Дыши мной

В то время, когда мои одноклассницы и подруги уже вовсю влюблялись и рассказывали о прелестях первых отношений, я думала лишь о том, как сильно хочу уехать из дома и родного города. Я тоже влюблялась, как мне тогда казалось, но мои симпатии всегда оставались при мне, даже если эти мальчики обращали на меня внимание. Попытки попробовать первые серьёзные отношения оборачивались крахом. Попыток было две, и после первой прогулки в каждой я убегала. И не потому, что парень мне разонравился, а потому, что я приходила домой и видела его в своём папе.

Родителям на меня чаще всегда было плевать. Но для того, чтобы получить равнодушие, мне тоже приходилось стараться, потому что это было лучшим, что они могли предложить. Наверное, папа любил меня больше мамы, ведь внимания от него я получала больше. Не такого, какого хотелось бы ребёнку от своего родителя, но его приходилось на каждый мой проступок достаточно. Папа крушил всё вокруг себя, иногда прикладывал силы или запирал в чулане, чтобы я лучше усвоила урок, орал на маму, из-за чего она в эти моменты ненавидела меня ещё больше. Папу легко было вывести из спокойного состояния. Плохая отметка, не так посмотрела, не то сказала, не так занесла ложку с едой в рот, не так оделась, и он из равнодушного превращался в любящее и очень страшное чудовище.

И я невольно причисляла к таким чудовищам всех парней, которые бы могли оказаться на более близких ролях в моей жизни.

Когда я встретила Вика, и его отнесла к ним же. Но потом я узнавала его лучше и подмечала всё больше отличий между ним и моим отцом. Он всегда вежлив со мной и другими девушками, даже в ссорах он сохраняет спокойствие. Он тот, кому я могу довериться и расслабиться, не ждать подвоха и занесённой руки. Я могу не вздрагивать, не бояться. Он заботится, он любит, он совсем не мой папа.

А когда я впервые встретила Мика, то тот покой, который я обрела на какое-то время, рассыпался. Он каждый раз заставляет меня гореть в противоречивых эмоциях к нему. Он помогал мне не раз, не раз защищал и буквально спасал. Кажется, рядом с ним я за стальными стенами, через которые не пробьётся ни одна угроза извне. Но как же то, что внутри этих стен? Они объяты огнём. Я боюсь его вспышек гнева, его эмоциональности, как огня. И боюсь не только его, но и того, как чувствую себя рядом с ним. Обрыв, где перехватывает дух от красоты и захлестнувших эмоций. Но очень страшно на нём стоять, потому что я со стопроцентной вероятностью в какой-то момент сорвусь и разобьюсь.

Я наверняка влюбилась, ведь тянет меня к нему очень сильно, непреодолимо. Но почему…

Сейчас он протягивает мне ладонь с улыбкой и кажется самым милым парнем на планете, а я не могу оторвать от его лица взгляда, потому что оно мне слишком нравится, снова дрожу и горю изнутри от эмоций. В эту самую секунду я готова протянуть свою в ответ и представиться заново. Сказать другое имя, изменить свою жизнь с младенчества. Лишь бы дать возможность этим чувствам существовать дольше, лишь бы перестать бояться его и себя.

Но ведь это невозможно. Я та, кто есть, и другого имени или жизни у меня нет. Есть только пережитое. Я девушка, которая боится таких, как он. Я была слишком близка с его братом. Я изменила его брату, и этим сделала себе ещё больнее. Сегодня и сейчас я та, кто никогда не сблизиться осознанно с Миком или Мишей. Неважно, ведь есть только такая действительность. Отношения, в которые я верила, сегодня оборвутся. Во что ещё мне верить, если даже то, что кажется прочным и надёжным, ломается? А Мик совсем не Вик. Зачем ему всё это говорить и тратить на меня время? Чего он хочет? Я ведь знаю, как он живёт. Знаю, что девушек меняет чаще, чем врач одноразовые перчатки. Каким бы милым он иногда не казался, как бы не защищал, и как бы я не была ему благодарна, не уверена в том, что в какой-то момент он не обратится в чудовище, желающим закинуть меня в чулан, как ненужный хлам.

