Джонсон не хотел признаваться Тиму, а, тем более, себе, что побаивается сна мистера Бигля. Если у Джонсона не паранойя, как считает инспектор, то этот сон может убить его. Ведь если Джонсон будет видеть сон точно так, как его видел мистер Бигль, то и его сердце может разорваться. А Тиму придется объяснять полиции, откуда в его лаборатории взялось тело с выпученными глазами…
Детектив уже устроился в кресле, Тим прикрепил к его рукам и ногам все датчики, надел шлем и сейчас что-то настраивал в сомнопроекторе. Два ряда ламп светились тусклыми оранжевыми огоньками, стрелки приборов едва заметно двигались. А Джонсон, наблюдавший за действиями Тима, даже вида не подавал, что изрядно нервничает.
– Готов?
– Как сказать…
– Тогда поехали.
… Перед глазами стоит какая-то дымка, она окутывает весь мир, затирая детали и затушевывая краски. Уши будто полны ваты, окружающие звуки глухи, неразборчивы, скомканы. Картину дополняет ватное тело, будто чужие ноги и руки. Эти странные ощущения не проходили, а иногда и вовсе начинало казаться, будто это не его тело, а все происходящее он видит со стороны. Как случайный зритель, оказавшийся в каком-то кино.
Билли был дома. Да, это большой загородный дом, где он живет со своими родителями. Здесь же его няньки, учителя и прислуга, которую он даже по именам не знает. А зачем? Это же просто прислуга.
Родители!.. Мысль о родителях ошпарила его мозг, и из глаз сами собой брызнули слезы. Билли снова перестал чувствовать свое тело, будто вылетев из него, и повиснув где-то в паре метров над ним. Это странное ощущение на мгновение притупило чувства, почти полностью обесцветив и обездвижив мир. Но через мгновение все снова стало как прежде, и горе опять ворвалось в детский мозг.
Родители разбились. Их самолет летел через океан, и исчез. Никто не смог их найти. Ни обломков самолета, ни лодки, ни тел, ничего. А он теперь – сирота. Отпрыск очень богатых родителей, которые его любили больше жизни, но по почему-то оставили навсегда одного.
А это мистер Бигль. Какой-то дальний родственник. Он бедный. Он плохо одет, неразговорчивый, какой-то странный. Теперь мистер Бигль – опекун Билли. Ведь ребенок, когда у него есть родственники, хоть и дальние, не может остаться сиротой! А до восемнадцати еще так далеко!..
Мистер Бигль теперь живет здесь. Он занимает крохотную комнатку на первом этаже. Там раньше жил кто-то из прислуги, но мистер Бигль избавился от половины горничных, дворецких, поваров и других слуг, и много комнат осталось свободными.
Мир снова окутал серый туман, Билли будто оглох, и уже не чувствовал себя Билли. Вокруг что-то происходило, кто-то куда-то ходил, странный мистер Бигль, закутанный в свой старый плащ, два или три раза в неделю приносил какие-то коричневые бутыли с плотно пригнанными пробками. На бутылях не было этикеток, но было заметно, что мистер Бигль их всегда отрывал.
– Уильям! Мальчик мой, подойди сюда! – голос мистера Бигля чужой, он не внушает доверия. Но он ласковый, а мистер Бигль – опекун Билли. Нельзя не подойти на этот зов.
Мистер Бигль в ванной комнате на втором этаже. Это большая комната с непрозрачным окном, зеркалами и большой старомодной ванной. Тут чем-то пахнет. Но чем?
Снова туман. Снова ватное и чужое тело. Что-то происходит, кто-то кричит. Страшно.
… Холодные руки мистера Бигля больно сжимают горло, так, что уже невозможно кричать. Он просто смотри мне в глаза. Молчит, и сверлит меня своими недобрыми черными глазами.
Страшно. Мама, папа, где вы!? Помогите!
В ванной налита вода. Нет, это не вода, это что-то другое – оно немного дымится, но не так, как горячая вода. Из ванны неприятно пахнет.
Мистер Бигль крепко держит меня. Вдруг он легко поднял меня, уже задыхающегося и теряющего сознание, занес над ванной, и аккуратно опустил в нее.
– А-а-а!.. – заглушенный хриплый крик вырвался из горла мальчика, но тут же заглох в этой большой ванной комнате. Ноги сильно обожгло, но они вскоре потеряли чувствительность. Внизу что-то зашипело, забурлило, все сильнее и сильнее…
Удушающий страх охватил сердце Билли, оно бешено билось в груди, каждую секунду грозя разорваться. Мистер Бигль крепко держит мальчика, все ниже и ниже опуская его в ванну с серной кислотой. Вот маслянистая жидкость добралась до тела, она жадно хватает за руки, жжет грудь, шею, лицо, выжигает глаза, заполняет открытый в беззвучном крике рот…
Мистер Бигль хладнокровно убивал Билли. Он смотрел на мальчика, ни на мгновение не сводил с него свои черные злые глаза, но Билли уже ничего не видел. Перед его глазами стоит пелена, а все новые волны боли не дают мозгу думать, давят его, заставляли искать выход там, где его не было.
Страшно. Мама! Мама, где ты?! Мама…
Мир померк, все исчезло. Ни света, ни звука, ни запахов, ни чувств. Чернота заполнила всю вселенную, убив ее вместе с растворяющимся в ванне с кислотой Билли.
