Ева. Грани миров

– Это смерть?

– Нет, нет, я же говорил, хранители – рабы Евы и ее системы. Если угроза реальна, и закон нарушен, то к нам применяются те же меры воздействия, что и к остальным нарушителям – тюрьма времени.

– И много ваших в заключении?

Ант улыбнулся, – Еве больше двухсот лет. Многих любопытных уже нет на этом свете, а те, кто есть, тут надо пояснить. О многих мы не помним, мы их забыли. Алгоритмы Евы подавляют воспоминания о человеке и опасности, которую он представлял. Так она борется за спокойствие, наше с тобой внутренне спокойствие.

– Великий гуманизм и великое лицемерие.

– Иногда лучше видеть такую картинку, чем ее настоящее отражение. Я видел, и поверь, это страшно, – с сожалением произнес Ант.

Несколько минут молодые люди смотрели в одинаковую даль, наблюдая разное. Ник любовался небом теплой летней ночи, наполненным яркими звездами, Ант же видел кучу недочетов в визуализации, но исправлять не спешил. Его, как и прежде манил океан, настоящий живой океан.

– Как ты узнал обо всем этом? – тихо поинтересовался Ник.

– Ошибки, я их вижу, с детства. Я был совсем маленьким. Помню смех взрослых, осеннее тепло, шелест желто-оранжевой листвы. Я стоял на деревянном пирсе и смотрел в воду. Холодная, быстрая река неслась с огромной скоростью. Маленький человек смотрел на воду, которая текла не правильно. Уклон земли, деревья, холмы, да все вокруг говорило о том, что река течет в другую сторону – вверх. Я сказал взрослым, но они лишь посмеялись в ответ. Тогда я разбежался и прыгнул в воду, – Ник посмотрел на Анта с особым тревожным вниманием, – И река понесла меня. Вверх. Я сопротивлялся, барахтался, но ничего не получалось. Меня спасли, но из воды вытащили уже другого человека, все того же маленького, но уже другого. Я вижу много ошибок, и, признаюсь, – Ант улыбнулся, указав в окно, – Иногда этим пользуюсь. Так что же видел ты на площади?

– Вы создали ошибку, а я ее увидел!? – неуверенно ответил Ник, наблюдая за Антом, исчезающем в темноте. Лицо Анта стало тревожным, на мгновение показалось, что ответ его уже не интересовал.

– И не забыл. У нее не получилось стереть это воспоминание. Ева подавляет, ломает память. Подобных воспоминаний быть не должно. Но ты почему-то помнишь. Подумай об этом, – слова доносились из глубины темного коридора.

Ник еще раз осмотрел гостиную, потянулся к белоснежной кружке, которая, как и прежде, была наполнена темным, дымящимся напитком. Мир, каким мы его знаем, перестал существовать много лет назад. Виной тому не машины, как предполагали мыслители прошлого, не огромный метеорит, не изменение климата, и даже не вирусы. Люди оказались страшнее самого опасного вируса, и то, что копилось внутри и привело к великой беде. Система сдержек и противовесов была изобретена только для того, чтобы однажды слететь с катушек и с глазами полными ярости и страха крушить все на своем пути. Много лет миром правили не правительства, а мегатонны ядерной энергии – энергии, которая однажды покрыла более половины поверхности земного шара толстым слоем пепла, разорвала пищевые цепочки и навсегда уничтожила прежний уклад. Стоит только представить ужас случившегося, как тело пронизывает ток, а по спине бежит холод. Мысли сбивчиво ищут хоть какое-нибудь оправдание, но его нет. Чего ожидали люди от систем, в которых большинство доверило принятие важнейших решений Одним? Одни с их пороками и комплексами с удовольствием разрушили свой мир.

Мир оказался в кромешной мгле,

Люди забыли о том, что дорого,

Позволив случиться беде …

– Ты сейчас настоящий, или все же двенадцати летний юноша? – прокричал Ник, ожидая ответа. Он все еще наблюдал в окно, всматривался в мельчайшие детали, как из темноты раздался низкий хриплый голос: «Вряд ли настоящее обрадует, да и есть ли оно вообще».

