Но солнце даже не удостоило ее ответом. Оно только засияло так ярко, что у бедной царицы зарябило в глазах. Она прибавила ходу, чтобы укрыться под навесом хижины, построенной среди поля.
Из хижины вышел человек, его жена и двое детей.
– Кто ты? – удивленно вскричали все четверо при виде приблизившейся к ним Красоты.
– Я – Красота! Я пришла к вам в долину, чтобы дать вам возможность любоваться собой, – гордо отвечала царица заповедного чертога и встала, как статуя, неподвижно перед людьми.
– Эге, – произнес человек, хозяин убогой хижины, – это, верно, новая работница, которую нам прислал кум Петр из соседней деревни. Ты пришла очень кстати, – добавил он, весело обращаясь к Красоте, – у нас теперь много работы, нам нужна усердная, сильная и здоровая работница. Оставайся у нас и сейчас же принимайся за работу: пойди-ка в лес да накоси травы для нашей Буренки. А то жене некогда заниматься этим. Она идет в поле жать рожь.
Едва дослушав последние слова человека, Красота вспыхнула от гнева и затопала ногами.
– Прочь от меня! – вскричала она сердито. – Или вы не знаете, что не для работы и грязного труда создана Красота, а для того, чтобы вы, глупые, жалкие люди, любовались мною?!
И она пошла прочь от хижины человека, который смотрел ей вслед широко раскрытыми, изумленными глазами.
– Вот чудная-то девушка, – сказал человек, обращаясь к жене, – очень она нам нужна, если ничего не хочет и не умеет делать! Хорошо, что убирается от нас подобру-поздорову. Лентяев я не люблю.
Красота не слышала этих слов. Она была уже далеко. Она спустилась еще ниже с горы, в шумную долину, посреди которой высились громадой городские постройки.
Это был роскошный город, по-видимому, столица.
– Там живут богатые люди, – произнесла, приближаясь к городским воротам, Красота. – А богатые люди сумеют лучше оценить меня, нежели бедняки, которые слишком удручены заботами и нуждой. Им не до Красоты. Пойду к богатым.
И она вошла в ворота.
На городской площади стоял огромный дом, ярко освещенный тысячами огней. Все знатнейшие семьи города собрались сюда на праздник. Но так как на слишком многолюдных и шумных торжествах всегда бывает скучно и люди на них веселятся точно по обязанности, то гости скучали и здесь.
Танцевали нехотя. Разговаривали вяло. И поэтому все страшно обрадовались, заметив появление Красоты. Ей не надо было называть себя. Все ее сразу узнали. Все слышали о ней и восторгались ею с давних пор, с самого начала существования мира. С шумными криками восторга проводили ее на лучшее место, окружили ее и стали ей кланяться, как царице.
И все любовались ею, и мужчины и женщины, и старые и молодые, все славили Красоту. Красота торжествовала.
«Давно бы так! – думала она. – И как мне раньше не пришло в голову вырваться к этим милым, благодарным людям из моего заповедного чертога!»
Но вот прошел час, другой, третий. Все надоедает на свете. Наскучила и Красота. Людям надоело созерцать ее, неподвижную, однообразную, словно застывшую в своей великолепной позе, как мраморное изваяние на троне. И вот, сначала робко, потом все настойчивее и смелее зазвучали голоса:
– Спой нам что-нибудь, Красота! Ты так прекрасна сама, что все, что ни сделаешь, должно быть тоже прекрасно.
– Или сыграй лучше! Твои пальцы, тонкие и длинные, точно созданы для струн.
– Или расскажи нам сказку, чудесную и волшебную. Ты должна уметь сочинять сказки и стихи.
– Нет-нет! Изобрази лучше всех нас и себя на полотне в виде дивной картины. Ведь ты, наверное, владеешь кистью.
– Нет, лучше сойди с трона и станцуй нам. Ты, без сомнения, умеешь очаровательно танцевать.
Но Красота не двигалась с места. Она не умела ни петь, ни играть, ни сочинять сказки и стихи, ни писать картины, ни даже плясать. Она ничего не умела.
Ей стало горько и стыдно, потому что она была очень горда. И чем настойчивее звучали просьбы окружающих, тем бледнее и бледнее становилось ее прекрасное лицо.
– Что же это за Красота, которая ни в чем проявить себя не умеет! – крикнул чей-то дерзкий голос в толпе.
– Не надо, не надо нам такой Красоты, – подхватили другие голоса.
Вся бледная, как смерть, Красота сошла с трона и покинула зал.
На пороге дворца она сняла с пальца драгоценный перстень и, приложив его к устам, пожелала очутиться снова в своем заповедном чертоге.
В один миг Красота была перенесена туда на невидимых крыльях.
Ее встретили златокудрые рабыни и сама волшебница Истина на пороге ее жилища.
