Искупление пороком

Старик, сидевший в кресле у кровати Эстер, казалось, не слышал её слов. Он не спал, но и не бодрствовал. Он, словно статуя на церковной стене, бездвижно и почти безжизненно сторожил покой больной малышки. В этом странном состоянии Коба находила его ежедневно и уже не удивлялась ему. Печально вздохнув, она придвинула стул к креслу и, тихо сев рядом, взяла старика за руку. Его посеревшая ладонь в смуглых руках Кобы казалась ненастоящей, словно бы то была рука восковой куклы, сделанной неумелым мастером.

Прикосновение соседки заставило Винсента выйти из оцепенения. Он грустно посмотрел в карие глаза гостьи, но не произнёс ни слова. Коба вздохнула. Она не хуже старика знала, что надежды для девочки нет.

Коба, как, впрочем, и все соседи, очень любила малышку Эстер. Они назвали её девочка-солнце, так как малышка приносила радость всюду, где появлялась. Лишившись и отца, и матери, она не винила в своём горе никого. Эстер мечтала, как мечтают все дети её возраста, и жила так, как умеют жить только счастливейшие из людей. Как жаль, что и это существо, несущее в себе только добро и свет, должно было вскоре умереть.

– Врач уже приходил? – стремясь отогнать прочь печальные мысли, спросила Коба.

Старик кивнул и поморщился.

– Они ничего не делают, эти врачи.

Голос старика сейчас был скрипучим и неровным, временами он совсем пропадал, а затем вдруг резко появлялся, сопровождаемый неприятными визгливыми звуками. Эта перемена особенно пугала Кобу, которая хорошо помнила те времена, когда, приходя в церковь на проповедь Винсента, она заслушивалась бархатистостью и красотой его речи. Она всегда восхищалась им, и теперь ей было невыразимо тяжело видеть его духовное падение.

– Я слышала, что сейчас очень многие болеют, – вкрадчиво сказала женщина. – Говорят, что больницы переполнены, а врачи не справляются с наплывом заболевших. Мне говорили, что это обострение гриппа или что-то вроде.

Старик нервно дернулся и злобно фыркнул.

– Обострение лени у них, а не гриппа, – проворчал он. – Только и умеют, что отговорки придумывать. Хотели бы лечить, вылечили бы. А они не хотели! Они её забрали, сутки подержали и вернули обратно. Что от этого толку? Что толку от того, что эта медицинская сестра ходит сюда каждый день? Она только и ждёт, чтобы моя малышка поскорее померла да освободила её от хлопот…

Старик хотел добавить что-то ещё, но внезапно подступившие слёзы не дали ему закончить. Он, сотрясаясь от рыданий, закрыл лицо руками. Коба прижала старика к себе и тоже заплакала. Винсент был прав, но только отчасти. В нём говорило горе и обида, но, возможно, в глубине души он всё же понимал, что слова его были не вполне справедливы. Коба действительно слышала о том, что в город пришла эпидемия. Хоть правительство и средства массовой информации тщательно пытались скрывать это, но больницы действительно были переполнены, а медикаментов на всех заболевших не хватало. Как и Эстер, людей с проявившимися симптомами забирали в больницу, делали им необходимые анализы, а затем либо оставляли, либо возвращали домой. Последнее делалось в двух случаях: когда пациент мог поправиться сам, или когда у него уже не было надежд на выздоровление и, находясь в больнице, он бы только занимал место человека, которому ещё можно было помочь. Смутная надежда на то, что Эстер ещё сможет поправиться, умерла спустя день после её возвращения из больницы. Лихорадка всё равно что сжигала девочку изнутри. Лекарства, что прописали ей доктора, очень скоро перестали оказывать эффект, а те уколы, что ежедневно делала приходившая женщина-врач, лишь снимали боль и ослабляли мучения, но выздоровления не приносили.

– Вам бы поспать немного, святой отец, – сказала Коба, когда старик немного успокоился. – Давайте, я посижу часок-другой с Эстер, а вы отдохнете?

– Тебе что, своих дел мало? – вспыхнул старик. Он резко выпрямился и сердито посмотрел на соседку. – У тебя полный дом детей, иди и следи за ними. Незачем за мной ходить! Я сам тут справлюсь. Не маленький!