Сколько длилась эта тьма – неизвестно. Здесь нет времени, поэтому могло пройти одно мгновение, а могли пролететь миллионы лет. В какой-то момент мрак рассеялся, но серый густой туман обволакивает все, скрывая детали и стушевывая краски. Сквозь этот туман крадется тощая высокая фигура, таща на себе что-то большое и тяжелое. Это бочка, наполненная бурой жидкостью.
Фигура вышла на задний двор загородного дома Хиггинсов. Бочка опрокинулась, похоронив растворенные останки юного Билли между размытыми фигурами деревьев, в похожей на черную вату траве. Трава, деревья, ночь и Луна над всем этим – плохие свидетели, они умеют хранить тайны, какими бы страшными они ни были…
Джонсон проснулся от резкого запаха, забравшегося в самый мозг. Казалось, он все еще чувствует адское жжение кислоты на своей коже. В ушах шумело, во рту пересохло, руки сжаты в кулаки, сердце бьется натужно, медленно, с перерывами, по телу – озноб и холодный, липкий пот.
Джонсон начал приходить в себя, и только сейчас заметил, что рядом сидит Тим, держит у носа ватку. Ах ты черт, нашатырь!
– Фу, Тим, нашатырь! Убери его, у меня сейчас мозг взорвется!
Тим быстро убрал ватку и встал. На нем не было лица – бледный, озабоченный, глаза сосредоточенные и тревожные.
– Джонсон, это было страшно. В какой-то момент я думал, что твое сердце взорвется – так сильно он билось. Ты даже разговаривал и нес какую-то ерунду…
– Нет, Тим, – хриплым, чужим голосом перебил Джонсон – это мне было страшно. Понимаешь – он посмотрел прямо в глаза ученому, и в них был настоящий испуг, глубочайшая тоска, исходящая из самых глубин души, страшная чернота. – страшно. По-настоящему страшно!
Тим смотрел на друга как на сумасшедшего. Ох, не свихнулся ли Джонсон во сне? Кажется, он не просто видел сон, он побывал там, где умер мистер Бигль. Побывал, и остался жив. Хорошо, что сомнопроектор не был абсолютно точно подстроен под особенности этого Бигля, иначе было бы худо.
– Тим… Понимаешь, он убил этого мальчика… Он растворил его в кислоте. Всего, полностью, до самого конца… И я был этим мальчиком, несчастным Билли, которого недобрый далекий родственник утопил в ванне с серной кислотой… Тим, – Джонсон посмотрел на друга, но в его глазах уже не было того страха. Кажется, он отходил от страшного сновидения. – теперь я знаю, как умер мистер Бигль. И я догадываюсь, посему он умер. Точнее – почему его убили.
– Джонсон, ты чуть не умер у меня на руках, как ты можешь сейчас думать о таком?! Ты сумасшедший.
Детектив приходил в себя, успокоился сам и успокоил сердце, хотя в груди будто что-то сдавливало его сердце, едва уловимо, но очень неприятно. В руках все еще чувствовалась нервная дрожь, из-за которой спичка зажглась только с третьего или четвертого раза. Джонсон глубоко затянулся, чувствуя, как в груди рождается приятное успокоение, тонкими ручейками растекающиеся по всему телу. Теперь он мог нормально соображать.
– Я за этим туда, в сон Бигля, и полез! И ты только для этого построил свой сомнопроектор. И знаешь, Тим, ты молодец, черт тебя возьми!
– Э, н-нет, я лучше разберу его, чем снова подвергну тебя опасности.
Джонсон не на шутку испугался. Тим редко шутил, и его слова могли через пять минут стать реальностью.
– Нет-нет-нет, стой, не надо ничего разбирать! Знаешь, давай потом поговорим об этом, а? Лучше сходим в бар, возьмем по пиву, а то проклятая жажда просто убьет меня.
12
В это время суток бар почти пустой, если не считать пару завсегдатаев-пьянчуг, одного клерка, по какой-то случайности забежавшего сюда на ланч, и Джонсона с Тимом, сидящих за барной стойкой с бутылками дешевого пива в руках. Откуда-то из-под потолка тихо доносится модная мелодия, бармен со скучающим натирает бокалы, и друзьям никто не мешает разговаривать.
Джонсон подробно рассказал обо всем, что увидел во сне Бигля, но Тима заинтересовал не столько сюжет, сколько чисто технические детали – туман, глухие звуки, смазанные краски и чувство наблюдателя со стороны. Тим сделал вывод, что все это – не больше, чем артефакты и показатель плохой настройки сомнопроектора под мозг почившего мистера Бигля. Сон проектировался на мозг Джонсона «криво», с ошибками, отчего все ощущения, в том числе и чувство страха, были притупленными, а «картинка» временами сильно искажалась.
– Я бы многое отдал, чтобы разбираться во всем этом! – весело говорил детектив. – Ты же не ученый, ты – настоящий волшебник. Ты умудрился отправить меня в чужой сон, да еще и спасти меня от верной гибели!
– Нет, ты жив только потому, что я не смог правильно все настроить.
– Как так? – детектив, как и ученый, был немного пьян, а в этом состоянии в нем просыпались недюжинные актерские способности. Вот и сейчас его брови натурально поползли на лоб, выражая искреннее удивление.
– Настрой я сомнопроектор так, что он воспринимал бы твой мозг за мозг мистера Бигля, ты сейчас был бы во всем подобен этому мертвецу. А я пока не хочу тебя хоронить!
– Значит, я видел все не совсем так, как видел Бигль?
– М-да, именно так.
– О-о-о! Ну спасибо тебе, дружище, что ты не смог точно настроить свою адскую машину!