Дневник архимандрита Антонина (Капустина). 1850

Вел<икая> Среда, 19 апр<еля>

Кажется, служил с о. ректором, либо с о. Феофаном. Потом ушел в Лавру на пещеры. Отстоял у батюшки всенощную, после которой и исповедался. Радуюсь, что выбросил из души два тяжелые греха… О, если бы к ним никогда более не простирать руки! Условился завтра служить обедню с батюшкой и о. Пименом. Но захотелось дать батюшке в подарок своих седмиц и сегодня я ночевать отправился домой.

Вел<икий> Четверток, 20 <апреля>

Встал в 4 часа. Как ни спешил на служение, но опоздал. Слушал в горе обедню и приобщился, не служа, с терзанием совести. У о. наместника хорошо соснул. Стоял на поздней обедне и смотрел на умовение ног[85 - Обряд Умовение ног совершается в Великий Четверг в память умовения ног апостолов Спасителем. В этот день Иерусалимский Патриарх на площади перед входом в храм Воскресения публично умывает ноги 12 членам своего синода, в число которых могут быть допущены специально приглашенные почетные гости. Сам Патриарх уподобляется в этом действии Христу, а его гости – ученикам Христа. Подробное описание всего чина, сделано архимандритом Антонином: «Известие о последовании божественного и священного умовения, по вновь изложенному чину с некоторым пространнейшим комментарием» // ТКДА, 1867, Т. 1. С. 304–319.]. Вечером дома был на «Стоянии» и читал одно из Евангелий[86 - В Великий Четверг вечером служится утреня Великой Пятницы. На этой службе читаются 12 частей из четырех Евангелий, в которых описываются страдания Иисуса Христа перед распятием, начиная с последней беседы Его с учениками на Тайной Вечери и заканчивая Его погребением.].

Вел<икий> Пяток, 21 ч<исла>

Был за часами. В 2 часа служил с братиями вечерню. Против обычая, проповедь говорил студент, и притом до выноса плащаницы, тотчас после Евангелия. Прочее все происходило, как обыкновенно бывало.

Вел<икая> Суббота 22 ч<исло>

Служили утреню. При обношении плащаницы чувствовался холод с ветром и дождем. Жаль, если и на завтра протянется такая же погода! Отдохнувши, суетился и пекся о мнозе ради завтрашнего праздника; после того была обедня глубоко умилительная. По окончанием ее с о. Иоанникием погрелись у самовара. Потом намеревались заснуть, но сего не случилось.

Пошел дождь, и погода стала необыкновенно тяжела и неприятна. Пообедавши мало мало, я кидался на различные предметы, чтоб чем-нибудь занять душу. Наконец, утомившись и отяжелевши, прилег на диван и встал, когда уже колокол возвестил христианскому люду о наступающем торжестве.

ПАСХА

Снизшел еси в преисподняя земли и сокрушил еси вереи вечныя, содержащия связанныя, Христе, и тридневен яко от кита Иона, воскресл еси от гроба[87 - Иоанн Дамаскин. Пасхальный канон. Песнь 6.]

Воскресение 23 апр<еля>

Нанесло снегу на четверть… Так ознаменовала себя, одна из самых поздних, Пасха. Давай радоваться и той, какую Бог послал. Утреню служили с о. ректором, обедню с о. Даниилом. Евангелие читали только на еврейском, греческом и римском с присовокуплением, разумеется, и славянскаго. Я не читал. Таково было желание нового о. инспектора. Обедню кончили в 8 часов. Первостоятель пригласил нас и на чашку чаю. Мы нашли ее у о. Иоанникия. Ездили обычным образом в Лавру, где я пробыл и вечерню, слушания ради словес о. Нектария. Кончив все, на досуге спешу похристосоваться со всеми любимыми и знаемыми.

Светлый понед<ельник>, 24 апреля

Перед обедней хотели ехать к викарию, но возвратились, узнавши, что он уже служит. После обедни обедали у о. ректора, где немало внимание наше привлекал к себе сахарный бараник, великолепно приготовленный. Уединившись, я писал слово на день преподобнаго Феодосия. Вечером на всенощной вдруг явился у нас Владыка с визитом. Еще идя в комнаты о. ректора, он заговорил со мною (слышно было, что он очень осердился на мое самоволие). Сидя у о. ректора, он все занят был моим делом и называя желание мое искушением, желал, чтобы я согласился с ним в этом. Я сказал: будущее скажет, что оно такое. По отбытии Владыки, мы с Иваном Михайловичем[88 - Иван Михайлович Скворцов (1795–1863) – первый профессор философии в Киевской духовной академии, один из основателей Киевской религиозно-философской школы, многолетний профессор богословия в университете Св. Владимира. Его научная и преподавательская деятельность объединяла философские, богословские, естественные, математические и языковедческие знания. Активно печатался в академичеком издании «Воскресное чтение». Успешно боролся за сохранение в университете полноценного преподавания богословия, включая и медицинский факультет. С 1849 г. служил кафедральным протоиереем Киево-Софийского собора, привел в порядок библиотеку Собора, составил ее каталог и занимался изучением исторических материалов этой библиотеки. См. прим. 23.] пили у о. ректора чай. Дома я продолжал писать свое дело.

Светл<ый> вторник, 25 <апреля>

После ранней обедни пошли с аввою Оникою[89 - 'Оникий' – Иоанникий (Руднев) – о нем см. ранее прим. 16.] визитствовать всю нашу знать и знаемь. Были прежде всего у о. Антония, потом, прошедши через Генварь, добрались до о. Нектария. Отсюда, укравшись, явились кийждо во своей хате. Обедали с гостем о. Пименом, с которым и еще потом посидели трохи немало. Вечером вечерня с утренею и затем самовар, якоже обычно есть быти.

Светл<ая> среда, 26 ч<исла>

Ходили с визитами по наставникам. В сем прошла половина дня. Что происходило в другую половину, о том не легко припомнить, спустивши столько дней (а сколько?) Ну! положивши, что сегодня сидели в гостях у Егора Семеновича[90 - Горский Егор Семенович – священник в Киеве, выпускник Киевской духовной академии 1843 г., сокурсник архимандрита Антонина.], да тем и покончим дело.

Светл<ый>четверток, 27 <апреля>

Кажется, сегодня ездили с о. Нектарием к графу с визитом, оттуда заехали к михайловскому ущельнику, а отсюда, кто куда попал. Впрочем, я отстоял здесь и вечерню с всенощной. Дома докончил слово на 3-е мая.

Светл<ый> пяток, 28 <апреля>

Ходил к ранней обедне; потом ревностно переписывал проповедь до самой вечерни вплоть. Вечерню со всенощною служили с нарочитым торжеством. После службы сидели у о. Иоанникия. Там я получил и проповедь, прошедшую невредимо сквозе цензурное горнило. Завтра чуть свет иду с оною в Лавру и служу раннюю обедню с батюшкой на пещерах, потому что, может быть, мы скоро с ним уже и выедем на тот свет.

Св<етлая> суббота, 29 апр<еля>

Спешил, как бы не опоздать, и рад был немало, встретившись с батюшкой как раз при выходе его от о. наместника. Но, увы! он шел совсем не служить, а прогуливаться в саду митрополичьем. Неудачны все мои попытки служить на пещерах[91 - Антонин имеет в виду Ближние пещеры. Со стороны холма под одной кровлей, примыкая друг к другу, стоят Крестовоздвиженская церковь и церковь Всех преподобных Печерских (Теплый храм).]. Верно грехов у меня более, нежели сколько могут стерпеть преподобные отцы. Были на средне-ранней обедне. Потом пили чай и отдыхали. В конце ранней обедни беседовали с графом, его женою и ее материю, по фамилии Галаган, а по имени Екатериною Васильевною[92 - Павел Евграфович Комаровский (1812–1873), граф, его жена Мария Павловна, урожденная Галаган, его теща Екатерина Васильевна Галаган, урожденная Кочубей (1826–1897), вдова Григория Павловича Галагана (1819–1888), украинского общественного и политического деятеля (с 1883 г. члена Государственного Совета), исследователя украинской этнографии, основателя Коллегии Павла Галагана (1871).], женщиною примерного ума и благочестия. Всем им подарил я по небольшой финифтяной иконочке. Ловил Владыку, чтобы протерзать слух его проповедью, но удалось это уже только после всенощной. Старец начинает принимать меня холодно, говорит ко мне: вы. Однако ж, после чтения проповеди, заговорил опять: ты. Кстати на стене кабинета я увидел картинку Голосиева[93 - Голосиево (Голосеево) – историческая местность на территории Голосеевского района г. Киева. Голосеево располагается в южной части города, между Добрым Путем, Демиевкой, Теремками, Феофанией и Мышеловкой, охватывая Голосеевский лес, а также городской район между ним и улицами Васильковской и Сумской. В грамоте короля Сигизмунда Выдубицкому монастырю (1541), упомянуто «Голосиево», при описании границ землевладений Киево-Печерской лавры (1617) упомянут хутор Голосеевский. В 1631 г. архимандрит Киево-Печерской лавры, а впоследствии митрополит Петр Могила построил в этом монастырском владении церковь во имя Св. Великомученика Иоанна Сочавского, происходившего из его родной Молдавии, а также дом для себя, разбил сад и заложил монастырь.] моей работы. Мне стало жаль, что я расстаюсь с Владыкою, столько, бывало, милостивым и внимательным ко мне. Что ж? я не виноват в том. Возвратившись домой, сидел около самовара с б<атюшкой>.

Антипасха, 30 апр<еля>

Был на ранней обедне ради имеющих быть проводин графа. Однако ж проводимый не скоро явился. Я уже успел и пообедать. На память маленькому графу Евграфу[94 - Сын Павла Евграфовича Комаровского – Евграф Павлович Комаровский (1841–1875).] я подарил чернильного амура. С сожалением немалым расстался с любезнейшим Павлом Евграфовичем и, расставшись, еще ходил в бурсу и трубою провожал его по разливам Днепра, пока не потерял из глаз. Если б таких людей побольше было на свете!.. Отправил слово на 3-е мая к о. ректору с просьбою поместить его в «Воскресном чтении». Задумав дополнить «Круг» еще проповедию на Лазареву субботу, начал писать ее после всенощной.

Май

Понедельник, 1 мая

По приглашению именинника, мы с о. Иоанникием в 5 часов взяли костыли в руки и в 8-м пришли в Феофанию, где, сверх чаяния, не нашли еще никого, исключая ребят, Константина и Осипа[95 - Константин и Осип (Иосиф) – ученики Софийского духовного училища, певчие Киевской духовной академии, послушники о. Феофана.], из коих первый, от нечего делать посвятил себя в стихарь. Через полчаса послышался стук экипажа, и я ударил в колокол чести ради велепреподобного именинника. За обеднею я пел, а о. Иоанникий дополнял мое пение воображением. После молебна и панихиды по братии, пили чай и обедали. С нами был и Николай Константинович[96 - Николай Константинович Ангелов, племянник о. Макария (Сорокина).]. Потом прохаживались по горам и удольям. За сим следовали чай с быком и т<ому> под. Выехали восвояси уже по закате солнца, и дорогою еще не раз покланялись Апису[97 - Апис – в древнеегипетской мифологии: священный бык. Антонин говорит, что по дороге они не раз выпивали тот же горячительный напиток, что и за самоваром.]. День очень приятный. А Петро таки не явился к сроку.

Вторник, 2 мая

Бык мычал в голове целую ночь и целое утро. От ранней до всенощной и от всонощной до 12-ти часов ночи писал проповедь на Лазаря.

Среда, 3 мая

Служил раннюю обедню. Тщетно прождав инспекторского экипажа, на биржевом уехали с о. Аникою[98 - О. Аника – Иоанникий (Руднев), см. ранее прим. 16.] в Лавру. По пути я взял из типографии проповедь[99 - Корректурный экземпляр.]. Поспели еще вовремя. Пели Херувимскую. В свое время проголосил проповедь, выходил на молебен, у Владыки закусывал и в трапезе обедал. Назад с тем же аввою возвратились пешие. Напрасно еще целый день ждал негодного парня. Уж начал думать: не случилось ли чего?

Четверток, 4 м<ая>

Кончил к совершенному удовольствию последнюю проповедь первой части «Круга». Кстати, приехал и Петро с своей матерью. Давай же мы совещаться о том, как поступить. От П<етра>, как от рыбы ничего не допытаешься, а матушка только охает да плачет. Ну, так Бог с вами! Что мне вас насильно брать на шею себе. Хоть и тяжеловато ехать одному, зато для души легче.

Пятница, 5 ч<исла> м<ая>

Полагаю, что занят был перепискою Душеполезной Четыредесятницы. Петро с материю продолжают вздыхать… Бедное положение матери! Одна дочь убежала и живет теперь на Кавказе. Другой сын вздумал ехать за границу. Третье дитя не подает особенной надежды… Жаль, а потому предоставляю действовать по совершенной свободе. Неприятно только то, что питомец мой, на которого столько расточено сил моих, душевных и телесных, не высказывает при этом ни малейшей черты привязанности ко мне…

Суббота, 6 мая

Класс препятствует поздравить именинника. Пусть он живет, пока вырастут новые зубы!.. После обеда мать Петрова собралась домой, и, когда я просил дать решительный ответ, молчание сына и холодность сына показали мне, что между ими и мною дело кончено. На этом я и простился со старушкою, пожелав ей много лет жить и радоваться о своих детях. Сам лег спать. Перед всенощною они опять явились, и Петр желал докончить дело, хотя я уже кончил прежде. Тут я уже сказал ему, что после того, как он не высказал передо мною желания быть при мне, то теперь, хотя бы и просил о том, я не возьму его с собою. Это его опечалило, и он стал просить. Мне, разумеется, жаль было расстаться с ним, и я рад был его просьбе, хотя уже и не совершенно свободной и вседушевной. Я еще раз выставил ему на вид все, что связывается предвидимого и непредвиденного с его решимостью ехать со мною, и сказал решительно, что не иначе возьму с собою его, как если он признает себя моим сыном и отдастся в совершенную мою волю. Все это он повторил слово в слово и со слезами поклонился мне в ноги. Я его благословил, обнял и поцеловал как сына. Мать смотрела на все это и плакала. Так, к общему всех нас успокоению, кончилось это немалотревожное дело! Я, признаюсь, не ожидал встретить тут даже и самого малого затруднения. Издавна знал, что Петр готов был ехать куда бы то ни было при первом случае, и, сколько раз я ни вызывал стороною на новую поверку его образ мыслей об этом, всегда он был себе верен. Даже еще не так давно, когда он узнал, что о. Феофану вышло утверждение ехать в Рим, то говорил: «если б мне пришлось куда-нибудь (хотелось сказать: туда же) поехать?..» Что ж? сказал я. Вот просись и поезжай с батюшкой! – «Э?.. если б вы поехали… Попроситесь, чтоб и вас туда же назначили». – А ты поехал бы со мною? – «Хоть сей час!» – А учиться? – «Учиться везде можно!» Надобно было мне тогда прибавить: а матушка? Но знаю, что бы он сказал на это. – Ну, как бы то ни было, теперь он мой и мой совершенно! И как мы жили вместе и служили один другому, так (если Бог благословит) и в Греции будем жить друг для друга. Отрадное и утешительное представление для меня, странника! Простившись с матушкою до времени, ушел на всенощную. Вечером еще много много говорил с Петром. Но негодный в результат всего сказал мне: «какие вы чудные!» – Ну!?!?!

Воскресение, 7 мая

Служил, вероятно, раннюю обедню. Прочих обстоятельств дня не могу припомнить. Вечером, конечно, была всенощная и правилась в академической церкви. Предполагали, что Владыка будет завтра служить, но оказалось, что обойдемся и без него. Только бедного Василия Ив<ановича> Трейерова[100 - Трейеров Василий Иванович (1820–1855) – сокурсник о. Антонина по Киевской академии. Окончил курс в 1843 г. со званием магистра, определен учителем Академии по классу словесности. С 16 сентября 1844 г. по 27 сентября 1848 г. помощник инспектора Академии. 29 сентября 1845 г. возведен в степень магистра богословия и получил звание бакалавра Академии. 4 октября 1851 г. возведен в степень экстраординарного профессора по классу словесных наук. 6 ноября того же 1851 г. стал ординарным профессором Академии по тому же классу.] о. ректор истревожил напрасно проповедию.

Понедельник, 8 ч<исло>

Служили обедню с своим настоятелем, у которого потом закусывали, а кой кто и обедал. Вечером опять всенощная.

Вторник, 9 мая

Перед обедней получили известие о том, что Владыка получил Владимира 1-ю степень и желает принять поздравление от академии в Никольском монастыре. Мы и без того приглашены туда на обед. К концу тамошней обедни мы действительно собрались по назначению и поздравили старца Божия с радостью, которой ему еще недоставало. Он был весел и за столом изъявил некое удивление, что получить награду и отпраздновать ему пришлось в монастыре о. Антония[101 - С 1848 г. архимандрит Антоний (Амфитеатров) назначен настоятелем Никольского монастыря в Киеве.]. Услужливый Петр Павлович[102 - Пелехин Петр Павлович (1794–1871) – доктор медицины, профессор медико-хирургической академии. По окончании курса Киевской духовной академии (1814) был преподавателем в ней и в духовной семинарии, а затем поступил в Санкт-Петербургскую медико-хирургическую академию (1820). В 1824 г. был оставлен при ней адъюнкт-профессором физиологии с патологией и преподавал впоследствии разные науки, в том числе окулистику и судебную медицину; наконец, в 1849 г. перешел на службу в духовное ведомство профессором медицины и врачом при Киевском духовном училище, семинарии и академии, где и оставался до конца жизни. Написал: «De neurosibus in genere» (Эдинбург, 1829), «Oratio jubilaea, quam ord. prof. P. Pelechin secundum diie novembris 1836 anno in conventu amplissimorum virorum publice peroravit» (Брошюра, б.м., б.г.).] досказал пророчество… Пошлая комедия! – Жаль Преосвященного викария! Заметно, он был не весел.

15-го числа ездил с о. Нектарием в Феофанию.

Среда, 17 мая

Преполовение Пятидесятницы. У нас, не весть чего ради, сегодня не учатся. Ходил на позднюю обедню. У Льва святил воду Преосвященный викарий. Больше не знаю, что записать.

Пятница 19 ч<исло>