Затворник, или Вынужденное правосудие

Михайлов ехал через паутину улиц города, направляясь к ее окраине, на своей старенькой белой «Ниве 4?4». В какой уже раз он вспоминал добрым словом родителей Андрея. Старков старший являлся депутатом «Партии зеленых», его жена – членом организации по охране окружающей среды. Они ничем противозаконным не занимались, дурного не замышляли. Наоборот, прилагали все усилия, чтобы сохранить пригодным для жизни подрастающего поколения этот цветущий клочок Приморья.

И без того трудное положение России, с возросшей коррупцией, преступностью и разрухой, усугубляли нападки Америки, Англии и союзных с ними держав. Неужели не осталось ничего святого, что за жизнь достойных людей не дадут и ломаного гроша?! И к чему это привело? Андрей Старков потерял вкус к жизни, стал ко всему безразличен, перестал появляться на людях. На плаву ему остаться удалось благодаря строгой дисциплине. Парень в течение последующих трех лет, дни напролет, занимался Боевыми искусствами, медитировал, самосовершенствовался, тренируясь по 6-8 часов в день. Большую часть своего времени он проводил в лесу, в горах. Сливаясь с Природой, переняв от родителей любовь к братьям нашим меньшим, он стал обретать постепенно покой. И к 21 годам своего существования стал чаще улыбаться, вновь ощутил тягу к бытию, приобрел желание прожить свой век с пользой для общества. Старков не вдавался в подробности, но уверял инспектора, что он поработал над собой и жизнь продолжается.

Спустя 15 минут Михайлов подъехал к последнему дому на краю улицы, расположившемуся в нескольких десятках метрах от сочной зеленой стены леса. Это был обыкновенный средний дом с крышей из красной черепицы, Выстроенный из белого кирпича с фундаментом, окрашенным в черный цвет. Войдя внутрь, бросалось в глаза убранство обставленных со вкусом простенькой мебелью комнат. Прихожая, кухня, ванная, две спальных комнаты, зал, комната для гостей и небольшое помещение, оборудованное под спортзал, гармонировали между собой. Комнатные растения, спокойные светлые тона и тишина в доме располагали к себе каждого гостя.

Виктор обошел все комнаты, нигде не обнаружив хозяина дома. Окликнув Андрея несколько раз, и убедившись, что его нет, он направился к выходу. «Жаль, что я не застал парня дома. Это я неудачно заехал», – подумал он, находясь еще в прихожей. Тут инспектор услышал знакомый ему до боли треск рации, находившейся в машине. Закрыв плотно дверь, он подбежал к автомобилю.

– Повторяю: ограбление ювелирного магазина на Восьмой улице, всем патрульным проверить! – надрывался голос диспетчера из рации.

Спустя мгновение Виктор несся к указанному месту преступления. «И вообще, чем сейчас занимается этот парень? Надо бы поговорить с ним по душам», – сделал он себе пометку в голове. Через несколько минут он вдавил ногой педаль тормоза и покрышки его автомобиля жалобно завизжали перед толпой зевак, столпившихся у разбитой витрины магазина. Пробираясь сквозь них, инспектор краем уха уловил несколько фраз: «Зеленый Монах…Снова в деле…». Выбравшись из толпы, он обнаружил печальное зрелище. Множество разбросанных ювелирных ценностей на тротуаре и троих преступников. Разбитые напрочь, они, распластавшись на асфальте, стонали от нанесенных травм.

Посмотрев наверх, куда были обращены взгляды собравшихся людей, Миротворец увидел стоявшего на крыше здания, на первом этаже которого размещался ювелирный магазин, Затворника. Этот субъект в зеленом балдахине часто покидал зевак через внутренние лестницы, скрывая свой след на крышах домов. Не удивительно, так как на земле его поджидали журналисты, корреспонденты, обыватели, пытавшиеся сделать себе имя, преследуя его и желая раскрыть тайну «ангела-хранителя» города.

На мгновение, обратив свой невидимый взор на Михайлова, он исчез из виду. Виктор ощутил на себе его волевой, бесстрашный и пронизывающий взгляд. Ему стало не по себе, словно, мелькнувший на крыше и не человек вовсе, а некое мистическое существо. Оставив все находившееся на тротуаре на попечение прибывших Миротворцев, он направился к машине. Люди расходились, обсуждая между собой подвиги загадочного героя.

