Дама с букетом гвоздик

Глава 9

К утру ветер стих, небо прояснилось, а море, хотя и неспокойное, поумерило пыл. В десять часов, когда Нэнси присоединилась к Мэддену на прогулочной палубе, Кэтрин с ней не было.

– Привет! – воскликнул он. – А где вторая спутница?

– Спутница еще спит, – весело ответила Нэнси. – Головная боль!

Он посмотрел на нее с некоторым удивлением:

– Я слышал, как она на днях сказала, что у нее никогда не болела голова на борту.

– Возможно, она при этом не постучала по дереву, – сказала Нэнси с легким смешком. – Не делай круглые глаза, дорогой. Зато твоя возлюбленная прекрасно себя чувствует.

Он улыбнулся, глядя на нее:

– Тогда почему ты не пришла на утреннюю гимнастику?

Нэнси скорчила гримасу. Она была в приподнятом настроении и полна задора, чем сильно отличалась от себя вчерашней, когда вечером с серьезным видом просила ее не беспокоить. Все объяснялось ее реактивным темпераментом и прекрасным самочувствием, вызванным свежестью этого утра. Она радостно ответила:

– Не наезжай на меня, дорогой. Пока мы не поженимся. А теперь помолчи и дай мне сигарету.

– Ты не будешь курить мои? – поднял он бровь, глядя на нее. – Я так и думал! Придется найти тебе другие.

Они поднялись на лифте в главный зал, где он заказал большую пачку ее любимых сигарет. Глядя на Нэнси, он подумал, что никогда не видел ее более прекрасной. Стройная, по-мальчишески дерзкая, в пальто из верблюжьей шерсти, плотно облегающем фигуру, она выглядела так, что у него перехватило дыхание. Ее мягкие кудри были зачесаны назад. Губы умело подкрашены.

– Ты действительно любишь меня, Нэнси? – тихо спросил он.

Она отложила в сторону сигарету. Неожиданно на нее нахлынула волна глубокого чувства. Всю ее легкомысленность как ветром сдуло. Она замерла, внезапно осознав, как сильно она привязана к Крису, как много он для нее значит. Строго взглянув на него из-под опущенных ресниц, она просто ответила:

– Всем сердцем.

Последовала пауза. Его лицо просияло. Он быстро схватил ее за руку. На секунду их пальцы переплелись, затем с легким смущенным смешком она отстранилась, пытаясь вернуть самообладание.

– Помни, что мы посредине Атлантики, – беззаботно заявила она и взяла его под руку.

Они постояли минуту, изучая доску объявлений, затем, когда они повернулись, чтобы подняться по лестнице, взгляд Мэддена упал на витрину цветочного магазина и в голову ему пришла внезапная мысль.

– Кстати! – словно спохватился он. – Мы должны послать цветы Кэтрин. Это ее взбодрит.

– Отличная идея, – согласилась Нэнси. – Пошли ей гвоздики. Кэтрин их обожает. И посмотри, дорогой, какая прелесть эти лиловые орхидеи, – разве они не великолепны? Я сама от них без ума.

Он бросил на нее быстрый взгляд, затем рассмеялся и, зайдя в магазин, заказал гвоздики для Кэтрин. Орхидеи Нэнси взяла сама.

На обед Кэтрин не явилась, и прошло часа два, прежде чем они наткнулись на нее в укромном уголке на верхней палубе. Она, казалось, уютно устроилась в шезлонге под пледом и выглядела совершенно спокойной, рядом с ней стоял поднос с остатками обеда, так что она по крайней мере хоть что-то съела.

– Привет, дорогая, – пропела Нэнси. – Как твоя голова?

– Намного лучше, – невозмутимо улыбнулась им Кэтрин со своего ложа. Она повернулась к Нэнси. – Я думала, вы играете в настольный теннис.

– Да, мы как раз собираемся. Это соперничество – такая скука. Но ты же знаешь, как заводится Крис.

– Мы тут беспокоились о вас, Кэтрин, – поколебавшись, включился в разговор Мэдден. – С вами действительно все в порядке?

– Абсолютно. Но в последнее время я слишком переупражнялась. Я сбавлю обороты до конца пути.

Как бы все еще неудовлетворенный ее ответом, он сказал:

– Так странно было не видеть вас сегодня за столом. А утром – в спортзале… Мне вас очень не хватало.

– Я сожалею об этом.

