Закладочки 3. Еще разности

– Это как Цой?

– Почему ты так решил?

Мальчишка протянул обложку от диска. Черный фон, на нем солнечная корона:

– Цой жив! Так на стене написано.

– На стене еще много чего написано. Но Цой действительно жив, если ты знаешь, кто это.

– Он – бог.

– Нет. Он человек. Был. Но он обладал уникальным даром зажигать сердца миллионов.

– А миллион – это сколько?

– Это… если собрать всех наших, да еще соседей, да еще много-много раз по столько – примерно и получится.

– Ух как много! Я буду звездой!

Что мне, отговаривать его? Поддержать? Направить на путь истинный? Что ж, если есть цель, а препятствий не замечать… Я сходил в свою палатку:

– На! – протянул повидавшую, кажется, все гитару, – зажги для начала меня.

– Я не умею.

– Цой тоже не умел. Бери и учись, пока я не передумал.

– Ты меня научишь?

***

Прошел сезон. У мальчонки начал ломаться голос. Да так удачно, что по тембру действительно на Цоя походить стал. И гитару он осваивал с молниеносной быстротой. Когда стало получаться что-то путное, я из закромов достал последние батарейки и чудом сохранившийся плеер.

– Только один раз, – сурово сказал я. И никому ни слова, ясно. А то все отберу.

Он только кивнул, восхищенно глядя, как я заряжаю в плеер батарейки, нажимаю на кнопку, насаживаю на его уши наушники. Одно ухо давно отвалилось, второе потрескивает, но услышать живой голос Цоя мальчишка просто обязан. Пускай и в его сердце зажжется пламя рока.

***

Минул еще сезон. Мы сидели со Старром, еще одним из тех, кто помнил ДО.

– Мальчишка мне вчера спел. Знаешь, что я думаю? Я думаю, надо собирать стариков. Твой Фендер еще способен издавать звуки?

– Это можно узнать только включив. Ты еще с кем-то говорил?

– С Выдром, у него бас пятиструнный. И с Петровичем. Петрович, кстати, готов вернуть к жизни звук в ДК.

– А что пацан думает?

– Боится, но рвется в бой. Дадим шанс подрастающему поколению?

– Зажжем звезду!

***

Сцена. Настоящая сцена, сколоченная по всем правилам из того, что было. Старые колонки, пульт с настоящим старым пердуном Глухим, лучшим звукооператором во всей коммуне. На сцене мальчонка в обнимку с моей старушкой-гитарой, я с Фендером, Выдр трепетно щупает струны своего баса, Старр за барабанами.

Ночь, темнота, тишина. Мы никого не предупреждали – боялись, что может не получиться. Техника простояла без дела лет десять, если не больше. Но звезду нужно зажечь. И тогда звезда зажжет всех. Из искры разгорится пламя!

Где-то на окраине поселка взрыкнул генератор. Раз, другой, третий, завелся. Через пару минут зажглись редкие сохранившиеся софиты, осветив сцену и заставив нас на минуту зажмуриться.

– Готов? – шепнул я будущей звезде.

Он сглотнул и резко кивнул. Взял заковыристый си-бемоль-мажор-септаккорд.

Старр ударил в барабаны, задавая ритм. Как же давно я, мы – все не слышали настоящего живого рока! Рок может все! Давай, парень, не подведи, ты можешь стать новым Цоем, ты можешь зажечь нас, согреть теплом своей звезды! Стань нашим солнцем!

Я подхватил ритм, выдавая полузабытое вступительное соло к самой главной песне, Выдр вторил басом.

Разбуженные неожиданным концертом жители постепенно подтягивались к сцене. Старики начали подпевать, молодежь, не зная слов, просто хлопала в ладоши или топала в такт. Да так громко, что Глухому пришлось выводить звук на максимум.

А парень разошелся, вскинул голову прямо по-цоевски и запел. Так как надо:

«Белый снег, серый лед…»

Мало кто обратил внимание, но я заметил, как в серой пелене над головами появилась первая за много лет прореха, и в нее неуверенно заглянула маленькая звездочка. Маленькая, но такая яркая. Она кольнула зрачок, но не спряталась. Я бросил мелодию и указал пальцем на нее. Через миг наступила гробовая тишина. А еще через миг, мы, все четверо, словно так было задумано, заорали:

– …И согрета лучами звезды по имени Солнце!

Кладбище

– Костер разводить не будем – они этого не любят, – тихо проговорил Стас.

Митяй промолчал. Перед походом сразу договорились: Стас – ведущий, Митяй беспрекословно подчиняется. Стас редко брал с собой кого-нибудь. Он три-четыре раза в год неожиданно пропадал из города на неделю, иногда дней на десять. Мало кто знал, куда он ходит, а те, кто отправлялся с ним либо молчали, либо вообще не возвращались. Но каждый подросток мечтал однажды отправиться с этим угрюмым парнем «туда». Про «там» ходили слухи, мальчишки помладше перешептывались за гаражами, а кто получил заветный паспорт втайне мечтал побывать «там» хотя бы раз.

Каким образом Стас выбирал себе нового спутника оставалось загадкой. Но никто не ходил с ним дважды. Нынче выбор Стаса пал на Митяя, самого маленького, зато гибкого и юркого.

Полдня они тряслись в стареньком автобусе, потом ехали в поезде до глухого полустанка, затерянного в тайге. Отсюда Стас повел по заброшенной узкоколейке, петлявшей по болотам, уводящей все дальше от цивилизации. Через пару километров им встретилась тележка, на которую ребята сбросили рюкзаки. Сначала просто ее катили, а когда путь пошел под уклон, забрались на нее сами. Под мерный перестук колес по стыкам рельс, Стас отметил:

– На обратном пути надо будет вернуть на место.

Митяй ничего не ответил. Его дело молчать пока не спросят. И выполнять все указания. Иначе, как сказал Стас, подросток рискует присоединиться к не вернувшимся. Стас ли его здесь оставит или случится что-то более жуткое, думать не хотелось.

Узкоколейка оборвалась разъездом с тремя тупиками и развалившимся депо с пустыми створами ворот. На одном пути ржавели четыре вагона, в депо виднелся остов тепловоза.

– На обратном пути посмотришь, – одернул Стас Митяя, бросившего любопытный взгляд в сторону депо, – если еще интересно будет.

До заката шли по давно заброшенной, поросшей кустарником колее. Иногда Стас останавливался, приседал, что-то рассматривал под ногами. Потом поднимался и шел дальше. Вечером углубились в лес, нашли полянку с бивачными бревнами и кострищем. Здесь остановились, расстелили спальники.