Виктор Михайлов вернулся в участок в 10:43. Ему необходимо было разобраться в себе и мыслях, обуревавших его.

***

Стоял полдень. Солнце находилось в зените. На фоне голубого безоблачного неба мелькали птицы, насекомые, стрекоча, петлял над городом вертолет ОКБ им. Миля Ми-2, патрулируя территорию. Солнечные блики, отражавшиеся от его стекол, слепили глаза. Жизнь городка бурлила в самом разгаре. Это лето выдалось знойным, и каждый человек, каждое животное, ощущали на себе действие этой жары. Казалось, только величественные деревья не обращали на температуру внимания. Словно великаны с кудрявыми головами, они, склонившись над землей, спасали многих в своей прохладной тени.

Виктор Михайлов сидел в кабинете комиссара Вениамина Ливакова. Ему приходилось выслушивать бессвязную речь предводителя Миротворцев.

– Я вызвал тебя вот по какому поводу, сотрудник, – говорил он. – Мне совсем не нравится, что нашу работу выполняет какой-то проходимец; в то время как кое-кто, кому за это платят деньги, занимается черт знает чем! Ты ударился в чтение всяких бесполезных папок и документов, потратил на это несколько недель кряду, сотрудник, а все так же сидишь в вонючей куче, никак из нее не выбравшись. А сколько ночей ты проводишь в этом участке, тратишь электричество и ничего путного не делаешь для обеспечения безопасности данного населенного пункта. И знаешь, что я хочу тебе сказать, а, сотрудник?..

Инспектор понял, что ничего стоящего от него не услышит. С безучастным видом, смотря на комиссара, он улыбнулся своим мыслям. Виктор и Вениамин Ливаков недолюбливали друг друга, и при каждом удобном случае комиссар, пользуясь своим превосходством в звании, отыгрывался на нем. Вот и сейчас Ливаков, распаляя самого себя, своими же словами, демонстрировал свою неприязнь к Михайлову.

Вениамин был светловолосый, высокого роста, широкоплечий мужчина 30-35 лет. Вытянутое сухощавое и скуластое лицо, светлые глаза, длинный заостренный нос, торчащие уши и тонкие губы делали его похожим на упыря. Его направили в Мечту семь лет назад. Всегда чисто выбритый, опрятный, одевающийся как говорится с иголочки, он производил хорошее впечатление на людей. Но Виктору не нравилась мрачная личность и двуличная натура Ливакова, с излишне развязным, для человека с его положением, поведением. А его излюбленное слово «сотрудник», впихиваемое, им, куда только возможно, окончательно добивало инспектора. Но Михайлов всегда держал себя в рамках приличия, считая, что людям его возраста не пристало вступать в конфликты по мелочам.

Когда инспектор снова прислушался к разозлившему себя до бешенства комиссару, то обнаружил, что того понесло уже совсем в другую сферу деятельности:

– В то время, как Россию растерзали гражданские войны, люди гибнут просто так, – ревел Вениамин Ливаков, брызгая слюной, – ты здесь прохлаждаешься и протираешь штаны дни и ночи напролет! Это ведь…

– Извини, что я вклиниваюсь в твои разглагольствования, но ты, я вижу, не прекратишь свой монолог до конца рабочего дня, – прервал его Виктор, у которого терпение было на пределе. – Скоро начнется обеденный перерыв и я просто уверен, что ты не оставишь меня голодным. Объясни мне, зачем ты меня вызвал к себе. Надеюсь не затем, чтобы прочитать лекцию о современных катаклизмах государства российского. Но прежде, ты теперь выслушай меня, – он сделал небольшую паузу, тем самым, придавая важный смысл последующим словам. – Первое. Сколько, когда я работаю и как я это делаю, тебя не касается; на то есть видимые причины. Надеюсь, что ты понял это. Второе. Я понимаю, что ты хороший, лучше всех, старше по званию; но это не дает тебе право давить на меня. Думаю, что ты и с этим разберешься. Так ведь, сотрудник! Ну, так, что ты хотел сообщить мне новенького? – и Михайлов улыбнулся, довольный тем, что оставил Ливакова без слов.

Лицо Вениамина сначала окрасилось в синеватый цвет, потом побледнело, затем стало розоветь от возмущения и ярости. Инспектор даже заволновался, не плохо ли комиссару, но когда тот стал кричать, успокоился. От переполнявшей злобы комиссару не удавалось сказать ничего путного:

– Ах ты…да как ты смеешь…это вообще…

– Вениамин расслабься, так не долго и концы отбросить. Дыши глубже и попридержи свои глаза.