Внимание Ника привлекло странное и, казавшееся неестественным, движение внизу. По улице бежали несколько десятков людей в форме хранителей. Их яркие, красные петлички светились в темноте. Пустая аллея наполнилась серыми точками, а звук ударов твердой подошвы по плитке разлетался эхом, заставляя массивные стекла дрожать. Ник испугался, окрикнул Анта, но никто не ответил. Он бросился в темноту, отмеряя верные цифры. Прямо двенадцать, направо восемь, дверь, яркий свет, еще восемь шагов, направо, золотая кнопка лифта. Стоп. Синие цифры указывали положение лифта и быстро менялись – одиннадцать, двенадцать. Он побежал обратно, повернул направо, еще направо в темный коридор, дверь, лестница. Ник замер и прислушался. Сердце бешено колотилось, в кровь выбрасывалась новая и новая порция адреналина.

Глухой, но хорошо читаемый звонок остановившегося лифта сорвал юношу с места. Длинными прыжками он преодолевал пролет за пролетом, пять, шесть, семь, восемь и, выскочив на улицу, услышал громкий мужской бас: «Вон он, за ним!» Раздались хлопки выстрелов, с глазами, полными страха, Ник побежал, что было сил к аллее. Звуки исходили издалека и много выше, но осознание опасности ускорило бег. Не чувствуя земли под ногами, Ник преодолел квартал висевших в воздухе домов, парк и поднял голову в поисках выхода, как вдруг его остановило что-то очень твердое. Тело отскочило и с хрустом упало на землю. Огромные металлические ворота невидимого ангара скрывались от посторонних глаз, но оставались существенным препятствием. Валявшийся на теплой, мягкой земле наблюдатель видел лишь продолжение, уходившей вдаль, зеленой аллеи.

– Осторожнее, мистер Ник, – произнес кто-то из темноты. На скамейке неподалеку, как ни в чем не бывало, сидел полный усач в красном сюртуке. Одной рукой Питер придерживал книгу, а свободной показал направление и добавил, – Ручка на уровне вашей головы, потяните вниз.

Ник быстро поднялся, нащупал в пустоте железную ручку, толкнул от себя и выбрался в холодную зиму. Позади раздались глухие крики: «Где он, куда он подевался», и сухой, низкий ответ сквозь усы: «Я видел! Он побежал вон туда, к главной аллее».

Путь до аэро занял считанные секунды. Транспортное средство взлетело вверх, и уже на высоте трёхсот метров, небо озарила яркая вспышка света, а средство передвижения поддалось силе воздушных масс, которая исходила снизу. Теплое, сильное облако толкнуло, а проникнув внутрь, согрело замерзшего беглеца. Ник потянулся к стеклу и увидел красные, резвящиеся на ветру, языки пламени, и черные клубы дыма. Город Анта, его Куб2 взлетел на воздух.

6.

– Ник, ты? Уже вернулся? Так быстро, – послышался женский голос из гостиной. Элис сидела в своем кресле. Рядом на низком деревянном столике среди разбросанных бумажных книг дымила чашка с горячим чаем, над которой висел большой, железный конус светильника. Неяркий, желтоватый свет падал в сторону, а по полу струились бледные тени догорающего камина.

– Быстро? Сколько меня не было?

– Минут пятнадцать, не больше. Я вот, всего-то прочитала, – Элис указала на книгу, – Несколько страниц. Холодно там?

– Да, холодно. То холодно, то тепло, то снова холодно, – пробурчал Ник себе под нос. Он подошел к окну и застыл.

На мгновение показалось, что по комнате пробежало тепло и запах лета, сочных зеленых деревьев и цветов, но то, что видели глаза, заставило сомневаться. Внутри, в районе солнечного сплетения родилось и наполнялось силой сомнение. Оно учащало пульс, напрягало органы чувств, извлекая из памяти картинки прошлого. На одной из них мальчик, лет шести. Он сидит в песочнице и строит причудливые строения, а шумные дети носятся вокруг и все время кричат. Рядом кривое дерево, распустившее белые цветки, и красный мяч на зеленой траве. Картинка не постоянная, она то всплывает, то прячется в глубине памяти, отчего формы и предметы не четкие, словно в пелене тумана. Ребенок спокоен, ибо предметы и веселые детские крики обычны. Обычно все, кроме ряби, ползущей вдоль невысокой деревянной ограды. Внезапно белоснежная, опоясывающая площадку ограда, начинает мерцать, и слой за слоем менять структуру, и цвет. Каждое следующее движение смывает очередной слой и очень скоро от белого цвета не остается и следа. Удивленный ребенок подходит ближе и видит серые, подгнившие, потрепанные временем доски, он протягивает руку и касается изогнутого гвоздя, который издает неприятный звук и оставляет на пальцах ржавчину. От испуга ребенок бежит к родителям в поисках защиты, но мгновение спустя происходит новое мерцание и все возвращается. Дерево, дети и белоснежная оградка.