Коба устало вздохнула, но настаивать не стала. Она уже и не верила в то, что наступит такой день, когда этот гордый, ворчливый старик согласится принять чью-либо помощь.

– Я оставила рагу у вас на кухне, – сказала она, поднимаясь со стула. – Поешьте, как захотите, а я пойду. Ближе к вечеру, может быть, загляну ещё раз.

Старик кивнул, но ничего не ответил. Вместо этого он снова обратил взор на постель Эстер, тяжело выдохнул и замер, вновь обратившись в недвижимого стража умирающей малышки.

Глава 3

Шум вытекающей из крана воды, подобно хорошей медитации, давал отдых сознанию и помогал мыслям течь своим чередом. Так, по крайней мере, полагал сэр Томас Стаффорд. Он любил подолгу находиться в душе, мог, закрыв глаза и полностью отдавшись ощущениям, часами наслаждаться течением обжигающе горячей жидкости по своей коже. А вот лежать в ванной, даже наполненной ароматными солями и маслами, Стаффорд не любил. Стоячая вода не влекла его так, как течение, пусть даже и созданное искусственно. Он любил просто стоять под тонкими, колкими струями и размышлять. Именно здесь, в душе, сэр Томас и придумывал самые успешные свои проекты.

Сегодня же мысли Стаффорда были беспокойны. Он кое-что замыслил. Кое-что важное и грандиозное. Кое-что, что могло бы изменить всю его жизнь. Тревога сэра Томаса была вполне объяснима. Конечно, он нисколько не сомневался в том, что его задумка рано или поздно будет реализована, но правильное воплощение её зависело не только от него самого, и именно это больше всего беспокоило Стаффорда. Хочешь сделать что-то хорошо – делай это сам. Сэр Томас часто прибегал к сему принципу, но с тем, что он задумал теперь, справиться в одиночку было невозможно.

Утомлённо вздохнув, Стаффорд резким движением отключил воду и открыл стеклянные дверцы душевой. Как только шум воды прекратился, в ванной комнате стало очень тихо, и лишь откуда-то из-за стены доносились едва различимые звуки скрипки. Сэр Томас сразу же узнал «Geschichten aus dem Wienerwald» Иоганна Штрауса, ведь то был один из его любимых вальсов. Музыка вызвала удовлетворение Стаффорда, и он лениво улыбнулся, позволив терзавшей его прежде тревоге несколько отступить. Не торопясь вытираться и позволяя ещё горячим струйкам воды стекать прямо на пол, сэр Томас подошёл к запотевшему зеркалу и протер его ладонью. Из размытого отражения на него взглянул седеющий мужчина. Худощавый для своего возраста, он всё же был крепок и силён. Карие с зеленоватыми прожилками глаза, немного узковатые для истинного британца, казалось, всегда источали коварство. Лицо его тоже было узким, с отчётливо выраженными скулами и выдающимся вперед заострённым подбородком. В самом центре этого подбородка имелась довольно глубокая впадина, часто отвлекавшая на себя внимание собеседников сэра Томаса и за счёт этого дававшая ему возможность перехватить инициативу при ведении переговоров. Ресницы у Стаффорда были длинные, тёмные и густые, словно у женщины. Подобными женским были и его тонкие от природы брови. Причём одна бровь сэра Томаса всегда находилась чуть выше другой, что создавало у окружающих стойкое впечатление, будто бы Стаффорд им не доверяет. Впрочем, он, и правда, не доверял никому, кроме себя.

Не одеваясь и даже не пытаясь смахнуть с себя влагу, сэр Томас покинул ванную комнату и, двигаясь на звук скрипки, вошёл в ближайшую гостиную. Эта просторная комната была полна света, который лился не только из множества точечных светильников, встроенных в потолок, но и из огромного витражного окна, почти полностью занимавшего одну из стен. Скучая в отсутствии музыканта, прямо перед окном стоял чёрный рояль. Его покрытая лаком поверхность отражала яркое солнце, приумножая тем самым количество света в гостиной.

