Из Иерусалима. Статьи, очерки, корреспонденции. 1866–1891

Редкий для нас, русских, случай видеть двух Патриархов православных[263 - Патриархи Иерусалимский Кирилл II и Антиохийский Иерофей I.] в одном месте и даже в одном служении представился нам в минувший высокоторжественный день тезоименитства Ее Величества Государыни Императрицы[264 - День тезоименитства императрицы Марии Александровны – 22 июля, когда празднуется память св. равноап. Марии Магдалины.]. В Иерусалиме не менее, чем у нас в России, празднуется день этот. Еще с вечера иллюминован был крест на храме Воскресения, пламеневший всю ночь, что бывает здесь только под самые великие праздники. Утром 22 числа <июля> на восходе солнца продолжительный звон на храмовой колокольне известил о том, что оба Патриарха – Иерусалимский Кирилл и Антиохийский Иерофей – отправились в храм на служение. Они шли из Патриархии церемониально в сопровождении всего Иерусалимского Синода и Братства Святого Гроба. К приходу их в церкви была уже окончена утреня. Облачившись в соборном алтаре, все имевшие служить взошли особым ходом с пением на Святую Голгофу, впереди священники (главным образом наша Миссия), потом архиереи (числом 4), наконец оба Патриарха. Ни один из святителей не имел на голове своей митры. Патриархи шли с жезлами, а другие архиереи без оных каждый с своим служебником. По прибытии на Голгофу прежде всего совершено было благословение хлебов, перенесенное от вчерашней вечерни на нынешнее утро. Патриархи стояли при сем один с северной, другой с южной стороны столика. Архиереи стали между ними полукругом на запад, а священники и диаконы стояли к востоку за столиком. Диаконы, чередуясь, говорили прошения литийной ектений. Антиохийский Патриарх говорил возглас: Услыши ны Боже… а Иерусалимский – молитву: Владыко многомилостиве… Хлебы были большие и плоские, вроде наших ковриг, с рельефными изображениями Воскресения Христова наверху. Во время пения тропаря наш архимандрит кадил кругом столика, и он же потом, взяв обеими руками верхний хлеб, держал его вертикально, стоя перед столом лицом к востоку, в то время как Патриарх (Иерофей) читал молитву благословения. По окончании оной хлеб был подносим для лобзания обоим Патриархам и затем поступил в собственность подносителя.

Останавливаюсь более надлежащего на литии, потому что она значительно разнится здесь от того, что мы привыкли видеть у себя. Само греческое название ее: «хлеболомление» не похоже на наше. Искрошенные хлебы предназначаются для раздачи народу вместе с антидором.

Вслед за литией началась литургия. Патриархи стояли рядом, но Антиохийский держал правую сторону и таким образом как бы первенствовал. Он многократно возглашал по-славянски и произносил слова чистым русским выговором. Молитва: Призри с небесе Боже… сперва произнесена была по-славянски (Иерофеем), потом по-гречески (Кириллом) и, наконец, по-арабски (опять Иерофеем). Вообще языки поминутно перемешивались при богослужении. Пели большею частью наши певчие, но их нередко перекрывали и греческие певцы. На великом входе оба Патриарха поминали поочередно Августейшую Фамилию нашу. По окончании литургии все сошли процессиально к Господнему Гробу и впереди его на площадке отслужили молебен, причем Патриархи стояли в митрах, а другие архиереи по-прежнему в камилавках под крепом.

Евангелие читал Антиохийский Патриарх по-славянски, а заключительную молитву – Иерусалимский по-гречески. Равным образом и многолетие Царствующему Дому также пето было и по-гречески и по-русски. Благословив народ крестом из Животворящего Древа, Патриархи вошли опять через собор в алтарь и там разоблачились. Потом следовало церемониальное шествие всего духовенства в Патриархию. Патриархи надели при этом на себя ордена наши, Иерусалимский – св. Александра Невского, а Антиохийский – св. Анны. В большой зале патриаршей было обычное угощение всех присутствовавших. Через час после того все знатнейшее местное духовенство с нашей Миссией и чинами консульства приглашены были Патриархом Кириллом к обеденному столу, кончившемуся по обычаю заздравными тостами в честь Августейшей Фамилии, обоих Патриархов, консула[265 - Кожевников Василий Федорович (f 21.03.1885) – русский консул (1867–1876) и генеральный консул (1880–1885) в Иерусалиме.], начальника Миссии и пр. Стол был весьма оживлен, и хозяин очень весел.

