Эстетический страшный суд

– Нет, но….

– Да или нет?

– Нет.

– Что и требовалось доказать. А доказать требовалось то, что ты не работаешь. За работу платят деньги. Вот я работаю в офисе и получаю 60 тысяч в месяц плюс бонусы. Это и называется работой.

Да, такой вот разговор имел место, и если вы думаете, что он имел место всего один или два раза, то вы заблуждаетесь. Десятки и сотни раз нашему философу приходилось убеждаться в том, что он самый злостный бездельник, и какой бы объем работы он при этом ни выполнял, в итоге выяснялось, что работой всё это называться никак не может, потому что он не получает за свою работу деньги, а работа становится работой только тогда, когда за нее платят. Вместе с тем наш философ никак не хотел считаться бездельником, и однажды он решил отложить свои ученые, как он полагал, занятия в сторону и устроиться на нормальную работу. Тут ему помог собеседник по уже прочитанному вами диалогу, который устроил его в тот самый офис, в котором он работал и сам. И стал наш философ работать и, по отзывам окружающих, даже весьма неплохо работать. Он отличался хорошей дисциплиной, исполнительностью, и при этом делал свою работу с фантазией. Вот только сам он никак не мог понять, чем же все-таки он занят. Ему казалось, что он занят каким-то бессмысленным или в лучшем случае малоосмысленным умножением бумаг и файлов. Правда, ему объясняли практическую значимость его работы, и он даже вроде бы ее понимал (что-то там с какими-то товарами, которые благодаря его работе оказывались в том, а не ином месте), но понимание сущности его работы не способствовало пониманию ее смысла. Собственно, от него и не требовалось понимать то, чем он занят, главное было сделать то, что от него требуется. У него был свой участок работы, и этого было вполне достаточно. Для работы, но не для нашего философа. Ведь все-таки он был философом, а значит ему хотелось понять, – в данном случае, понять, чем он вообще занят. И тогда он решил дать определение работы. «Может быть, когда я смогу определить, что такое не моя конкретная работа, но работа вообще, мне станет понятнее, чем я тут все-таки занимаюсь». А чтобы дать определение, надо хотя бы некоторое время наблюдать за тем явлением, которое требуется определить, ввиду чего наш философ стал наблюдать за своими работающими коллегами, – и вскоре он уже собрал немалый рабочий материал. Во-первых, он с удивлением обнаружил, что никто в их офисе не любил свою работу, а некоторые работники прямо ее ненавидели. Однажды на его прямой вопрос: «Любишь ли ты свою работу?» – спрашиваемый посмотрел на него с удивлением и ответил: «Это же работа. Как можно ее любить?». Далее философ заметил, что если присмотреться, то работники офиса, как и он сам, весьма смутно представляют себе смысл всей их деятельности. Да, они были в курсе, чем занимается их фирма, но его поражала отстраненность этого представления, как будто речь шла не об их непосредственной деятельности, и вообще не об их жизни, а о жизни каких-то чужих им людей, для которых совершенно не важно, на что они тратят свою жизнь. Наконец, когда одному из работников повезло, и он вдруг оказался обладателем большой суммы денег, то первое, что он сделал… да, естественно, он уволился. И снова наш философ немного удивился, и снова нашелся человек, который удивился его удивлению. «Чему же тут удивляться? Думаешь, хоть кто-нибудь стал бы работать, если бы у него и так были деньги?». «Подумать только, – пришло в голову философу, – по-моему, главная мечта всякого работающего человека – не ходить на работу». В этот момент нашего философа посетило вдохновение, и он наконец-то смог дать определение феномену работы: Работа – это набор бессмысленных действий, которые никто бы не стал совершать, если бы за это не платили деньги. «Что же, – с удовлетворением подумал давший определение философ, – на сегодня я неплохо поработал». И, естественно, уволился.

Глава четвертая. Философ и действительность

Немало философских копий было сломано в рассуждениях о понятии действительности. Что следует считать действительностью, и существует ли она вообще? Наш философ был убежден в том, что действительность существует, однако его, как и многих других, смущали аргументы противников ясного взгляда на явно существующую действительность, а один из их главных аргументов гласил, что если допустить, что вся действительность есть не более чем продукт сознания человека, то никакими аргументами нельзя будет доказать, что это не так. И действительно, если допустить, что вся действительность мне только представляется, то любой феномен действительности можно выдать за представление. И даже все существующие в действительности закономерности совершенно спокойно можно посчитать следствием особой структуры работы сознания, которое просто склонно к тому, чтобы существовать в рамках каких-то закономерностей или видеть (точнее, создавать видимость) вокруг себя нечто закономерное. Что же касается вполне реального существования других людей, то тут вообще нет никаких проблем, так как люди всё равно склонны ставить в центр Вселенной именно себя, и все другие люди существуют для них лишь как некий довесок к их собственной картине мира. В общем, действительно лишь сознание, и доказать, что существует нечто вне нашего сознания совершенно невозможно.