В стену слева от окна был встроен бар, перед которым находилась глянцево-белая стойка со стеклянной столешницей. Ощущая, как проникающие через окно тёплые лучи солнца испаряют влагу с его кожи, Стаффорд приятно потянулся, а затем подошёл к бару и, взяв с полки бокал, налил себе виски. Пригубив терпкую жидкость, сэр Томас удовлетворённо вздохнул. Тревога, казалось, полностью отступила, и, пожалуй, в этот момент он мог бы со всей уверенностью признать себя счастливым человеком.

Мелкие ворсинки ковра приятно щекотали голые ступни, пока Стаффорд шёл от бара к белому П-образному дивану, что занимал почти всё свободное пространство комнаты. Не выпуская бокал из рук, Стаффорд улегся на диван, подсунув под спину и голову две мягкие подушки, и, наконец, устремил взгляд на источник музыки.

Изумительные звуки творений Штрауса изливались из угла комнаты, где окружённая двумя мраморными статуями играла на скрипке молодая девушка. Обнажённая, она и сама была подобна статуе, сотворённой искусным мастером. Впрочем, отец её был отнюдь не скульптором, а всего лишь мелким торговцем, задолжавшим Стаффорду весьма крупную сумму денег. Конечно, для сэра Томаса сумма эта была не очень-то ощутима, и он, может быть, смог бы её простить старому торговцу, если бы вообще умел прощать. Вместо этого он решил проучить старика, заставив его юную дочь отрабатывать долг. Её миловидная внешность уже давно привлекала внимание сэра Томаса, а нежная творческая натура и очевидный музыкальный талант девушки будоражили в нём потаенные желания.

Щёки юной красавицы заметно покраснели от смущения при его появлении в гостиной, она потупила взор и на мгновение сбилась, но, будучи хорошим музыкантом, собралась с духом и продолжила играть. Стаффорд же нисколько не смущался ни её, ни своей наготы. Сэр Томас ещё не решил, что конкретно хочет получить от этой девушки. Пока ему доставляла удовольствие её прекрасная игра и то граничащее с паникой смущение, в которое она приходила, едва взглянув на него. Эта девушка была чем-то вроде символа чистоты в его обители порока, и сэр Томас не спешил его разрушать. Его забавляла добродетель сама по себе, и в особенности людские попытки следовать её пути. Сэр Томас знал об этом мире куда больше любого другого человека. Так, по крайней мере, считал он сам.

Несмотря на то, что сэр Томас Стаффорд никогда не признавал этого, но ему очень повезло с рождением. Семья его была весьма состоятельной. Отец, сэр Георг Стаффорд, имел титул и несколько имений в Великобритании, а также недвижимость во Франции и Италии. Он женился довольно поздно, но по любви. Правда, спустя десять лет брака узнал, что всё это время жена была ему неверна. Состоялся громкий развод, в результате которого Томас и его младший брат Ричард остались с отцом. Мать же, отсудив у мужа неплохое состояние, переехала жить во Францию.

Георг Стаффорд был не лучшим отцом. Жёсткий и холодный, он требовал от сыновей послушания во всём. Вероятно, он надеялся сотворить из них лучших представителей своего времени, вот только избранные им методы привели к одному единственному результату – оба сына возненавидели отца.

Томас был старше брата на пять лет и, понимая, что малыш слишком рано остался без матери, постарался стать для него лучшим братом. Томас заботился о нём, защищал от отца, дарил почти материнское тепло. Ричард, считая брата идеалом человека, во всём пытался подражать Томасу, которому, надо сказать, подобное искреннее почитание весьма льстило.

Удивительно, как меняет жизнь человека первое безнаказанное убийство. Томасу тогда было четырнадцать лет. Ещё пару лет назад он вышел из поры детства и, терзаемый подростковыми изменениями характера, никак не мог до конца осознать свои желания и стремления. В то лето он вместе с братом и отцом жил в загородном доме, что находился у южной границы Лондона. Отец постоянно отлучался по работе в город, отчего дети много времени были предоставлены сами себе. Погода стояла тёплая, посему они часто устраивали долгие совместные прогулки и пикники на природе. Время от времени братья общались с местными детьми, но всё же, ощущая себя много выше других по положению, тесной дружбы не заводили.