Вслед за праздником Е<го> Бл<аженство> Патриарх Антиохийский собрался в обратный путь, погостив здесь около месяца. Ночью под четверток он выехал из Иерусалима, и в понедельник с русским пароходом отплывет в Триполь, где недавно обрушился только что отстроенный православный собор. Сколько трудов и кровных издержек стоило местному (весьма ревностному и всеми уважаемому) архиерею довесть дело до конца, и вдруг все пошло на ветер! Поистине, где тонко, там и рвется! Сегодня Его Блаженство Патриарх Кирилл отдал нам, так сказать, визит. Ради второго высокоторжественного праздника[266 - «Второй праздник» – день рождения императрицы Марии Александровны (27 июля).] Государыни Императрицы он служил с двумя епископами в церкви нашей Миссии. После службы со всем синодом своим и почетнейшим духовенством он обедал у начальника Миссии. Гостей было человек 50.

Во всем крае все обстоит благополучно. Поговаривают о появлении около Хеврона каких-то невиданных зверей ростом с теленка, кидающихся на скот и на людей. Это не волки и не гиены. Другие рассказывают о бешеных собаках и указывают на случаи укушения и бешенства… Достоверно, что у прудов Соломоновых убили одну гиену. Может быть, это обстоятельство и подало повод к тревожным слухам. Урожай хлеба и овощей был на этот раз хороший.

Хлеб давно уже сжат и смолочен, даже смолот и отчасти поеден. Теперь начался сбор винограда и смокв, за которым почти непосредственно последует таковый же – маслин, – самое веселое время в году у поселян (феллахов) здешних. Владея столькими пустопорожними местами кругом Иерусалима, мы не имеем, однако же, здесь ни виноградника своего, ни масличника, к немалому прискорбию тех из наших, которые еще дома в России мечтают, что, по прибытии в Обетованную Землю, будут отдыхать тут кийждо под виноградом своим и под смоковницею своею[267 - В синодальном переводе: И сидел каждый под виноградом своим и под смоковницею своею (1 Мак. 14, 12).], как было во дни Соломона. По рукам ходит здесь «пастырское воззвание к верующим» (своего рода и вида) Провикария Св<ятого> Стула и Проделегата и пр., латинского епископа Валерги, титулующего себя Патриархом Иерусалимским, на арабском и французском языках, писанное по поводу созываемого в Риме, глаголемого Вселенского собора[268 - Имеется в виду I Ватиканский собор Католической Церкви, созванный римским папой Пием IX в 1869–1870 гг.]. Прелазяй инуди[269 - Слова Спасителя из Евангелия от Иоанна. Полный контекст: Истинно, истинно говорю вам: кто не дверью входит во двор овчий, но перелазит инуде, тот вор и разбойник (Ин. 10, 1).] не оставляет в своем воззвании в покое истинных, хотя и бедствующих, пастырей Востока. Особенно достается преемнику Фотиева престола[270 - Речь идет о Патриархе Константинопольском, преемнике престола святителя Фотия (f 891), с именем которого католические историки связывают первое разделение Церквей – так называемую «фотианскую схизму».] за его отказ принять папское приглашение на собор и за его, якобы безвременное и неуместное, состязание с вручителями сего приглашения. О. Валерга озлоблен равномерно и на Русскую Церковь… Пресловутый прелат находится теперь в Риме, президентствуя в какой-то Восточной коллегии или комиссии или экспедиции при соборе[271 - Пять патеров Иерусалимских составили из себя общество в честь пяти язв Господних. Положили каждую пятницу служить особую мессу или на Голгофе, или в Капелле бичевания, или в Пещере подвига, представляя собою каждый особую язву, или каждый от имени своей язвы воссылая к Богу молитвы об успехе собора и о возвращении схизматиков и акатоликов в лоно Римской церкви. Каждый язвенник в свою очередь учреждает другие общества язвителей и тоже из пяти человек. Образчик иезуитского девотизма. [Речь идет о мессах в католическом приделе Голгофы (в храме Гроба Господня), в Капелле бичевания (на «Второй станции» на Крестном пути) и в Пещере подвига в Гефсимании (так называемая Пещера учеников, связываемая католическим преданием с Молением о чаше). Девотизм (от лат. devotus 'всецело преданный' – безусловная преданность кому-либо. – Примеч. Р.Б.]]. Но машина так хорошо устроена, что и без механика делает свое дело отлично. Папизм идет здесь весьма успешно. Уже имеют смелость уверять, что большинство Заиорданских христиан (православных) стоит за них… И можно не сомневаться, что если это не правда в настоящую минуту, то будет правдою вскоре. Из отчетов Общества Святого ?роба[272 - Немецкое «Общество Святого Гроба» было основано в Киле в 1856 г. для развития духовных и научных связей между Палестиной и Германией. Помимо издания с 1857 г. журнала «Das Heilige Land», Общество занималось сбором средств на нужды святых мест.], устроившегося главным образом в прирейнских провинциях Пруссии, видно, что взносы его в 1868 простирались до 15.436 талеров. Это в одной малейшей части католического мира! С такими пособиями можно конечно идти вперед всякой пропаганде. Когда сравнишь эти тысячи с тем нулем, которым располагает наша Палестинская Миссия, и ее убогих деятелей с иезуитами и «сестрами»[273 - Имеется в виду орден Сестер Сиона (см. коммент. 144, 145).], то волей-неволей пожелаешь, чтобы что-нибудь было, чего нет… И в самом деле, не могло бы разве и у нас, в великой и христолюбивой России, составиться общество Святого Гроба, например, или иначе как, чтобы спасти еще остающуюся горсть православных жителей первохристианской земли от раскрытой пасти волка?

