске от гибели. Страшно подумать, что могло бы случиться, если бы ему противостояли не отмороженные арабские башибузуки, а какие-нибудь нормально управляемые армии. Чтобы стереть в порошок превосходящие силы Египта и Сирии, поддержанные отрядами головорезов из Ирака, Иордании, Алжира, Марокко, Ливии и даже с острова Свободы (кубинцы в 1970-х воевали по всему миру), отдали свои жизни больше 2,5 тысяч солдат и офицеров Армии обороны Израиля, срочников и резервистов.

Агрессоры 1973 года угадали ровно в одном: исход арабо-израильского вооружённого противостояния в той войне решился окончательно. Уже 44 года прошло, а ни одна арабская страна больше не рискнула вступить с Израилем в открытую военную конфронтацию. Вскоре после разгрома, в ходе которого египтяне потеряли больше 23 000 человек убитыми и ранеными, сотни самолётов и тысячи единиц бронетехники, президент Анвар Садат, отдавший приказ о нападении, приехал в Иерусалим, выступил в кнессете и подписал кемп-дэвидские мирные соглашения между Египтом и Израилем. С тех пор две этих страны живут в мирном соседстве. Спустя ещё 16 лет примеру Египта последовала Иордания. В 1994 году всё тот же король Хусейн подписал мир с Израилем и установил дипотношения.

Не готова к мирной жизни оказалась только Сирия под властью диктатора Хафеза Асада (отца нынешнего людоеда). Она так никогда и не подписала мир с Израилем и продолжала лелеять мечты о реванше. Дальнейший ход событий известен: процентов на 80 эта самая Сирия сегодня уже стёрта с лица Земли. Её территория, по меткому замечанию В.В. Путина, превращена пилотами и ракетчиками всех передовых армий мира в удобный естественный полигон для отработки навыков бомбометания и запуска дальних крылатых ракет. Израилю там сегодня почти совсем нечего бомбить – разве что изредка его ракеты разносят в щепы большой оружейный склад в дамасском аэропорту, устроенный Корпусом Стражей Исламской революции для переправки иранского оружия братьям-шиитам из ливанской “Хизбаллы”. Но это уже история не про Сирию, а про стервятников, пирующих на её развалинах. Что-то подобное, к слову сказать, предсказано в 137-м псалме про Иерусалим, который цитируется всё в том же шлягере Наоми Шемер. Православные, которые ошибочно нумеруют этот псалом 136-м, произносят его в церквах каждую пятницу. Как и песня Наоми, начинается он довольно заупокойно, стонами пленённого народа, а заканчивается вполне жизнеутверждающе:

Припомни, Господи, сынам Едомовым день Иерусалима, когда они говорили: “Разрушайте, разрушайте до основания его”.

Дочь Вавилона, опустошительница! блажен, кто воздаст тебе за то, что ты сделала нам!

Блажен, кто возьмёт и разобьёт младенцев твоих о камень!

Про уехавших из Израиля

[02.01.2003. ЖЖ]

10 лет назад, в один из ненастных зимних четвергов 1992 года, на страницах тогда ещё новорождённой газеты “Вести” вышел в свет вполне себе хулиганский двухполосный репортаж “Как мы пели за деньги”, подписанный именами четырёх русскоязычных иерусалимских гуманитариев: поэта Демьяна Кудрявцева, журналиста Аркана Карива, книгоиздателя Арсена Ревазова и автора этих строк.

Сюжет репортажа в полной мере описывается в его названии: мы действительно вышли однажды на исходе субботы вчетвером на пешеходную улицу Бен-Иегуда в Иерусалиме, сели у бронзовых дверей банка “Дисконт”, отгородившись от прохожих распахнутым гитарным чехлом, и пару часов дурным голосом (за неимением лучшего) пели за деньги разнообразные русские песни, искушая щедрость, музыкальный слух и терпение столичных жителей, проходящих мимо. Задекларированная цель эксперимента состояла в том, чтобы выяснить, сколько могут заработать своим искусством уличные музыканты. На самом деле, независимо от научной достоверности и репрезентативности полученных нами финансовых результатов, мы просто отлично развлеклись, причём два раза: сначала, когда пели за деньги, а потом – когда сочиняли статью с таким названием.