В одном из соседних домов жила одинокая женщина с маленьким сыном. Мальчику было около шести лет, но он отставал в развитии и поэтому совсем не имел друзей. Дети, не понимая, сторонились его, взрослым же и подавно не было дела до мальчишки. Но именно ему, этому жалкому, слабому созданию удалось всколыхнуть внутри Томаса те мысли и те чувства, о которых он не знал прежде. Жестокий план Томас вынашивал около недели, а затем, дождавшись очередного отъезда отца, решился воплотить его в жизнь. Ричард, которому тогда было всего девять лет, не осознавая до конца того, что они совершают, и лишь слепо следуя по стопам своего кумира, согласился помочь ему во всём. Обманом они заманили доверчивого мальчишку в брошенный дом, что находился на окраине поселения. Там они вдвоём долго, жестоко пытали несчастного мальчика, а затем убили, размозжив камнем его голову. Теперь уже никто не узнает, переживал ли о содеянном Ричард, но Томас навсегда запомнил тот день. Он называл его днём своего настоящего рождения.

Совершив первое убийство, Томас затаился. Поначалу он боялся, что его преступление раскроют, но даже после обнаружения тела мальчика никто из следователей не посмел и подумать на детей достопочтимого сэра Георга Стаффорда. И всё же, опасаясь возможных подозрений, Томас постарался вести довольно мирную жизнь. Время от времени он забавлял себя мелкими преступлениями вроде воровства и клеветы, но они не приносили ему такого удовольствия, какое он испытал при убийстве. Заметив же у сыновей малодостойные повадки, Георг Стаффорд решил усилить контроль за ними, а в особенности за Томасом. Он стал ещё жёстче обращаться со старшим сыном, часто наказывал его и даже бил. С каждым днём Томас всё сильнее ненавидел отца.

Ему было шестнадцать, когда однажды утром, проснувшись, Томас решил, что убьёт отца. В тот же день через давнего знакомого он раздобыл яд и стал ждать подходящего момента. Была поздняя осень. На зиму они всей семьёй перебрались в родовое поместье, и поэтому лишенный привычных дел старший Стаффорд сконцентрировал всё своё внимание на воспитании сыновей. Однажды вечером Томас и Ричард спрятались от отца, который весь день изводил их придирками и наставлениями. Ни минуты не сомневаясь, Томас изложил Ричарду свой план избавления от ненавистного родителя. Поначалу мальчик, которому тогда едва исполнилось одиннадцать лет, воспринял идею брата с воодушевлением. Он, так же как и Томас, ненавидел отца и мечтал освободиться от него. Обрадованный настроем Ричарда, Томас поручил ему прокрасться ночью в спальню отца и вылить яд в графин, из которого старый Стаффорд пил воду. Ричард взял у брата заветный флакон из голубоватого стекла и спрятал его в кармашке на груди. Ночью же, когда Томас пришёл разбудить его, мальчик вдруг передумал. Он притворился крепко спящим, а флакон положил так, что Томас не смог его отыскать в темноте.

На следующее утро Ричард старательно избегал брата. Он даже провёл некоторое время в кабинете с отцом, чтобы только не попадаться брату на глаза. Но тот всё же отыскал его. Томас был умнее, он прекрасно понимал, что брат всего лишь испугался. Поэтому, разыскав Ричарда, он заговорил с ним так, словно бы ничего не случилось. Это очень успокоило мальчика, и тот, забыв про свои опасения, согласился погулять с братом. Томас увел его к дальней границе поместья. Оба они любили приходить сюда время от времени, так как здесь, вдали от отца и прислуги, ощущали себя полностью свободными. Направляясь туда в тот день, Томас не планировал ничего плохого, он хотел лишь переговорить с братом без посторонних глаз, успокоить его и убедить в том, что всё, что они решили вчера, правильно и справедливо. Но Ричард оказался куда упорнее, чем мог предположить Томас. Он не мог превозмочь страх перед старым Стаффордом, не желал помогать Томасу, и, более того, испугавшись настойчивости брата, Ричард заплакал и сказал, что расскажет обо всём отцу. Томас вскипел. Гнев захватил его настолько, что он бросился на прежде горячо любимого брата, повалил его на землю и принялся душить. Томас отпустил Ричарда только тогда, когда почувствовал, что тело ребёнка под ним вдруг обмякло. Какое-то время Томас не мог осознать, что же произошло. Не понимая, как это случилось, он смотрел на лежавшее на земле тело брата. Неизвестно, какие именно эмоции он ожидал получить от подобного убийства, но, совершив его, Томас вдруг понял, что не чувствует ничего. Ни отчаяния, ни страха, ни гнева. Ничего. Совершить убийство любимого брата для него оказалось не труднее, чем позавтракать. Этот факт невероятно поразил Томаса, и когда же юноша до конца осознал его, то сразу же понял, что необходимо делать.

