Дама с букетом гвоздик

Глава 10

Кэтрин решила немедленно приступить к работе, как будто это было противоядием от той тягостной боли, которая, казалось, отныне навсегда поселилась в ее душе. Едва добравшись до Тауэр-Карлтона, где у нее всегда были апартаменты, она позвонила Бреге, своему американскому администратору. Бреге, который не встретил ее на причале только потому, что она этого не желала, ждал ее звонка и заявил, что немедленно приедет. Прежде чем он ворвался, в истинно галльском приветствии простирая к ней руки и тряся маленькой бородкой, Кэтрин все же успела осмотреться в своем номере, выдержанном в зеленовато-золотистых тонах, который так часто давал ей приют, снова бросила взгляд со своего тридцатого этажа на захватывающий вид Пятой авеню, похожей на Большой каньон, и приняла мистера Ленца, администратора отеля, который выразил искреннюю радость по поводу ее возвращения, а также преподнес ей фрукты, цветы и информацию о том, что для мисс Шервуд будет подготовлена дополнительная спальня.

Жорж Бреге был парижанином, специалистом по старинной бижутерии и часам восемнадцатого века, он приехал в Нью-Йорк, чтобы разбогатеть, по глупости потерпел фиаско и был спасен Кэтрин от голодной смерти.

Поцеловав ей руку, осыпав ее множеством комплиментов и, наконец, усевшись на диван, он прижал к губам набалдашник своей знаменитой трости, как бы приказав себе, самонадеянному болтуну, заткнуться, и стал ждать ее вопросов и распоряжений.

– Ну что, Бреге, – сказала она, откидываясь на спинку стула и внимательно глядя на него, – я привезла миниатюру.

– Это хорошо, мисс Лоример.

– Надеюсь! Скажите мне вот что: вы подготовили Брандта? В точности как я вам написала?

– Все устроено. – Бреге с простодушным удовлетворением выдал раскатистое «р». – Брандт должен быть в Нью-Йорке через десять дней. В среду, седьмого, в три часа дня, он приедет к нам, чтобы изучить миниатюру. И купить ее, мисс Лоример. Вот увидите. Именно так. Наверняка.

Кэтрин поджала губы:

– Надеюсь, что вы правы, Бреге. Во всяком случае, вы хорошо поработали. А пока мы выставим миниатюру в витрине, в эксклюзивной раме, с подкладкой из красного бархата, на обозрение всего Нью-Йорка. Пусть антиквары тоже это увидят: Эшер и все прочие. Будет много разговоров, и это пойдет нам на пользу. Я не хочу, чтобы наш друг Брандт считал, будто миниатюра готова упасть к нему в руки по его цене. Цена должна быть наша. Вы понимаете, Бреге?

– Ну да, мисс Лоример. Правда, сейчас все немного труднее.

– Труднее? И потому мы должны уступить? Послушайте, старый друг, вам надо понять вот что. Если мы не продадим эту миниатюру примерно за сто тысяч долларов, каждому из нас придется поискать себе хорошую новую работу.

Бреге пожал своими острыми плечами – в этом жесте угадывалось и сочувствие, и что-то похожее на извинение, но в целом он внушал оптимизм.

– Мы ее продадим, мисс Лоример. И снова двинемся вперед. Говорю же, бизнес вот-вот начнет подниматься. Если только мы продержимся еще несколько недель, то будем в шелках и бархате.

Кэтрин кивнула, ее взгляд внезапно стал отстраненным и непроницаемым.

– Да, – ответила она, – только несколько ближайших недель, а потом все у нас будет в порядке.

С трудом взяв себя в руки, она встала и надела шляпу.

– Пойдем выставлять Гольбейна. Кстати, не хотите ли взглянуть на портрет?

Бреге благоговейно взял миниатюру и вперил в нее восхищенный взгляд.

– Прекрасная, прекрасная, – наконец пробормотал он.

Кэтрин стояла рядом и со смутным чувством печали смотрела на миниатюру совсем другими глазами. Портрет теперь ожил для нее, странным образом наполнившись чем-то злободневным. В этих чертах, имеющих некоторое сходство с ее собственными, таилось предчувствие такой же печали. Возможно, здесь была изображена полная одиночества и горечи судьба, которая ждала и ее, Кэтрин. Она почувствовала, как невольно покидает свое тело, как будто ее дух, трепещущий на грани тьмы и света, слился с духом Люси де Керси. Это было странное чувство, ощущение растворения в пространстве и времени, слабое эхо прошлого, слышимое среди грохота великого города только в потаенных уголках ее сердца.

Бреге снова заговорил:

– И к тому же очень странно, мисс Лоример, – она так на вас похожа.

Кэтрин отмахнулась, скрыв этим жестом удар, нанесенный ей словами Бреге.

– Следующий, кто скажет это, получит от меня кирпичом по голове, – отрезала она, развернулась и поспешно направилась к двери.

Они вместе пошли по авеню к офису, маленькой лавчонке, зажатой между шикарным портновским ателье и модным цветочным магазином. Было уже больше часа, по пути Кэтрин пригласила пожилого коллегу на обед, и, поскольку они не питали никаких иллюзий относительно своей экономической ситуации, они зашли в дешевый «Чайлдс», где каждый заказал себе по клубному сэндвичу с маринованными огурцами в укропе, а затем по чашке кофе и белому бисквиту.