Кроме старой язвы Востока распространяется с неимоверной быстротой по больному организму его и новая – лютых поборников т. наз. Евангельской веры. Кто бы поверил в фанатизм протестантства? И однако же на долю многострадальной Святой Земли досталось испытать на себе действие этого невероятного нравственного явления. В одной из памятных Востоку брошюр русских[274 - О. Антонин имеет в виду книгу: Мансуров Б.П. Православные поклонники в Палестине. СПб., 1858.], помню, говорилось, что деятельность протестантства (в Палестине) исключительно обращена на евреев и что оно вовсе не посягает на права и достояние православной Церкви[275 - Некстати совсем нам, русским, хвалить и защищать каких бы то ни было иноверных деятелей в Палестине. Брошюра оная не первое и не последнее явление в своем роде. Тут недавно была, говорят, одна графиня русская (православная), которая озлобилась до истерики, когда узнала, что в одной сельской девичьей школе дети учатся читать по Октоиху (арабскому), а не по Евангелию, как делают премудрые протестанты, позабыв совершенно о духе православия, требующем настолько уважения к слову Господнему, чтобы не обращать его в школьную тетрадку и не носить его в кармане панталон, как делал здесь другой русский (увы, тоже православный!), считавший своим призванием читать и толковать народу Евангелие… Каких «феноменов» не увидишь в Иерусалиме.]. Но оно не признает сей Церкви даже за христианскую, и когда истребляет ее, думает, что борется с язычеством. Так что тут говорить о правах и достоянии? Смею уверить брошюриста, что протестантство пожирает Церковь нашу на Святой Земле всеми усты, по выражению Писания. Где только есть хотя малая община православная, там непременно или втерлись, или втираются в сию минуту проповедники «очищенной» веры. Они не держатся системы о. Валерги пробивать стену лбом и не несут впереди себя яркого знамени, которому нужно сразу поклониться, и на нож – даже на кулак – прямо никогда не устремляются, водясь премудрым правилом действовать оттуда, где совершенно безопасно и даже как бы комфортно…