Вспомнил я об этой статье десятилетней давности после того, как за одну неделю успел повстречать всех участвовавших в её написании соавторов. Было это не в пример сложнее сделать, чем в Иерусалиме начала девяностых, когда все мы жили друг от друга на расстоянии вытянутой руки (руку надлежало вытянуть, стоя на тротуаре, в пределах прямой видимости какого-нибудь местного таксиста). С Арканом Каривом я увиделся в неве-иланской студии телеканала “Израиль-Плюс”, где он ныне работает редактором и ведущим нескольких программ, а я записывался в предновогоднем выпуске передачи “Ваше право”. Арсена Ревазова, ныне президента рекламной компании ИМХО VI (холдинг Video[55 - Писатель и журналист Аркан Карив скончался в Москве в 2012 году.] International), я встретил в VIP-зале аэропорта Шереметьево-2, улетающим из Москвы в Европу. Демьяна Кудрявцева довелось увидеть на 31-м дне его рождения, в тихом лондонском округе Кенсингтон, в уютной двухсотметровой квартирке окнами на Гайд-парк. Сам я провёл ту неделю между Иерусалимом, Москвой, Лондоном и Генуей (а строки эти пишу в кабинете ещё одного моего московско-израильского друга, Стаса Бельского, сменявшего писгат-зеэвские хоромы начала девяностых на просторную двухэтажную виллу на вершине горы в итальянской деревне Мадонна ди Сассо, с видом на лаго дель Орте и заснеженный пик Монблана вдали, а, дописав, отправлюсь в долину за билетами на следующий рейс, из Ниццы или Женевы в Москву)…

Не претендуя на статистическую достоверность своих наблюдений, отмечу, однако, цифру. Из четырёх израильтян, чьими именами была подписана статья в “Вестях” 1992 года, по состоянию на конец декабря 2002 года жить в Обетованной остаётся один. Самый, замечу, старший из нас четверых и первым из всех (чуть ли не в 1988 году) в Израиль приехавший. Не скажу за всю алию девяностых (так как не располагаю цифрами), но по субъективному моему ощущению, с целевой аудиторией статьи “Как мы пели за деньги” произошла примерно такая же история. Под “целевой аудиторией” я понимаю не весь миллион с лишним приехавших из СНГ в Россию в первой половине девяностых, а вполне конкретную (и, вероятно, узкую) прослойку молодых профессионалов в возрасте от 23 до 35 лет, с нормальной специальностью и хорошим ивритом. Прослойку, которая, в общем-то, оказалась в Израиле вполне успешно устроена и востребована сразу по приезде.

Я не говорю о “социальных случаях” – репатриантах в возрасте за 45, которые после нескольких лет мытарств в Обетованной вернулись бедствовать в Россию от невозможности найти в Израиле работу или выжить на пособие. Среди моих русско-израильских знакомых в этой возрастной категории “ре-репатрианты”, они же йордим, сколько-нибудь заметной доли не составляют. А говорю я как раз о тех своих сверстниках, которые в начале 1990-х выводили чёрной икрой поверх красной девиз: “Жизнь удалась”, снисходительно пролистывали в местной прессе раздел новостей с “доисторической родины” и вальяжно подкармливали ресторанными ужинами заезжих московских коллег, полагая их бедными и голодными. Мы свято были уверены тогда, в первой половине девяностых, что в Израиле всё у нас сбылось, что тут мы пустим корни, наплодим детей, и здесь же они нас со временем похоронят. И если во второй половине девяностых мы двинулись стройными рядами обратно в Россию (вариант: в Европу, Америку, Канаду), то случилось это отнюдь не от безработицы, скромного размера выплачиваемых пособий или “иврит катан”.[56 - Имеется в виду плохое знание иврита (букв. “малый иврит”).]

Оперируя аналогией из советских времён, мы вернулись в Россию по тем же самым причинам, по каким возвращается в Москву выпускник московского вуза, отбыв несколько лет по распределению в Бийске или Кемерове, сделав фантастическую, по бийско-кемеровским понятиям, карьеру. “Ну почему, почему ты едешь? – пытаются понять его порыв остающиеся в Кемерове (Бийске) начальники, сослуживцы, друзья, любовницы, невесты. – Ты же здесь добился всего, о чём мы даже не мечтали. В Москве ты никогда не получишь должности главврача облздрава, не станешь главным архитектором города, не возглавишь губернаторский предвыборный штаб”… А он и не спорит, только улыбается загадочно. Потому что он уже понял то, чего не поняли они. Или думает, что понял. А на самом деле он – заложник своих неуместных амбиций. Но факт остаётся фактом: он садится в самолёт и летит в Москву.

Отток из Израиля профессионалов международного класса в таких областях, как программирование и компьютеры, современная музыка, неивритская журналистика, бизнес и финансы, – процесс совершенно неизбежный, с учётом таких объективных обстоятельств, как размеры страны, географическое её расположение, структура и состояние экономики. Процесс этот не с нашей алией начался, мы тут только часть общенациональной (чтобы не сказать общемировой) тенденции. Офра Хаза, Джерри Левин и Яаков Агам тут такие же показательные примеры, как Максим Леонидов, Михаил Козаков и создатели “Би-2”. Большая проблема Израиля состоит в том, что многие местные уроженцы, вслед за покойным Ицхаком Рабиным, склонны рассматривать эту объективную реальность в гормонально-пафосных терминах, видеть в уезжающих “предателей”, “отрезанный ломоть” и чуть ли не врагов народа. Такое отношение знаменует впечатляющий триумф провинциальных комплексов над пресловутым еврейским здравым смыслом, победу истерического ура-патриотизма над трезвым прагматизмом, позволившим еврейскому народу выжить и сохраниться на протяжении двух тысячелетий в рассеянии.