Недалеко от того места, где случилось непоправимое, находился старый колодец, которым на памяти Томаса не пользовались ни разу. Он полностью зарос травой, и трудно было поверить в то, что хоть кто-то из прислуги помнил о его существовании. Именно туда, в тот заброшенный колодец, юный Томас и скинул тело брата. Сделав это, он поспешил вернуться домой. При свете дня в комнате Ричарда Томас отыскал флакон с ядом. Не выпуская его из рук, молодой преступник пошёл в кабинет отца. Как раз в это время старший Стаффорд ненадолго вышел, чтобы дать указания прислуге по поводу скорого приезда одного из своих давних друзей. Это было как нельзя на руку Томасу. Снедаемый ожиданием расплаты, он почти что вбежал в кабинет отца. На небольшом столике у окна стояла приоткрытая бутылка виски. То была хорошо известная сыну слабость старшего Стаффорда. Томас быстро открыл бутылку, вылил в неё содержимое флакона до последней капли, снова закрыл бутылку и вышел из кабинета, оставшись незамеченным. Гость, которого ждал Георг Стаффорд, так и не застал его живым. Вместо чопорного главы семейства его встретила целая группа полицейских. Расследование смерти Георга Стаффорда длилось недолго. Яд, унесший жизнь главы семейства, быстро был обнаружен, не без стараний Томаса отравителем признали юного Ричарда, которого посчитали сбежавшим из дома. Обман Томаса облегчался ещё и тем, что несколько человек из числа прислуги видели Ричарда в кабинете отца в тот день, а вот о пребывании там Томаса никто и не догадывался. Ричарда объявили в розыск, искали долго, но всё-таки не нашли.

Так, несколько неожиданно для себя самого, шестнадцатилетний Томас превратился в единоличного владельца огромного состояния. Первое время юный Стаффорд, не желая привлекать к себе излишнее внимание общества, скрывал свои пагубные наклонности от знакомых и прислуги, но всё изменилось, когда четыре года спустя, отметив двадцатилетие, Томас решил устроить себе продолжительный тур по Европе. Развлекаясь на свойственный ему манер, он посетил много крупных и малых городов и, наконец, прибыл в Париж. Здесь он намеревался отыскать мать, которая, как он знал, переехала сюда сразу же после развода с отцом. Когда это случилось, Томасу шёл только седьмой год, он мало что понимал в жизни и отношениях и поэтому помнил мать, как женщину эффектную и желанную для мужчин, добрую и нежную с ним и Ричардом. Исчезнувшая из его жизни так давно, она оставалась неким идеалом в его мыслях, и поэтому, оказавшись в Париже, Томас не пожалел ни сил, ни средств, чтобы отыскать её.

Он нашёл мать, но не в богатых апартаментах и не в дорогом ресторане, как мог ожидать. Вот уже много лет она жила в убогой квартирке в старом, почти аварийном доме на краю города. То немалое состояние, что не без боя было отсужено ею у супруга, отца Томаса, она спустила в первые же два года. Какое-то время мать Томаса жила на содержании у своих многочисленных кавалеров, но, когда красота её под влиянием постоянных кутежей начала увядать, этот источник дохода оказался потерян. Она переехала в маленькую грязную квартиру, стала зарабатывать на жизнь чем придётся, водила дружбу с продажными женщинами, много пила и почти безостановочно курила.