– Ну, вот что! Даю тебе ровно месяц. Если в этот срок ты не арестуешь ублюдка в зеленой рясе, я тебя уволю. Усек? А теперь убирайся прочь. Вон из моего кабинета!

Не желая далее перебраниваться с невротиком, Виктор поднялся с удобного мягкого, коричневого цвета, кожаного кресла и, не спеша, вышел из комнаты. Закрыв за собой дверь, он обнаружил на себе одобрительные взгляды сослуживцев, находившихся в участке и слышавших разговор на повышенных тонах. Один лишь инспектор осмеливался давать отпор шефу-самодуру, ставил его на место, особо не переживая о возможном увольнении или снижении звания. Михайлов знал, что желающие служить в рядах Миротворцев в очереди у здания ОМОПП-а не стоят. Тем более такие опытные, со стажем, как он. Усмехнувшись, он направился к выходу.

Его автомобиль, как и все служебные и собственные машины, находился на заднем дворе, куда он и поспешил. Инспектор всегда обедал дома, где ему было спокойнее и уютнее, а потому туда и отправился; предвкушая восхитительную стряпню богинь кулинарного дела – его супруги и очаровательной дочери. «Какую ночь по счету я не сплю дома?» – упрекнул себя он, выезжая из ворот на дорогу.

***

Андрей Старков создавал впечатление образованного степенного человека. Его карие с зеленым оттенком глаза выдавали аналитический склад ума, спокойствие и выдержку. Манера держать себя с достоинством, серьезность в высказываниях, скромность и обходительность проявляли дисциплину и самовоспитание. Вообще, мудрость, проницательность, светящаяся в его взгляде, давали понять о большом жизненном опыте, не взирая на столь молодой еще возраст. Этому способствовала растительность на лице. Находясь большей частью не с людьми, а с животными в тайге, ему не было необходимости стричься и бриться. А потому волосы, спадавшие на лопатки с достаточной долей седины, и заросшее бородатое лицо делали его похожим на почтенного старца. Однако, высокие скулы, открытый невысокий лоб, немного задернутый кверху нос и тонкие губы, если присмотреться, выдавали его молодость.

Старков оставался таким же, как и прежде, со всеми своими слабостями и достоинствами, с тем же мировоззрением и отношением к окружающей среде. Но, более того, он увеличил время своих тренировок, стал львиную долю свободного времени проводить на лоне природы, больше стал уделять времени медитации. Благодаря этой психофизической саморегуляции он вернулся к жизни из забвения, в котором его душа находилась ни много, ни мало три года. Осознавая несправедливость и жестокость, царившую в обществе, понимая всю бюрократическую и преступную систему правящего режима, Андрей впадал в уныние.

В такие моменты чистая праведная душа, сострадающая участи себе подобных, проще говоря – большинству народа, начинает возмущаться, от безысходности кровь стучит в висках. Такой человек пытается служить правде и справедливости, идет против течения. Но, к сожалению, подобные добрые мотивы разбиваются о камень преткновения, именуемый Безразличием. Именно безразличие многих и трепет притесняемых сводят на нет «души прекрасные порывы».

Парень понимал это. Ему было больно осознавать, что Мечта, построенная изначально для лучшей участи, превратилась в такой же российский город, как и другие, опутанный пеленой хаоса, поглощенный туманом беззакония. Именно это беззаконие и зло забрало у него родителей. Родителей, которым он прорицал долгую и счастливую, спокойную жизнь! Он помнил отчетливо тот день, после которого в его душе стало темно…

Но как-то, во время очередной медитации, во тьме души его блеснул лучик света и надежды. Он вновь ощутил жажду к жизни. В этот миг Старков вышел на новый виток своего существования. Он не хотел больше выглядеть как угасающий, не прижившийся, молодой росток. Ему больше импонировало олицетворять себя в качестве могучего разросшегося растения, тянущегося к Солнцу, и заслонявшего собой от ветра и зноя те самые молодые слабые побеги.

Андрей тренировался на опушке леса, когда к его дому второй раз за день подъехала «Нива» инспектора. Было 13:15 дня. Миротворец после обеда первым делом вновь отправился к своему молодому другу. Его взору представилось удивительное зрелище: в теплых лучах Солнца, на фоне темно-зеленой тайги, юноша самосовершенствовался и постигал смысл жизни, занимаясь интересным искусством. Он сливался воедино с Природой и обретал гармонию с ней, подчиняясь ее законам, пропуская ее через свое сердце.

Гость, захлопнув дверцу машины, подошел к крыльцу дома. Спортсмен, прервав занятие, трусцой подбежал к нему. Поздоровавшись, обменявшись крепким рукопожатием, они вошли в дом, где было прохладнее, чем снаружи.

– Сейчас я быстренько ополоснусь, а заодно принесу что-нибудь прохладительное, – проговорил Андрей, проводя гостя в зал. – Какой сок Вы предпочитаете?

– Да любой. На твое усмотрение.

– Тогда, значит, малиновый. Вы пока располагайтесь поудобнее. Вы же знаете, что можете считать мой дом Вашим домом.

– Андрей, не беспокойся. Все нормально! Ты уж извини, что прервал твою тренировку.

– Не проблема. У Вас ведь рабочий день нормированный, а у меня полно свободного времени. Я быстро.

– Иди-иди, – успокоил его Виктор, улыбаясь тому, как всегда переживает этот парень за своих гостей, которых у него не так уж и много.

«Шустрый парень! Подобные движения тела не каждый будет горазд повторить», – подумал Михайлов, устраиваясь поудобнее в мягком кресле. Помещение, в котором он находился, было просторным. Его три окна слева выходили на противоположную от леса сторону, к соседнему двору. Окна были занавешены узорчатыми светлыми шторами. Под окнами размещались небольшие стандартные батареи. На

подоконниках разрослись комнатные растения, среди которых инспектор различил лишь знакомые ему фикусы, бегонии и кактусы. Зал был обставлен минимально необходимой мебелью, без излишеств. У дальней стены стояла «стенка», сплошь заставленная книгами. Здесь была художественная литература разного жанра (приключения, фантастика, детективы). Много книг было посвященных силовым видам спорта и Боевым искусствам. Книг не было лишь там, где располагался телевизор и DVD-плеер. Справа, стена напротив окон, включала в себя дверь, да красочную картину с райским пейзажем. У стены, напротив стены со «стенкой с книгами», имелись два кресла, в одном из которых размещался гость, и диван между ними. Вся мебель имела светло-коричневую окраску. Пол был выложен из коричневого лакированного паркета, гармонировавшего с цветом мебели. В центре потолка висела роскошная люстра из шести ламп. Сам потолок голубого цвета, стены светло-зеленого цвета создавали атмосферу тепла и уюта.

Спустя несколько минут, в комнату вошел хозяин дома, сменивший свою черную набедренную повязку на легкие темные штаны и синюю футболку. В руках он держал по внушительному бокалу со светло-красной жидкостью, едва не переливавшуюся через края. Волосы его были еще слегка мокрыми. Вручив один бокал товарищу, он, непринужденно улыбаясь, присел на пол, скрестив ноги, напротив Миротворца.

– Никак не могу привыкнуть к твоей манере сидеть, – усмехнулся Виктор, отхлебнув прохладный приятный на вкус напиток.

– Благодарю Вас за то, что часто навещаете меня. Как у Вас дела дома, на работе?

– О, дома просто все отлично! А на работе, там есть некоторые проблемы. Но с этим можно ужиться. А вот на счет тебя, дружище. Как ты себя чувствуешь?

– Да что я. На здоровье не жалуюсь. Живу себе помаленьку. Другим жить не мешаю.

– На счет здоровья я и не сомневаюсь, – улыбнулся Виктор. – Видал я, какие выкрутасы ты выполняешь! Да и мышечную массу ты набрал, будь здоров. А, Андрей!

– Каждый наберет, если тренироваться столько же, сколько и я. Но это, я надеюсь, еще не предел, – задумчиво парировал Старков. – Мне бы еще килограмм десять в придачу! Тогда другое дело.

Михайлов понял, что это излюбленная тема для разговора у собеседника и разговор может продлиться надолго. Потому он решил переключиться к теме своего визита.

– Слушай, Андрей, – начал он осторожно. – Ты понимаешь, что каждый порядочный человек должен прожить свой век с пользой для общества.

– Конечно. Так и гласит одна из заповедей Конфуция, где он называет подобных людей «учеными мужами».