Новое подтверждение старой истины представляет нам Виртембергское общество: Темпель (храм)[276 - Темплеры (от фр. le Temple '<иерусалимский> храм') – одно из крайних течений среди немецких лютеран XIX в. Во главе движения стоял Кристоф Хофман (Christof Hoffmann, 1815–1885), призывавший к созданию «народа Божия», Нового Израиля. После разрыва с официальной церковью (1862) им была создана независимая иудействующая секта «Немецкий Храм» («Der Deutsche Tempel»), ставившая задачей переселение своих адептов в Палестину, чтобы там готовиться к приходу Мессии. Идеи Хофмана получили распространение в земле Вюртемберг, где он жил, и других южных землях Германии (Бавария, Баден). Были и переселенцы с севера страны, а также из России и США. В основном, это были деревенские жители – крестьяне, ремесленники, мелкие торговцы, прошедшие строгий отбор перед поездкой: учитывались здоровье кандидата, его профессия, а также наличие минимальных средств для обустройства на новом месте. В 1868 г. первые переселенцы прибыли в Хайфу, в 1869 г. была создана колония темплеров в Яффе, в 1873 г. – в Иерусалиме.]. Оно серьезно начинает водворяться в Палестине и селиться, согласно с вышесказанным правилом, у самого моря в наиболее цветущих торговлей и порядком гражданским городах, в Яффе и Кайфе. Что бы пойти новым «рыцарям храма» в тучные и прекрасные горы Моавитские к бедуинам? Какой простор для миссионерской и цивилизаторской деятельности! Нет, теснятся там, где и без них не пусто! Находят, что вместо того, чтобы рисковать жизнью или даже и одним лишним гульденом, лучше начать свою богоугодную деятельность посреди Яффы заведением паровой мельницы, бойни, пекарни или вместо того (а еще лучше современно с тем) училища, госпиталя и т. д. Глубоко проникнутый благочестием народ! Для уяснения вышесказанного привожу в переводе несколько строк из одной протестантской газеты, относящихся к упомянутому «храму».

«…Мы можем известить, что Христоф Гофман, основатель храмовой общины в Киршенгардтгофе в Виртемберге, прошлой осенью высадившийся в Кайфе с тем, чтобы сделать там подготовку к большому переселению в Палестину, нынешней весной прибыл в Яффу с целью продолжать дело американцев, которые в 1866 г. пытались там утвердиться под водительством Адамса, но по причине печальных качеств своей главы должны были разойтись.

В доказательство того, с какою обдуманностью поступается при новой попытке колонизовать Палестину, мы приведем здесь некоторые из основных положений, постановленных комитетом старейшин храма:

1. Всякая частная колония сколько возможно должна быть средоточным пунктом духовной деятельности, чтобы собрать около себя столько колонистских семейств, сколько она считает нужным для своего независимого существования.

2. По сей причине нельзя позволить селиться кому где угодно, но предоставить это распоряжению предстоятелей на Востоке и комитету старейшин в Киршенгардтгофе, чтобы тот, кто желает иметь долю в заселении, извещал о себе, а комитет мог сделать надлежащий выбор.

3. Не обладание внешними средствами, но пригодность к миссионерству или способность в ведении внешних дел, в чем колония имеет надобность, должны быть руководящим началом при сем выборе.

Новая немецкая колония состоит пока из 33 голов (sic) и владеет уже 5-ю домами, из коих 4 принадлежали бывшей американской колонии и лежат к северу от города (Яффы) на расстоянии 1/4 часа (одной версты). Один из них предназначается для гостиницы. В том же, который стоит внутри города, устроены паровая мельница, пильня и масложомня, а равно и больница на 6 кроватей. Здесь один известный мясник из Саксонии с большою ревностью (!) работал в течение целого года.

Г. Гофман писал от 29 апреля: "теперь мне уже известно, что здесь нужно иметь лекаря. Во всяком случае, устроение школы не только для арабских (а не немецких!) детей, но и для юношей, которые хотят потрудиться над будущностью земли этой (коротко да ясно!), я считаю одною из своих ближайших целей". И еще: "в виду различных притязаний, которые со стороны иудеев и язычников-христиан[277 - Выделено о. Антонином.] будут устремляться к посту, каков наш, нам весьма пригодится основное положение "храма": трактовать людей не по их действительному или мнимому (славно! Ай да христиане, да еще и миссионеры!) вероисповеданию, но по их занятиям, согласно с словом Апостола: о Христе Иисусе ни обрезание что может ни необрезание..)[278 - Цитата из Послания апостола Павла к Галатам. Полный контекст: Ибо во Христе Иисусе не имеет силы ни обрезание, ни необрезание, но вера, действующая любовью (Гал. 5, 6).] (что это, как не издевание над божественным Писанием? Недостает спокойного слова в ответ такому наглому лицемерию).

Мы охотно верим, заключает газета, что из малой немецкой колонии в Яффе, зарекомендовавшей уже себя промышленной) деятельностью, к которой скоро примкнет земледельческая колония в Кайфе, может развиться большая национальная вещь. "Основание во всяком случае твердо". Чтый да разумеет!»

Недавно пронесся слух, что правительство турецкое не позволяет нам ничего строить у Дуба Мамврийского, как известно, купленного нами в конце минувшего года. Какая-нибудь французская княгиня[279 - Княгиня – основательница кармелитского женского монастыря на Елеонской горе (Carmel du Pater Noster) Элоиза-Аурелия де Босси (14.07.1809—04.05.1889), уроженка Флоренции, дочь известного итальянского поэта Дж. К. Босси, министра Пьемонтского двора, породнившаяся во втором браке с французским королевским домом и получившая титул княгини де ля Тур д'Овернь. Когда княгиня, весьма состоятельная и глубоко верующая женщина, приехала в ноябре 1856 г. в Иерусалим, патер М. А. Ратисбонн посоветовал ей купить на Елеоне участок земли, почитаемый как место, где Христос научил апостолов Молитве Господней. Одиннадцать лет (1857–1868) ушло у княгини на приобретение, отдельными частями, шести гектаров земли, два года (1868–1870) на приобретенном участке велись археологические раскопки (под руководством известного археолога, французского консула в Иерусалиме Ш.С. Клермон-Ганно). В следующие два года (1870–1872) были осуществлены основные постройки: мемориал, посвященный молитве «Отче наш», и собственно монастырский комплекс. Монастырь был освящен латинским Патриархом Иерусалимским Викентием Бракко 18 июня 1874 г.] на самой горе Елеонской строится на месте, известном под именем: Отче наш и драгоценном для всякого христианина, к какому бы исповеданию он ни принадлежал, а нам, русским, в пустом поле не позволяют выстроить шалаша для приюта поклонников! Вещь кажется невероятною. Поживем, увидим.

Заключу письмо свое известием, что старое здание иерусалимское, носящее имя «дворца царицы Елены», с пресловутыми котлами, и принадлежащее, как думают, эпохе калифов, теперь перестроено и назначается в жилище (Серай) палестинского губернатора, и комната, которую ради котлов посещали поклонники и туристы, обратится в государственную тюрьму.

Поклонник

Иерусалим, 27 июля 1869 г.

Печатается по публикации: Херсонские епархиальные ведомости. 1869. № 19. С. 645–655.

Дуб Мамврийский

(Письмо к редактору «Всемирной иллюстрации»)

Кому из русских неизвестен и кому из русских поклонников не памятен Мамврийский Дуб, этот древнейший памятник древнейшего и славнейшего из событий Священной Истории?

Досточтимая святыня составляет теперь собственность русскую. И сказать не могу, с какою радостию мы встретили дорогую весть эту по прибытии сюда, на Святую Землю. С нетерпением выжидал я случая взглянуть на несравненную покупку. Зима и память прошлогоднего несчастья, в таких грустных подробностях переданного нам, удерживали стремление наше. Наконец, в феврале месяце достоверно было узнано, что наши «городские», воспользовавшись хорошею погодою, были у Дуба. Собрались вслед за ними и мы, загородние.

На так называемой Пестрой неделе[280 - Народное название Мясопустной седмицы. Мясопустной эта неделя, третья из приготовительных перед Великим постом, называется потому, что ею оканчивается мясоед, а Пестрой – потому что в отличие от сплошных— предыдущей (недели о Блудном сыне) и последующей (Сырной, Масляной) – включает постные дни: среду и пятницу.] отправились мы большим караваном (человек во сто) к месту, исполненному таких высоких, восторгающих и ублажающих воспоминаний. Мысль, что оно наше, сопровождала нас во всю дорогу, а по прибытии на место исторгала у нас радостные слезы.

Для тех, кто не бывал на святых местах, замечу, что Мамврийский Дуб находится на юге от Иерусалима, за Вифлеемом, возле города Хеврона, в двух верстах от него к западу, на склоне невысокой (относительно общего уровня Иудейских гор) каменистой горы, посреди множества виноградников, летом оживленных народом, а зимой – совершенно пустых. Конного пути до него от Иерусалима полагается от 7 до 8 часов, а пешеходного – от 9 до 10 часов. Дорога сперва та же самая, что и в Вифлеем, но у памятника Рахили на Хеврон отделяется другая, называемая здесь даже большою или караванною.