Томас не сразу узнал её, когда увидел. Мать же признала в нём сына в первую секунду встречи. Она обрадовалась его визиту, а ещё больше вести о том, что бывший супруг её почил. Едва услышав эту новость, женщина уверилась в том, что любящий сын прибыл в Париж для того, чтобы забрать её обратно в мир богатства и благополучия. Томас же, начав поиски матери, ни на секунду не задумывался о такой возможности. Его интересовал лишь факт новой встречи, но длительное продолжение знакомства, а тем более возвращение её в семью Томас не рассматривал вовсе.

Найдя же свой идеал, который он выдумал и лелеял долгие годы, столь отвратительным и падшим, юный Стаффорд не на шутку рассердился. Бесстыдные намеки матери на то, что он должен заботиться о ней так же, как она некогда заботилась о нём, раздражали Томаса. Наконец, не выдержав этого мучения, он схватил нож, оставленный ею на столе после нарезания сыра, и вонзил его в спину матери, когда та на секунду отвернулась. Кровь родной матери омыла руки Томаса, и он, наконец, осознал то, кем является на самом деле. Больше он не желал скрывать свои наклонности. Грех стал его кредо. Поиск новых изощренных способов наслаждения стал его целью. Он перепробовал все возможные пороки. Обжорство, опьянение, похоть, убийство, обман, клевета, воровство и растление – он перепробовал всё, что было самого плохого, самого омерзительного на Земле.

Сначала Томас глотал пороки с жадностью новобранца, но постепенно стал более терпелив и искусен. Он превратил себя в настоящего гурмана грехов. Стаффорд был настойчив, коварен и умен. Он получал всё, что хотел, выходил безнаказанным из любого преступления и, наконец, сформировал вокруг себя огромную группировку столь же духовно низких лиц. Он называл их «Семья», а они звали его «Учитель».

– Учитель, к вам посетители.

Погрузившись в воспоминания, Стаффорд и не заметил, как в гостиную вошёл его помощник. Сэр Томас бросил печальный взгляд на обнажённую скрипачку, а затем ответил:

– Проводи их в мой кабинет, Дориан. Я скоро подойду.

Глава 4

Этим утром Тесса Верстратен ехала на работу в подавленном состоянии духа. Впрочем, это не было удивительным, так как в подобном настроении она пребывала вот уже несколько лет. Ей не нравилась ни работа, на которую она устроилась года три назад и которая почти не приносила ей дохода, ни та скучная, безрадостная жизнь, которой она жила после окончания трудового дня.

Тесса работала официанткой в небольшом заведении, специализирующемся по большей части на алкогольной продукции. Посетители обычно называли это место баром, но хозяин этого заведения, тяжеловесный и всегда потный Герард де Грот, предпочитал гордо именовать своё владение «рестораном крепких напитков».

Тесса Верстратен была одной из немногих официанток, кто задержался у де Грота надолго. Из-за тяжёлого нрава хозяина, а в особенности из-за того, что де Грот и сам был не прочь вкусить своей продукции, что, собственно, и делал ежедневно, большинство девушек, отработав у него месяц-другой и подыскав за это время место получше, уходило. Де Грот не препятствовал их исчезновению, так как прекрасно понимал, что платит своим подчинённым слишком мало. С другой стороны, платить больше он и не собирался, так как всегда мог найти себе работников из числа бедных студентов, имевших весьма скромные запросы. Опыт и качество работы при приёме сотрудника де Грота совершенно не интересовали, лишь бы у кандидата были руки и ноги, а также желание ими шевелить. Впрочем, Тесса презирала своего начальника не только за жадность и алкоголизм. Он был грубым, эгоистичным, озлобленным человеком, безгранично гордящимся своим заведением. При любом удобном случае де Грот подчёркивал, что сам создал своё дело, что никто ему не помогал и что только он и никто иной сможет научить человека достигать чего-либо в этой жизни. Впрочем, именно этой фразой всё его обучение и ограничивалось.