Люди, уехавшие из Израиля, на самом деле являются не столько “врагами” и “предателями”, сколько проводниками израильских интересов в тех странах, где официальная дипломатия пока никаких впечатляющих успехов не добилась, несмотря на сотни миллионов долларов, исправно выделяемых из года в год на поправку имиджа и столь же исправно “осваиваемых” устроителями посольских и сохнутовских фуршетов. Каждый “йоред”, сделавший удачную карьеру, будь то в Москве, Милане, Нью-Йорке или Лондоне, на практике может быть полезен Израилю куда больше, чем пресс-атташе посольства в том же городе, со всеми его пресс-релизами, брифингами и контакт-листами. Эта простая мысль, вероятно, куда более очевидна для представителей “нашей” алии девяностых, носителей постсоветской космополитической ментальности, чем для местных уроженцев и иных старожилов, не способных поступиться принципом “ха олам куло негдейну”.[57 - “Весь мир против нас”. (иврит)]

В этой связи я смею надеяться, что кто-нибудь из “русских” представителей в будущем кнессете поставит, наконец, на повестку дня израильского законодателя хотя бы такую мелочь, как вопрос о предоставлении всем гражданам Израиля, независимо от места их нынешнего пребывания, права голосовать на выборах. Права, которое россиянами, американцами, итальянцами, бельгийцами, немцами, канадцами или французами воспринимается как нечто само собой разумеющееся: не лишать же гражданина страны одного из основополагающих конституционных прав просто за то, что он посмел работать и жить за границей!.. Израильское табу на избирательное право для “йордим” – постыдный пережиток однопартийного маарахного правления и мировоззрения – давно должно было быть пересмотрено, если не из соображений юридических, то хотя бы в силу его явной непристойности.[58 - До 1978 года, при официальной двухпартийной системе, власть в Израиле принадлежала социалистической партии “Маарах”, предшественнице партии “Авода”.]

[1994. Из армейского дневника]

Прошлое больше не кажется сном – ни сладким, ни otherwise. Вообще всякая способность оценивать образы и как-то к ним относиться – медленно отступает.

Глава третья

Кто придумал Рунет

Арсен Ревазов. Несколько эпизодов с Антоном Носиком в главной роли

Эпизод первый. Москва. 1999 год

Кому принадлежит интернет?

У кого-то заканчиваются лихие девяностые. У нас надувается великий пузырь интернет-компаний. Двукратный годовой рост доткомовской компании в год считается скромным, почти лузерским. Вся просвещённая публика офигевает от интернета как от явления. В бизнес-журналах публикуются захватывающие дух статьи про новую экономику. Время славы и восторга. До того, как пузырь начнёт лопаться, ещё долгих 11 месяцев. В “Балчуге” проходит одна из первых в Москве конференций про интернет. Слушают инвесторы. Выступают интернет-гуру образца 1999 года. Всё выглядит очень по-взрослому. В соседнем зале – очередная конференция стоматологов, которым впаривается какое-то оборудование для протезирования. Мы смеёмся, что в “Балчуге” на одном этаже представлены две успешных экономических модели: новая и старая. Стоматологи уже что-то слышали про интернет – и в совпавшем перерыве группой подходят к группе интернетчиков. Один из них обращается к Норвежскому Лесному, воплощению Иисуса Христа из рок-оперы “Джизус Крайст Супер Стар”: правильная борода с усами, длинная рубаха и страдающий взгляд. Лесной смотрит всепонимающими глазами на подошедшего к нему стоматолога. Мы знаем, что этот взгляд означает: “зря ты ко мне подошёл, добрый человек”. Но стоматолог не знает. Он спрашивает, обращаясь к Лесному, но почему-то во множественном числе:

– Пацаны, я так понял, что вы из интернета?

Лесной складывает руки на груди и страдальчески кивает.

– Слушай, а кому этот ваш интернет принадлежит? Кто тут главный?

Лесной не задумываясь, точным движением руки указывает на Носика, который в это время что-то разъясняет инвесторам, и говорит коротко и внушительно:

– Ему!

Группа стоматологов в благоговении затихает и смотрит на Антона. Если человек, похожий на Иисуса Христа, говорит, что интернет принадлежит еврею в кипе, значит, так оно, скорее всего, и есть.

– А лет-то ему сколько? – спрашивает самый недоверчивый из стоматологов.

– Тридцать три, – вновь кратко отвечает Лесной.

Группа уже в остолбенении переводит взгляд с Лесного на Носика, с Носика на Лесного и постепенно отходит, перешёптываясь. Один из них возвращается и осторожно спрашивает у Лесного, указывая головой на Носика: