Греческая рапсодия

– Вот думаю, чем бы серьёзным начать промышлять, – хмуря широкие светлые брови, ответствовал тот.

– Слушай, что я тебе скажу, – гортанный голос земляка отзывался сладостью в сердце Кира, соскучившегося по родному говору, – мы с Мариной торгуем шубами, я тебе несколько штук подброшу, попробуй. Моя цена – твоя накрутка… заработаешь, шубы хорошо идут…

– А с чего так расщедрился?

– А просто так! – Заури картинно развел руками, – приходи завтра, приготовлю, забирай, – отошел, вернулся, заговорщически наклонился к самому уху:

– Думаешь, могу забыть твою выручку в тёмные тбилисские ночи? Нет, друг, такое не забывается… Съедят здесь тебя в два счёта, если вовремя не расплатишься. Знаю их порядки…

– Гм, – усмехнулся Кир, – что ж, давай попробую, спасибо…

Земеля не пожадничал, шуб оказалось несколько: разных размеров, фасонов и качества. Марина, сестра Заури, рассказала о мехах, провела своеобразный мастер-класс о шубах из кролика, енота, бобра, написала цены, пожелав удачной торговли. Товар был китайский, но востребованный, благо цены не такие кусачие, как в магазинах, и вполне доступны для простых покупателей голодных девяностых.

Спустя годы Кир вспоминал, как благодаря Заури – с его ли легкой руки или доброй души – нащупал золотую жилу. Шубы стали для него своего рода Клондайком.

Очень скоро собственной продрогшей шкурой ощутил важность товара для необъятной холодной России. Морозы стояли сильные – челюсть сводило. Спрос здесь как нигде – огромный. А когда однажды друг сказал: «Кир, ты же грек! Китайские шубы – хорошо, но не хочешь попробовать привозить их из Греции?» – он задумался. Думал коротко. Если идея нравилась, начинал действовать.

Срочно вызвал младшего брата в Москву. Янис к тому времени подумывал уйти из стоматологии – семью кормить нечем, услуги врача-стоматолога стали для большинства обедневшего городского населения независимой Грузии излишеством – поликлиника, можно сказать, дышала на ладан. Поэтому он с радостью откликнулся на зов брата, не подозревая, как изменится их с Деей жизнь. Оставив всю семью на попечении старшего брата Алекса, улетел.

Москву Ян любил. Студенческие годы, проведенные в ней, помимо профессии, связывали его с людьми. Поэтому летел в город юности, а, значит, и приключений с особым удовольствием, надеясь встретиться с бывшими однокурсниками. Но не тут-то было! Брат, со свойственной ему мёртвой хваткой, вцепился в Яниса и долго не отпускал.

Сначала расспрашивал о семье, интересуясь о каждом в отдельности. Немалый срок – два года не видеть своих, поэтому спрашивал основательно. Потом с такой же основательностью рассказывал сам о своей работе, вспоминая удачи-неудачи, которые с ним происходили. Наконец, дошёл до сути: почему он вызвал его:

– Полетишь в Грецию, – без всякого предисловия, упираясь в брата жестким взглядом синих глаз заявил Кир.

– Куда? Зачем? Я там никогда не был…

– Вот и хорошо, пора.

– Что задумал, Кир? И почему раньше не сказал, я мог бы из Тбилиси…

– Нет, не мог… во-первых, из Москвы чартерным рейсом полетишь, во-вторых, кое с кем познакомлю, чтобы знать с кем встретиться и что говорить в Греции. Бычий взгляд… глаза навыкате, смотрят прямо в душу… – И прошу, отнесись серьёзно к делу. Сам не могу лететь, так как боюсь потерять точку, только зевни – всё пропадет, а нам надо зарабатывать, дальше раскрутиться. И ты мне в этом поможешь, твоя дотошность зубного врача как нельзя кстати, лучшего помощника не найти. – Произносил слова, словно чеканил, не давая брату что-либо возразить или вставить. – «Наверно, всё заранее обдумал как и что», – думал Янис.

А Кир мерил уверенными шагами маленькую каморку, где спал, ежемесячно оплачивая и убогий закуток на территории рынка, и прилавок, за которым торговал. В вылинявших джинсах турецкого пошива и в такой же неприглядной футболке… Он не сетовал на судьбу, твёрдо зная, что добьётся своего. У него постепенно вырисовывался план действий, если неукоснительно следовать этому плану, он вырвет семью из нищеты. Самому приходилось экономить на многом. Не тратил деньги попусту, как делали многие, например, Заури и другие знакомые ребята… Всё, что зарабатывал, вкладывал в дело, каждый раз закупая больше товара и соответственно получая больше прибыли.

Он снабдил брата деньгами, билетами туда и обратно, адресами, именами, объяснил детально, как действовать. Сам же был уверен на все сто, что получится… не может не получиться, столько лишений и ограничений должно вознаградиться. Какие труды, такие будут и плоды. В это он верил.

А какие заморочки Кир перенёс и перетерпел – известно только ему, зачем посвящать в это родных, не в его характере ныть, вызывая жалость… глупости всё это.

Нахлынувшие воспоминания прервал звонок Яна. Вот что сейчас волновало его – здоровье Деи. Только бы все обошлось…

Бодрый голос младшего брата обрадовал его:

– Да, все нормально? Да, честно, не врёшь? – с напором переспрашивал он.