Тесса работала у де Грота уже больше трёх лет, но мысль об увольнении, появившаяся уже в первый рабочий день, не оставляла её ни на мгновение. Девушка с удовольствием распрощалась бы с господином де Гротом, если бы имела возможность куда-то уйти. Ей нужны были деньги, а значит, нужна была и работа. Умная, начитанная, образованная, Тесса не оставляла попытки найти новое место и время от времени посещала собеседования, но, к сожалению, всегда безрезультатно.

Около пяти лет назад девушка с отличием окончила юридический факультет и мечтала о том, чтобы проявить себя в этой сфере, но на пути её легло непреодолимое препятствие. Ещё в период поступления в университет Тессу о нём предупреждали многие, но она, будучи доброй, наивной девушкой, полагала тогда, что в деле юриста главное ум, а не внешность. Теперь же, увидев перед собой столько закрывающихся дверей, Тесса с горечью признавала, что это совсем не так. Внешность играла важную роль везде, и в особенности в работе юриста.

Молодая Тесса не была инвалидом и не имела никаких врождённых дефектов, как можно было бы подумать. История её была другой, но всё же безрадостной. Она родилась вполне обычным ребёнком. Её родители не были богаты, но имели всё, что им требовалось для жизни. Тесса росла здоровой и очень подвижной девочкой. Её пухлые щёчки и белые, слегка завивающиеся локоны приводили в умиление почти всех соседей. Несчастье случилось, когда ей шёл пятый год. В тот день они всей семьей приехали навестить бабушку, что жила в своём доме в пригороде. Тесса была крайне непоседливым ребенком, любила бегать и в моменты озорства никогда не смотрела под ноги. Гостя у бабушки, семья много времени проводила в саду. Мать с отцом помогали старушке в огороде, а Тесса играла неподалёку от них. Ждать, пока родители закончат дела, не самое весёлое занятие для ребёнка. В тот несчастный день Тесса, сидя на травяной куче, играла с куклой и ждала, когда взрослые освободятся от работ. Очень скоро спокойная игра наскучила активной девочке, и она решила побегать по тропинкам. В бабушкином саду было много ветвистых плодовых деревьев и пышных ягодных кустарников, и маленькая Тесса, бегая меж ними, представляла себя гуляющей по большому сказочному лесу. В тени ветвей ей чудились волшебные существа: феи, сидящие на плодах и болтающие маленькими ножками, причудливые лица добрых троллей, миниатюрные цветочные принцессы, раскачивающиеся на тонких паутинках, словно на качелях. Родители предупреждали Тессу, чтобы она смотрела под ноги, когда бегает по саду, но под ногами не было ничего интересного, тогда как наверху, среди зелёных листьев любопытного было так много. Никто уже и не вспомнит, на что конкретно засмотрелась Тесса, когда споткнулась о выступающий из земли корень и упала. Падение оказалось неудачным. Рядом находилась вкопанная в землю железная бочка с довольно острыми, неровными краями. Тесса упала на неё лицом, и ржавая металлическая стенка, пробив переносицу, впилась в милое лицо девочки. В последующие годы маленькая Тесса претерпела множество операций. Врачи восстановили ей способность дышать, но красоты или хотя бы привлекательности в её лице не осталось. Зато осталась обида. Обида на родителей, которые не смогли найти средств для того, чтобы нанять лучших врачей и сделать более современную операцию, и обида на людей в целом за то, что те не захотели принять её обезображенную внешность и не дали ей занять в обществе то место, которое она действительно заслуживала.

Из-за своей внешности в школьные годы Тесса претерпела много издевательств. Не одну ночь она проплакала, проклиная себя и своих обидчиков, но всё же продолжала оставаться хорошей девочкой. Она отлично училась и свято верила в то, что все её беды пройдут, едва она закончит школу. Отчасти так и случилось. Период обучения в университете оказался для неё довольно счастливым. У Тессы было мало друзей, но никто из знакомых не издевался и не смеялся над ней, что давало девушке надежду на светлое будущее. Училась она прилежно, хотя преподаватели редко отмечали её заслуги. Впрочем, ей и не надо было этого. Тесса хотела лишь поскорее отучиться и начать работать там, где, как ей казалось, могла бы помогать таким же отвергнутым людям, как она сама.