Эстетический страшный суд

Опрос в этом духе продолжался еще некоторое время, и я демонстрировал поочередно то свою начитанность, то (значительно реже) свое невежество. Наконец, после того, как я вполне внятно припомнил один яркий эпизод из пьесы «Мещанин во дворянстве» (а именно тот, где спорили учителя музыки, танцев, фехтования и философии), голос произнес:

– Мне кажется, дорогие друзья (голос теперь явно обращался не ко мне, но ко всем тем, кто таился от меня под туманной завесой), что этот человек заслуживает хорошей участи; я вижу в нем внимательного читателя, хотя и упустившего кое-что в своем самообразовании… но я думаю, что мы поможем ему восполнить его культурные пробелы, ведь перед ним теперь открывается целая вечность времени для чтения. Из трех кругов посмертного эстетического блаженства созерцания я рекомендую отправить его в круг второй – с надеждой когда-нибудь добраться и до третьего, где он присоединится к духам таких великих читателей, как такой-то и такой-то. Круги с четвертого по седьмой, увы, недоступны для тех, кто не является творцом, но только созерцателем творений. Круг же второй как раз предназначен для внимательных читателей, имеющих в своем читательском опыте некоторые довольно серьезные пробелы. У кого-нибудь есть возражения?

Возражений не было. Я уже полагал свою будущность обеспеченной и предвкушал неведомое мне при жизни блаженство, но тут зазвучал, а точнее задребезжал новый и крайне неприятный голос, я бы назвал его глумливо-насмешливым.

– С Вашего позволения, я тоже хочу задать один вопрос… Мои осведомители донесли до меня факт, которому я, конечно, отказываюсь верить, но пусть подсудимый сам скажет за себя…

– Так в чем твой вопрос, о вечно сомневающийся и всё толкующий в дурную сторону?

– Вопрос мой таков (теперь этот неприятный голос обращался ко мне): читали ли вы Чейза?

– Читал, – ответил я.

По залу снова пронесся гул голосов, но на этот раз я не услышал в нем и тени одобрения. Неприятный голос продолжил:

– Уточню для порядка: речь идет о Джеймсе Хедли Чейзе, авторе низкопробных детективных романов, годных лишь на то, чтобы убивать в человеке всякую мысль, если она вдруг случайно завелась в его голове. Его вы читали?

– Да, именно этого Чейза я читал. Для разгрузки мозга, так сказать.

– Было бы что разгружать… Читали ли вы Чейза только в юношестве или и в зрелом возрасте тоже?

– В зрелом возрасте тоже.

– Как много романов Чейза вы прочли?

– Да думаю с десяток.

– Больше вопросов не имею, – торжествующая глумливость в голосе в этот момент явно перевесила насмешливость.

Все голоса вдруг утихли, после чего зазвучал первый, ранее доброжелательный ко мне голос. Он сохранил свою мелодичность, но теперь в нем снова доминировала властность, разбавленная нотками сожаления.

– Увы, но Чейз входит в число авторов, совершенно неприемлемых с эстетической точки зрения и, запятнав себя чтением сего автора, вы надолго лишили себя надежды увидеть свет. Каждый прочитанный вами роман Чейза потребует искупления: по одному году ада за каждую прочитанную страницу. Надеюсь, вы хотя бы не читали книг, которые исключают даже и возможность искупления. Но к этому мы вернемся позже… Пока же вы отправляетесь в не самое приятное из путешествий и пусть утешением для вас послужит то, что в свое время его совершил и Данте.

И вот уже более ста лет я в аду – искупаю свою «вину». Сто лет, а я еще не искупил даже и чтения одного романа (в нем было 123 страницы) – одного только Чейза! Но чего я только не читал в своей жизни! Я уж не говорю – чего я только не смотрел! – о кино речь еще не заходила, но вдруг зайдет? – если придется давать отчет за каждую прочитанную страницу и каждый просмотренный кадр чепухи, то гореть мне еще и гореть. Нет, уж лучше бы я выбрал этический суд!