Первый привал полагается у Прудов Соломоновых[281 - Так называемые Пруды Соломона, расположенные на пути из Иерусалима к Хеврону, представляют собой крупные гидросооружения, которые способны были обеспечить водой Иерусалим (отсюда шел «водопровод Пилата»), Иродион и так называемую «водотечу Ирода», проходившую через пустыню ущельем Вади Кельт до самых садов Иерихона. Древность бассейнов свидетельствуется строительной техникой, в которой они выполнены. Хотя пруды не упоминаются впрямую в Священном Писании, историки считают, что именно о них говорит Соломон в автобиографическом отрывке из «Екклезиаста»: Я предпринял большие дела: построил себе дома, посадил виноградники, устроил сады и рощи, сделал себе водоемы для орошения деревьев (Еккл. 2, 4–6).], часа через 4 пешего пути. Второй – у памятного путникам и столько желанного ключика[282 - «Ключик» – расположенный в нескольких километрах от Хеврона придорожный источник, именуемый по-арабски ед-Дируе. По указанию блаженного Иеронима, в этом источнике апостол Филипп крестил эфиопского вельможу, евнуха царицы Кандакии (Деян. 8, 36–38).]; тоже примерно часах в четырех от первого привала. Оттуда до Дуба остается часа полтора (или менее несколько) ходьбы. Полагая же на всякий час ровной и неспешной ходьбы по 4 версты, выйдет всего от Иерусалима до Мамврийского Дуба около 40 верст. Не мало, да и не много! Привыкшему «ступанием и пядию измерять» Россию из конца в конец – о таком расстоянии поистине можно сказать: «не за горами», хотя гор и не знать, сколько насчитает он между Дубом и Иерусалимом.

Вся эта дорога идет глухою пустынею. Ни одной деревни, ни одного жилого дома не встречается на пути. Зато ежедневно, с утра до вечера, тянутся по дороге вереницы верблюдов, нагруженных то дровами, то известью, то зерновым хлебом. Все это направляется от Возлюбленного (Эль-Халиль – это Хеврон) к Святому (Эль-Кодс – это Иерусалим) и приятно оживляет собою пустыню. Впрочем, для одинокого путника, думаю, такое оживление было бы, пожалуй, и не в радость. При верблюдах всегда есть и провожатые, а у провожатых руки длинные на чужое добро. Конечно, в этих руках, вопреки рассказам и эскизам туристов, не ружья видятся, а большей частью путнические батожки, но все же и с батогом невесело встретиться в глухом и диком месте. Год от года, впрочем, все улегает и утихает набегограбежный дух Измаила[283 - Измаил, сын праотца Авраама от наложницы Агари (Быт. 16, 15–16), считается родоначальником арабов. Отсюда название мусульман агарянами в древнерусской литературной традиции.], и уже не редкость русскому паломнику (особенно всаднику, и притом едущему с кавасом) услышать от встречного агарянина дружелюбное: Здравствуй!

Так и мы, поминутно встречаясь с этими живыми памятниками издали привлекательной патриархальной жизни и переносясь мысленно за десятки веков назад, медленно тянулись в день тот, то поднимаясь, то опускаясь по волнистому хребту Иудейских гор. Около двух часов пополудни мы достигли ключа, истомленные донельзя, жаждавшие, алкавшие, едва дышавшие. Отдохнув тут, потянулись еще раз в гору, с вершины которой думали уже увидеть Священный Дуб, видимый, по рассказам, на большом расстоянии, но и еще раза три мы то поднимались, то спускались, пока дошли до места, где дорога расходилась на две стороны – влево к Хеврону, а вправо к Дубу.

Направившись по последней, мы спустились в широкую долину, усаженную всю виноградником. Пересекши ее с востока на запад, вошли в небольшую масличную рощу и стали огибать гору, которую наши поклонники наименовали Мамврийскою. Вскоре открылось на пригорье и Священное Древо, высокое, широкое, одиноко стоящее и действительно поражающее своим величием. Оно зеленеет круглый год и еще недавно, говорят, давало кругом себя густую тень саженей на 10. Теперь же представляется значительно общипанным и даже как бы изувеченным от небрежения и от спекулятивного расчета на него первого встречного, а равномерно и от великого почтения к нему нашего поклоннического люда.

Не нужно говорить, с каким чувством мы подошли к нему. На все протяжение ветвей его под ним зеленеет вечная полянка, образуя несколько наклонную с севера на юг площадку.

Скольких и каких посетителей не увидит она на себе в течение года! И скольких видела в течение целого ряда веков! Мы помолились, стоя на ней, кто как знал и умел – и по книге, и на память, и на призыв минуты богомыслия, без которого невозможно стоять на месте Богоявления.

Затем тут все уселись и улеглись отдыхать до вечера, когда отправимся в Хеврон. Присматриваясь на досуге к месту, я нашел, что вся приобретенная нами земля идет по косогору шагов 200 в длину и ширину с весьма неправильным очертанием границ. Священное Древо находится на южной оконечности земли, почти у самой ее межи. Ствол его (в 5–6 обхватов) обложен при земле круглой завалинкой. Это единственно пока чем ознаменовала себя на приобретенном месте новая хозяйская рука. К северу от Дуба, за пределом ветвей его, стоит каменная сторожка, в которой живет нанимаемый от Миссии сторож. К западу <находится> ключ холодной чистой воды, хотя со всех сторон окруженный нашей землею, но, по условиям купчей, составляющий общественное достояние, в силу местных положений края. За ключом высится другой дуб, вполовину меньше первого, хотя тоже очень старый. Он тоже принадлежит нам. Поклонницы уже назвали его Сарриным, оставив за большим Дубом право слыть Авраамовым. Вверх по косогору видны еще с десяток дубовых кустов, видимо, отпрысков моего столетнего великана.

Место пока еще не огорожено ничем. Одна каменная (а иной быть не может) стена кругом всей земли нашей будет стоить многих сотен рублей. А должен же быть при Дубе и поклоннический приют, чтобы не искать нашим места для ночлега в Хевроне. Все это уже дело второстепенное, а главное – дело времени. Самое трудное и важное, с Божиею помощию, сделано. Дубрава Мамврийская есть дубрава русская.

Поклонник А. Отшибихин

Печатается по публикации: Всемирная иллюстрация. 1869. № 42. С. 243.

1870

Из Иерусалима

Святой Земле в близком будущем угрожает великое бедствие или, по крайней мере, неблагополучие – голод. Давно небывалая засуха продолжается через всю зиму. Бывало, с ноября месяца начинаются северо-западные ветры, несущие с собою стужу (относительно говоря) и дождь. Самое редкое зимнее явление бывало – восточный ветер. На сей злополучный год у нас на горах почти постоянно дует восточный заиорданский ветер. Небо ясно бывает по-летнему иногда через целую неделю. Еще с начала осени стали носиться зловещие слухи о предстоявших невзгодах атмосферных и иных. Какие-то три, наиболее чтимые, иерусалимские еврея в одну и ту же ночь будто бы увидели один и тот же сон, извещавший их, а через них и весь Святой Град, что предстоят три великие бедствия для края: бездождие, саранча и холера, и что избранный народ Божий должен какое-то известное число дней молиться на трех священных местах: в Иерусалиме, в Хевроне и еще не знаю где, – может быть в Сафете или Тивериаде, и просить Бога об отвращении беды. Точно, особая депутация еврейская отправлена была на молитву в Хеврон и в другое место. Но молитва не принесла желанных плодов. Дождей не было ни в ноябре, ни в декабре. Магометане также со своей стороны учредили молебствия частные и публичные о дожде. Омарова мечеть служила ежедневным прибежищем множества молящихся. Пост рамазана проводим был «верными» с удвоенным воздержанием, и светлый праздник Байрама был как бы не в праздник. Но – все напрасно! Раз восточный ветер нагнал на Святой Град и предсказанную саранчу. Несметные массы ее летели беспрерывно в течение трех часов, пока мрак ночи не скрыл их от испуганных взоров. Печальное явление возобновлялось потом в течение нескольких дней, хотя и с меньшею силою. Слухи о распространившейся по России холере как раз подходили к тому, что совершалось здесь, и усугубляло народное уныние. Кто-то увидел днем на небе около самого солнца большую звезду. Стали на нее смотреть и другие, и видели в течение почти двух недель. Хотя и не сознавалось отношение дневной звезды к саранче и холере, но все же выходящее из ряда вон небесное явление смущало дух и подавало повод к толкам без числа и меры. Между тем вода исчезала в городе с каждым днем, и к началу нового, 1870 года уже множество городских цистерн были совершенно пусты[284 - Вместе с тем явилась и дороговизна на большую часть земных продуктов, в частности же на пшеницу и ячмень. Цена первой почти удвоилась.]. Дважды в течение зимы налетали действительно на Иудейские горы грозные тучи с моря, забрасывали Иерусалим градом, и тем все оканчивалось! Все христианские вероисповедания денно и нощно просят у Господа великой милости – орошения земли, но доселе все было напрасно.