Стряхнув с себя дурное настроение, Кэтрин с удовольствием отведала пикантную, типично американскую еду. Толпы деловых девушек вокруг нее, спешащих поесть в обеденный перерыв, пробудили в ней воспоминания о собственной карьере. Оказавшись в офисе, она также испытала подъем положительных эмоций, когда поместила миниатюру в бронзовую рамку на фоне генуэзского бархата винного цвета, подумав, насколько точно она воплощает этим свой нынешний бескомпромиссный замысел.

Когда ради миниатюры к ним заглянул Эшер, Кэтрин с удовольствием отметила, что он впечатлен ее приобретением. А это был самый искушенный из нью-йоркских антикваров. Но позже, когда она уже одна возвращалась в отель, ее настроение упало и на нее навалилась физическая усталость.

Вернувшись в свой номер, она обнаружила там приехавшую Нэнси. Разбросав свои вещи по спальне – это у Нэнси называлось распаковкой чемодана, – сама она теперь растянулась на диване, включив настольную лампу. Рядом с ней стоял чайный поднос. Это зрелище, исполненное трогательного гедонизма, отчасти улучшило настроение Кэтрин. Она сбросила туфли и надела тапочки. Еще минута – и, сменив свой костюм на старый мягкий домашний халат сизо-серого цвета, она села рядом с Нэнси и налила себе чаю. Кэтрин заметила, чуть покривившись, что Нэнси презрительно отвергла стандартный хлопчатобумажный мешочек с чаем, обычно предлагаемый отелем, в пользу личной чайной смеси, которую Кэтрин специально привезла из Лондона.

– Хорошо провела время? – приветливо спросила она.

– Чудесно, дорогая. – Нэнси оторвалась от изучения пьесы и устремила свои большие, сияющие глаза на Кэтрин. – Самый удачный обед, с самыми вкусными устрицами – кажется, с американскими, Крис сказал, – и с божественным блюдом под названием «сквоб»[17 - Сквоб – молодой, еще не начавший летать голубь или мясо такого голубя.]. Потом я повела Криса в театр. Все были милыми. «Империал» прибудет в следующий четверг вместе с Бертрамом, Паулой Брент и остальными. Тогда мы начнем репетиции. Я люблю Нью-Йорк, Кэтрин, и готова поспорить на новую шляпку, что и он меня полюбит.

Нэнси взяла последний ромбик миндального печенья и с самодовольным видом откусила кусочек.

– Думаю, ты еще не видела газет, дорогая? Они там, на полу, рядом с тобой. В целом довольно забавно. По полколонки в большинстве газет и четыре действительно замечательные фотографии.

Кэтрин взяла газеты и внимательно прочитала сводки новостей.

– Да, великолепно, – заметила она. – Ты нанесла Америке довольно сильный удар!

Нэнси улыбнулась и потянулась, как довольный котенок.

– Все так чудесно ко мне относятся, Кэтрин. Крис был таким милым весь день. Я ужасно в него влюблена, правда. Ты знаешь, он хочет, чтобы я вышла за него замуж сразу же после премьеры. И я думаю, что, скорее всего, так и надо сделать. Было бы тоже довольно забавно, если бы я стала звездой в первый же вечер – и могу сказать тебе, дорогая, я чувствую, что добьюсь успеха! – и после этого в самом романтическом стиле вышла бы замуж.

Она помолчала.

– Тебе ведь нравится Крис, дорогая?

– Ты же знаешь, что да.

– И ты ему нравишься, – продолжала Нэнси. – Ты ему очень нравишься. Он говорил о тебе сегодня за обедом. Он хочет, чтобы ты поужинала с нами завтра или послезавтра в его номере в «Уолдорфе».

Кэтрин удивленно посмотрела на Нэнси:

– Ты имеешь в виду, что он остановился в «Уолдорфе»?

– Да, дорогая. Почему бы и нет? О, я знаю, что Крис любит тихие местечки, – она улыбнулась, – но я предпочитаю яркие огни. И я убедила его.

– Но там ужасно дорого. Послушай, Нэнси, – сказала Кэтрин с внезапной решимостью, – ты уверена, что Крис может позволить себе всю эту суету, цветы, подарки, дорогие отели? А если не может, нехорошо требовать этого от него.

– Он не жаловался, – холодно ответила Нэнси.

– Ты думаешь, он стал бы жаловаться? Он не из таких. Мне неприятно это говорить, Нэнси, но нам действительно следует быть честными в таких вопросах!

Нэнси улыбнулась своей простодушной улыбкой:

– Не волнуйся, дорогая. С Крисом все в порядке. Он, как говорят, большая шишка в Кливленде. Маленькая птичка принесла это Нэнси на хвосте. И не смотри так сердито. Я не собираюсь спорить на эту тему. Я уже вдоволь наспорилась сегодня из-за этой поездки в Вермонт.

Наступила тишина. Нэнси явно пребывала в своем самом легкомысленном настроении, которое Кэтрин всегда считала самым проблематичным.