Он вперил в нее взгляд, как будто испытывал неловкое замешательство из-за того, что она так спокойна и безучастна. Нэнси, тихонько напевая, направилась в сторону теннисных столов, а он остался, словно не желая покидать это место.

– Вам передали наши гвоздики?

– Ну да, Крис. – Она помолчала. – Но не могли бы вы больше этого не делать, пожалуйста? Правда, лучше не надо.

Это, похоже, еще больше его озадачило. Еще немного поколебавшись, он спросил, как будто его осенила внезапная догадка:

– Я, случайно, не допустил ничего такого, что могло бы вас рассердить?

Она мельком глянула на него.

– Не кажется ли вам, что сегодня мы придаем слишком большое значение пустякам? – с любезностью в голосе пробормотала она. – Разумеется, вы не допустили ничего такого, что могло бы меня рассердить. Я просто чувствую, что хотела бы побыть одна.

Он покраснел. На секунду в его глазах отразилась боль. Затем он справился с собой.

– Простите, Кэтрин, – тихо сказал он. – Я совсем забыл, что у вас болит голова. И прошу прощения за свою навязчивость.

Он повернулся и пошел вслед за Нэнси.

Кэтрин откинулась на спинку шезлонга, положив книгу на колени, как будто просто созерцая море и небо. Кто бы знал, какую боль она перенесла, какой тяжкий и невыносимый груз лежал у нее на сердце. Как если бы она умышленно, повинуясь внутреннему импульсу, вонзила нож себе в грудь. Ей было холодно. Все, что у нее оставалось, – это крошечный свечной огонек утешения, что в течение долгих часов бессонной ночи она все же пришла к правильному решению. Любой ценой она будет отстаивать свою личную целостность. И она скорее умрет, чем бросит тень на счастье Нэнси.

Следующие два дня пролетели незаметно, будто подстегнутые быстрым приближением судна к Нью-Йорку. Рейс был особенно благоприятным, и к утру пятницы все рассчитывали увидеть плавучий маяк «Нантакет»[16 - Плавучие маяки серии «Нантакет» служили для трансатлантических судов своеобразным знаком – это был последний символ Америки при отплытии в Европу, и первый – при возвращении в США.]. В предвестии конца путешествия ожило и пассажирское общество, от которого Кэтрин держалась на дружелюбном расстоянии, что было оправдано объявленной ею потребностью в отдыхе. На некоторых вечеринках ей все же приходилось присутствовать, но в целом удавалось самоустраняться. Не раз она ловила на себе скрытый, озадаченный взгляд Мэддена, но до вечера танцев после торжественного ужина она была избавлена от необходимости оставаться с ним наедине.

Эти танцы, как неизбежное событие с шампанским, серпантином, бумажными шляпами и всеми шумными эффектами карнавала, представлялись Кэтрин величайшим испытанием на прочность, проверкой, которой она никак не могла избежать. Поначалу все было довольно просто, потому что во время ужина она разговаривала главным образом с капитаном и леди Блэндуэлл, изображая крайний интерес к банальностям на морскую тему одного и эгоистичной болтовне другой. Но когда заиграл оркестр, а зал с колоннами залили разноцветные огни и начались танцы, ее нервное напряжение достигло предела. Единственное, на что она была способна при виде такого веселья, – это сидеть и улыбаться с безмятежным видом. Она ужасно боялась каким-то образом выдать себя, из-за чего утратила самообладание, что и привело к ошибке.

Старый капитан пригласил ее на танец, и, неосмотрительно решив, что это лучше, чем сидеть как истукан, она согласилась. Легким шагом капитан любезно поводил Кэтрин по площадке и отвел ее обратно. В этот момент она почувствовала на себе взгляд Мэддена. До этого он танцевал с Нэнси, но теперь встал и пригласил ее на следующий танец.

В течение секунды, показавшейся Кэтрин вечностью, она не могла оторвать глаз от стола, тогда как ее сердце учащенно стучало.

– Я не очень-то умею, – сказала она наконец.

– О, это не так, – ответил он. – Я только что видел, как вы танцуете.

Нэнси перегнулась через стол, зажав сигарету в пальцах с ярко-алыми наманикюренными ногтями. На ней было черное платье, подчеркивавшее светлый блеск ее волос и серебристый цвет туфель на высоких каблуках. Она выглядела более совершенной, чем когда-либо, и удивительно молодой.

– Давай, Кэтрин. Потерпи его ради меня, – самодовольно улыбнулась она.