30 января в день Трех Святителей здесь был крестный ход Православной Иерусалимской Церкви. После патриаршего служения в храме Воскресения огромная и великолепная процессия, состоявшая из Патриарха, шести архиереев, 40 священников и пр., двинулась от Гроба Господня по площади Храмовой, улице Пальм, базару и другим улицам к Дамасским воротам города, считающимся первыми или царскими, в которых была первая остановка. После литии и молитвы пропето было тут и многолетие «Величайшему и державнейшему султану Абдул-Азис-Хану[285 - Абд уль-Азиз – см. коммент. 164.]». Вышед за ворота, процессия повернула к западу и направилась вдоль северной стены города к Русским Постройкам. В Консульских воротах ее встретило наше духовенство с иконами и хоругвями и провожало до водосвятного колодца, у которого было сделано особенное приготовление для усугубленной молитвы. Прочитаны были Апостол и Евангелие из чинопоследования о бездождии, и после великой ектений было всеобщее коленопреклонное моление. Патриарх прочел по-гречески три молитвы, и за ним еще один из архиереев прочитал одну молитву по-русски. Восклонившись, пели (по-гречески) многолетие государю императору в той же типической форме, как и султану, только величали его при сем «Благочестивейшим и Христолюбивейшим». Кончив моление, процессия обошла кругом недостроенный собор наш и вышла в большие Поклоннические ворота на Яффскую дорогу, которою и возвратилась в город через Врата Давидовы. Конец всенародного моления был перед Святым Гробом Господним. Здесь пропето было последнее многолетие «Блаженнейшему и Божественнейшему» Патриарху, заключившееся отпустительною по здешнему обычаю песнью: Кто Бог белый, яко Бог наш! Ты ecu Бог, теорий чудеса един.

Весь тот день было жарко до духоты. Ни ветерка, ни облачка на отпаивающем своей ясностью небе! Как слышно, имели сперва намерение пройти крестным ходом до монастыря св. Илии Пророка, чтобы и его, так сказать, подвигнуть вместе с собою на молитву, но усталость и жар остановили порыв усердия.

С тех пор еще минул один многовещавший ущерб, а небо по-прежнему стоит заключено. На приближающееся новолуние уже не рассчитывают, а там наступит март месяц, который и в дождливые годы обыкновенно скуп бывает на воду. Предвидится неминуемое переселение жителей Иерусалима на летнее время или в Яффу, или к Иордану. Уже и теперь кочевники бедуины окрестных мест целыми таборами переселяются с гор к морю. Это те, которые занимают своими шатрами сухую местность всего восточного склона Иудейских гор к Мертвому морю и Иордану. Другие же – галилейские кочевники, говорят, еще за три месяца перед этим начали поливать свои посевы, чего никогда в обыкновенное время здесь не делают. Удивлявшимся такому их поступку они отвечали, «что они знают хорошо небо, и знают, что дождя в этот год не будет».

Приюты наши переполнены поклонниками. Уже давно вновь прибывающих поклонников из Яффы прямо направляют в город. Но и в городе теперь затрудняются давать им помещения по причине безводия. Патриархия давно уже покупает воду. Монастыри, в которых останавливаются поклонники, делают то же самое. У нас на Постройках, говорят, воды станет еще месяца на два, т. е. до Пасхи. Затем будь что будет! Нас же донеси, Господи, благополучно в свою дорогую Россию, обильную всяким добром, в том числе и – водою.

A.A.

Иерусалим. 14-го февраля 1870 года

Печатается по публикации: Херсонские епархиальные ведомости. 1870. № 6. С. 234–238.

1871

Из Иерусалима