Странности прошлого, точнее воспоминаний, казались игрой воспаленной фантазии, мозг придумывал несоответствия, внушая хозяину исключительность, но тут же упирался в стену критики. «Подумай об этом, подумай об этом», – звучали слова Анта. Сложно даже представить, что мир, каким его видят и слышат, другой, а допустить наличие искусственно внедренного творца и вовсе невозможно. Ник прикоснулся кончиками пальцев к стеклу и почувствовал его гладкость, и прохладу. На стекле остался след, который медленно растворялся. Прикасаясь к предметам, Ник прошел по комнате. Он еще не понимал, что именно ищет, но уже понимал почему. Фактура дерева, обрамлявшего картины; тепло камня, из которого сложен камин; скрип деревянного пола; хруст красной кожи, обтягивавшей кресло, – выглядели, звучали и пахли узнаваемо, и казались максимально натуральными. Но какие они на самом деле?

«Подумай об этом. Ева анализирует тебя, выстраивая вокруг неповторимый индивидуальный мир». Зрачки Ника расширились, мотор в груди ускорил обороты, он посмотрел на Элис. Он не мог даже допустить, что Элис, милая Элис не такая, какой он ее видит. Стало по- настоящему страшно и больно. Ник закрыл глаза. В комнате повисла тишина, наполненная треском догорающего дерева и шелестом переворачиваемых страниц.

– Элис, ты помнишь свое детство?

– Да, у меня было прекрасное детство. Помню не все и не четко, но яркие страницы, да.

– А не яркие?

– Не яркие тоже были, но к чему они мне?

– Они часть тебя, как мое прошлое – часть меня. Я говорю о том прошлом, которое сформировало нас, которое должно быть у каждого свое. В детстве мы часто ходили в пустошь, далеко за Нейм, в красную зону, и там …

– Там радиация, и чем дальше от Нейма, тем больше. Мы тоже ходили в пустошь …

– Все ходили в пустошь. Потом мы возвращались и в ночи у костра слушали рассказы о времени, когда это произошло. Война, заражение, и новое время в Неймах. Мы все знаем одну историю, слово в слово. В моем прошлом нет меня, а в твоем нет тебя. Наше прошлое – не конкретные люди, а образы, не конкретные события, а мутные слайды. Да, набор воспоминаний у каждого свой, но они сглажены и лишены шума. Зато есть настоящее. Нам явили эту реальность, а мы поколение за поколением ее принимаем и оберегаем.

– О чем ты говоришь? Новое время лучше прошлого, в котором правили Одни, – удивленно возразила Элис.

– И их оружие! – дополнил заученную фразу Ник, – В отличие от других воспоминаний, эти сохранились прекрасно. Я помню пустыню в мельчайших деталях, людей, их лица, одежду и прически. И все мы, все без исключения знаем, что новое время лучше того прошлого. Походы в пустошь – обязательный и достаточный элемент, но чего?

– Милый, что-то не так?

– Элис, эти воспоминания у всех одинаковые, как и воспоминания прекрасного детства и полной красок юности. В них нет разбитых коленок, и носов, нет драк, и нет болезней. Где все это? Ты скажешь, не было ни первого, ни второго, ни третьего, ведь мы живем в новое время. Тогда откуда у тебя это? – Ник взял Элис за руку. На запястье красовался шрам в виде латинской буквы «В».

– У Мари тоже есть шрам и она тоже не помнит, откуда он. Видимо, не все воспоминания обязательны, оттого просто забываются, – Элис подошла к Нику и обняла.

– В том и дело, что не обязательны, – пробурчал Ник и улыбнулся, – Для того, кто нас формирует.

Глава 2

Тени

Он пришел тихо, пробравшись утренним свежим ветром,

Дрожью по телу, сквозь толщи одежды,

В самое тонкое, самое слабое место,

Не оставив даже надежды.

Mysky «Они знают»

7.