– На этот момент – всё хорошо, дальше посмотрим…

– Поцелуй от меня, пусть держится, – громко подбадривал Кир, ему казалось, что решительный тон его поможет и брату, и жене брата, – держи меня в курсе, если что надо – сообщи, я на связи, и сам держись, всё будет хорошо… Да, как там с последней партией, отправил Алекс?

– Как всегда, об этом не думай. Я не присутствовал, сам понимаешь, но он сказал, что вовремя отправил товар…

– Окей, давай… – и брат отключился.

Глава пятая

То, что это утро, она почувствовала сразу.

Бесконечное картофельное поле, по которому следовала вприпрыжку за дедом, стараясь не отставать и в точности повторять его движения, вывалилось из детской памяти впервые и неожиданно. Ей даже показалось, что руки, которыми она некогда доставала из земли клубни картофеля, сейчас по локоть вымазаны грязью влажной почвы, как бывало, когда она, пятилетней девчушкой выходила со взрослыми в поле. На лето родители привозили её в Цалку, где Деечка с другими детьми наслаждалась деревенской жизнью, не подозревая, что когда-нибудь эти воспоминания нахлынув, выведут её из болезненного состояния, отодвинут темноту и помогут пересечь грань небытия. Несколько раз она открыла и закрыла глаза, освобождая их от навязчивой нависшей пелены, и, когда размытые очертания предметов стали приобретать чёткие контуры, окончательно открыла их. Поближе поднесла руки и увидев их сияющую чистоту, слабо улыбнулась. Приснится же…

Наконец увидела палату, залитую солнечным светом, и тихая радость, войдя в измученное тело, стянутое панцирем боли, заполнила, захлестнула, пропитала энергией её клетки. Женщина улыбнулась утреннему свету, про себя оценивая новизну ощущений от пробуждения. Попытка потянуться, расправить конечности вызвала сильную боль. Тут же покрылась бледностью, слабость накатила волной, смывая крупицы только что обретённой силы…

Сестра, следившая за больной, покачала головой: – Нет, не надо. Пока рано, милая.

– Так захотелось потянуться, – хрипловатым шёпотом выдохнула Дея.

– Рано ещё, не торопите события, – ловкими движениями рук медсестра принялась приводить больную в порядок.

Ласково приговаривая, что «всё будет хорошо,» мягко протерла лицо и руки больной влажной салфеткой, убрала с живота пузырь со льдом, проверив повязку на шве, слегка приподняла изголовье кровати, чтобы было удобно лежать, и только после всех манипуляций сообщила, что звонил муж, интересовался и пообещал скоро подъехать.

– Хорошо, я так немного полежу, с приподнятой головой.

– Полежите, завтра начнём потихоньку двигаться. Залёживаться не дам…

Медея усмехнулась, прикрыв глаза погрузилась в размышления. Её мучил вопрос – что у неё? Врачи в открытую не произносят диагноза. Когда она рассказала о симптомах и ей провели тщательное обследование, консилиум врачей рекомендовал в срочном порядке ложиться на операцию. Тогда ей объяснили, что обнаружена доброкачественнная опухоль в виде полипов на тонкой кишке. Отсюда потеря в весе, тошнота, слабость… Ужас охватил в ту минуту, но не будучи размазнёй она пыталась взять себя в руки.

Теперь, когда операция позади, она может трезво, без паники и волнения оценить ситуацию. Ей сделана частичная резекция тонкой кишки. Сделана традиционным способом – открытым надрезом. Всю операцию и мучения послеоперационной терапии она ясно представляла и исподволь настраивала себя на терпение и выдержку.

Другого пути не было. С этим понятно! Дея знала, что должна пройти реабилитацию и постараться избежать осложнений, вызывающих послеоперационный сепсис и расстройства пищеварения. Она готова глотать растворы и питательные смеси сколько необходимо, но вот диагноз её волновал. Правду ли сказали врачи или слукавили, чтобы успокоить на время? Если у неё злокачественнная опухоль – ей конец… Не сразу, нет… это она тоже знала, в мучениях, в боли, в постепенном угасании…

Перед глазами вдруг предстала Виктория, её тетя, сестра отца. Последние дни жизни молодой женщины, умирающей от рака – мучительные, горькие, тягостные – окончились в их доме. Мама ухаживала за ней, делая всё, не по предписанию врачей, – их рекомендации уже были бесполезны, – а по велению сердца. Вика этого заслуживала, добрее человека она не встречала…

Воспоминания о смерти тёти вызвали у Деи слёзы. Неужели генетическая предрасположенность? А что если – да, ведь это действительно конец… От этих мыслей стало плохо. Противная внутренняя дрожь растеклась внутри, проступив на коже холодным потом… Она нажала на кнопку вызова. Появилась Рита. Её внимательный взгляд уловил состояние больной.

– Медея, нельзя волноваться, ты же знаешь… Что случилось?… Вот к тебе родные пришли…

– Мама, сядь поближе, – Дея проглотила подступивший к горлу ком и указала на стул рядом, – хочу спросить, чем болела Вика, я помню смутно…

– Успокойся, доченька, что ты её вспомнила, давно это было… – Янис переводил тревожный взгляд с жены на тёщу, не понимая о чем речь.

– Она ведь тоже от рака умерла, моя тётя? Дея смотрела на мать не мигая.

– Почему тоже. Больше никто не умирал…

– Но Вика! – от напряжения Дея покраснела.

– Успокойся, к тебе это не имеет отношения, у тебя нет онкологии, – Жанна говорила тихо, но уверенно.

– Почему ты так уверена? – Дея напряженно всматривалась в мать.