Красота упала на колени перед доброй волшебницей и вскричала, рыдая:
– Возьми, возьми мою красоту и надели меня другим даром привлекать к себе людей. Сделай меня нужной и полезной, надели меня умением работать, трудиться, привлекать людей знаниями и способностями. Сделай меня нужной и полезной всему миру. Я убедилась, что одной красоты мало, чтобы заслужить на долгое время привязанность людей. Вместо всяких других достоинств – надели меня талантами.
Улыбнулась добрая волшебница. Взмахнула волшебным жезлом, и в один миг окружающие Красоту рабыни почувствовали у себя в руках кто перо, кто кисть, кто арфу, кто ноты, кто гирлянду цветов, необходимую для танца. И полились дивные звуки. Это пели, играли и плясали ее рабыни. Встали перед нею дивные образы, одни написанные в книге пером, другие нарисованные на полотне в виде картины. Каждая из рабынь обладала теперь каким-нибудь талантом.
– А мне? А мне? Что оставила ты мне, Истина? – в отчаянии прошептала сквозь слезы зависти Красота. – Ты раздала все таланты моим рабыням.
– Тебе я оставляю самое большое: власть распоряжаться твоими рабынями, вдохновлять их. Это все, чем я могу наделить тебя, – отвечала фея. – Ты – Красота. Ты могучая, властная сила – и только ты одна должна вдохновлять твоих покорных рабынь искусства. Без тебя они ничто. Ты должна направлять их. Ты будешь наделять их воображением и изяществом. А я раздвину стены твоего чертога: пусть люди входят сюда усталые, измученные жизнью и борьбой, а ты со своими искусствами будешь давать им сладкие минуты радости и забвения.
И, сказав это, Истина исчезла. А Красота и ее златокудрые рабыни остались в заповедном чертоге, чудно преобразившемся в один миг от звуков пения и музыки. И люди шли теперь в этот чертог толпами, счастливые, радостные, умиленные, благословляя Красоту, дарующую такое счастье. И они не требовали больше от нее, чтобы она сама пела, играла, сочиняла стихи, танцевала. Они знали, что Красота – царица и что по ее повелению, по ее вдохновению, по ее указанию играют, танцуют ее рабыни. А сама она, незримая, управляет каждым шагом своих рабынь.
И Красота торжествовала…
Герцог над зверями
Добр и ласков был герцог Альберт и хорошо, справедливо правил государством. Подданные горячо любили своего повелителя и супругу его, герцогиню, но не могли любить, даже ненавидели всей душой сына их, молодого герцога Ролана. Да и было за что ненавидеть его. Злая, жестокая душа была у молодого герцога, злое, жестокое сердце. Все подданные с ужасом смотрели на будущего своего повелителя. Сын и наследник герцога внушал всем страх. Ему было только десять лет, а он уже всюду успел проявить свой жестокий нрав и дурной характер. Говорили люди, будто маленький Ролан в дружбе со злым колдуном Чуром. Говорили, мол, оттого и зол, и жесток с окружающими Ролан, что колдун Чур внушает злобу его молодому сердцу.
Но вот горе-несчастье случилось в герцогской семье. Умерла герцогиня.
Горько плакал король, горько плакал народ. Не плакал один маленький Ролан. Не принесла ему особого горя кончина матери, не любил он ее, как не любил никого маленький, злой и жестокий Ролан-герцог.
А время все шло да бежало вперед. И становился с годами все злее, все жестче и безжалостнее герцог Ролан. Отец с ужасом думал о том, какой из него выйдет правитель государства.
И все печальнее и тоскливее становилось у герцога на душе от злых поступков Ролана, все тяжелее и тяжелее становилось герцогу с таким сыном. Невольно стал подумывать герцог все чаще и чаще, что хорошо бы ему найти утешение, женившись вторично, чтобы было с кем поделиться своим горем, посоветоваться, пожаловаться, посетовать на судьбу, давшую ему такого сына.
Подумал-подумал герцог и женился. Хороша, как Божий день, была молодая герцогиня, светла и радостна, как солнце, а в доброте и кротости не уступала своей умершей предшественнице.
Зажил герцог с женою душа в душу… Через год родился у герцогской четы прелестный мальчик с голубыми глазами. Герцог дал ему имя Лео.
Не могли нарадоваться на крошку-дитя отец с матерью, не нарадовалась на него свита, не нарадовался и весь народ.
Один герцог Ролан невзлюбил брата. С первого же дня его появления возненавидел всею ненавистью, всею злобою, какая имелась у него в сердце.
Стал подрастать мальчик Лео: стал хорошеть не по дням, а по часам. К десяти годам вырос и превратился в такого красавчика, что без восторга на него нельзя было смотреть. А уж о кротости и доброте Лео и говорить нечего: голубь, не мальчик, золотое сердце у него.
– Вот бы нам такого герцога, вместо злого Ролана, – стал поговаривать народ.