Приложение. Структура эстетического загробья

Эстетическое блаженство

Круг первый

Для читателей, в чьем чтении преобладает хорошая (качественная) литература.

Круг второй

Для продвинутых читателей, имеющих, тем не менее, некоторые серьезные пробелы в знании классических текстов и вообще в тенденции воспринимающих классику как чтение по принуждению. Сюда же на контрасте попадают читатели-классицисты – те, кто отдает предпочтение классике в ущерб всякой «живой» литературе. Даже «живой классик» для таких читателей еще не совсем классик. «Пока писатель не умер, нельзя наверняка сказать – стоит ли его читать» – таков девиз читателей—классицистов.

Круг третий

Идеальные читатели. Хорошо знакомы с классическим наследием, но и отчасти неразборчивы в своем чтении (готовы взяться за чтение почти любой книги), так как находятся в постоянном поиске хорошей книги. Относительная неразборчивость в чтении компенсируется у них абсолютно развитым вкусом, что не мешает им браковать некоторых великих авторов, ведь «абсолютное» человека никогда не бывает вполне абсолютно.

Круг четвертый

Литературные критики.

Круг пятый

Писатели, написавшие хотя бы одну стоящую книгу, сильно и по делу прозвучавшую в современности.

Круг шестой

Писатели, чье слово переживает их.

Круг седьмой

Писатели, живущие в вечности.

Основной принцип посмертного блаженства:ежедневное переживание лучших прижизненных эмоций. В отношении читателей это означает, что они каждый день как бы заново (как в первый раз) перечитывают свои любимые книги. Ведь как бывает жаль, что и любимейшая из книг несколько тускнеет от чрезвычайной зачитанности! Теперь этот недостаток исправлен и вы можете вечно наслаждаться любимыми страницами. Писатели, помимо того, что заново переживают творческий процесс, причем в его наиболее плодотворной фазе (то есть когда у них всё получается), пользуются еще и следующим преимуществом: они испытывают блаженство всякий раз, когда кто-то внимательно (и по своей воле) читает их книги. Вечность блаженства, таким образом, совпадает с вечностью востребованности. Особый рай для литературных критиков: они как бы физически поселяются в пространстве любимых ими книг – эффект погружения в выдуманную писателем реальность становится для них осязаемо реальным. Нечто подобное переживают и идеальные читатели. Вообще, стоит сказать, что критики, как и читатели с писателями, пребывают в трех различных кругах рая (согласно заслугам) – лучшие из критиков делят пятый круг блаженства с хорошими писателями; критики не столь блистательные делят третий круг с идеальными читателями.

Эстетические мучения

Круг первый

Тот, кто отдавал предпочтение литературе, не обладающей серьезными достоинствами над более достойной.

Круг второй

Тот, кто читал в основном низкопробную литературу (авторов из пятого и шестого кругов эстетического ада).

Круг третий

Тот, кто вообще не читает книг либо читает их только по обязанности (например, преподаватели-учителя или ученики-студенты). Сюда же попадают читатели авторов из седьмого круга ада.

Круг четвертый

Литературные критики, не понимающие или не любящие литературы (например, профессор Серебряков из пьесы… Чехова – во всяком случае, по мнению дяди Вани).

Круг пятый

Авторы читабельной макулатуры – те, кто, вообще говоря, формирует весь этот бесконечный литературный поток, в котором немудрено утонуть посетителю любого книжного магазина.

Круг шестой

Авторы популярной макулатуры. Популярность в данном случае не обязательно равносильна приставке поп-, но означает лишь читательскую востребованность при отсутствии реальной эстетической значимости.

Круг седьмой

Авторы плохих книг, обладающих некоторыми, а изредка и серьезными литературными достоинствами. Маркиз де Сад, вероятно, будет вечным символом подобного рода авторов. «Плохо» в данном случае не равно «некачественно», скорее это зло-качественная литература. А всё тот же де Сад доказывает, что и такая литература, хотя и в виде исключения, но может претендовать на место в вечности.