Пауза затягивается. Я размыкаю онемевшие губы, но не знаю, что сказать.

Мик сжимает ладонь в кулак, закрывает момент и, вздохнув, откидывается на сиденье. И только тогда, когда он больше не смотрит, я могу хоть что-то произнести.

– Миша?.. – переспрашиваю тихо, но тут же из-за сухости во рту сбиваюсь и сглатываю.

– М? – поворачивает он ко мне откинутую голову.

– Тебе не нужно мне нравиться. Я… сегодня расстанусь с Виком, и поэтому мне незачем заново знакомиться и начинать сначала с… его братом. У нас не получится общаться… даже как друзьям или хорошим знакомым. Но я уверена, ты быстро перестанешь думать о девушке брата, как только… она перестанет ей быть.

– Ты так в этом уверена? – усмехается он, снова начав меня рассматривать.

Отворачиваюсь на этот раз сама и смотрю на свои сцепленные руки.

– Абсолютно.

– Умгу, – мычит он, улыбаясь. – Так значит, это последний раз, когда мы вот так можем посидеть в машине и пообщаться?

– Получается, так, – отвечаю, чувствуя, как желудок от этого факта сжимается.

Мик резко выпрямляется и включает передачу. Голос его вдруг становится громче и веселее.

– Что ты хочешь? Ты наверняка сегодня либо не ела вообще, либо мало и давно. Лично я только обедал и уже готов взвыть от голода. Выбирай. Если общаться мы больше не будем, то должны попрощаться. И поесть.

В непонимании я хмурюсь, посмотрев по сторонам – мы уже пристроились в ряд других машин.

– Нет, – выдыхаю я, – просто отвези меня в квартиру. Мик, просто отвези меня!

– Миша, – поправляет он меня, смеясь, – забыла? Мик сейчас вне зоны.

– Ты болен? У тебя раздвоение личности? – приподнимаю брови, не замечая, что и сама начала улыбаться. Быстро стираю улыбку с лица. Вздыхаю и стараюсь говорить твердо: – Я серьёзно, либо отвези меня, либо высади, и я доеду на метро.

– Какая серьёзная. И упрямая, – театрально хмурит брови. – я тоже, поэтому говори быстрее, куда или что хочешь, иначе я заеду в шаурмечную, и тебе придётся есть шаурму. Двести лет её не ел.

– Я не хочу есть и… прощаться тоже.

Вразрез с моими словами желудок у меня скручивает от голода так, что приходится поморщиться. Сегодня я не ела вообще ничего, более того, меня весь день тошнило. Но сейчас он заговорил о еде, и я ощутила жуткий голод.

Мик косится на меня и снова усмехается, будто услышал рык моего живота.

– А вот это обидно. Не хочешь прощаться? После всего, что между нами было?

Вспыхиваю и отворачиваюсь к окну. Жую губу, и нет, не его предложение обдумываю, а то, что, возможно, Вик уже вернулся, а мне сегодня нужно поговорить с ним во что бы то ни стало.

– Мне нужно в квартиру…

– Расслабься, Карамелька, – отвечает уже серьёзно. – Вик раньше полуночи точно не приедет, а сейчас только десять. Ты же хочешь с ним поговорить, и разговор явно будет не из лёгких, а значит, тебе нужно выдохнуть на какое-то время. Поесть, в конце концов.

Снова кусаю губу. Смотрю на профиль Мика. И почему-то только в этот момент ко мне приходит осознание, что с ним я и правда могу больше не увидеться, а, если и увижусь, то максимум поздороваюсь. Сейчас последний раз, когда я к нему так близко. Могу вдыхать этот запах. Наверное, с Ним, своими фантазиями, своими чувствами мне нужно попрощаться именно так.

– Я хочу… – несмело начинаю. – мороженое в вафельном рожке и кофе.

– Это еда? – скептически приподнимает он брови, посмотрев на меня, при этом я замечаю, как в его глазах пляшут у костра чёртики.

– Больше в меня сейчас не влезет. Ты спросил, чего бы я хотела, я ответила…

– Окей. Я знаю одно место.

Мик ускоряется, и я против воли снова засматриваюсь его точеным профилем. Упрямые губы, ровный нос, красивый подбородок…

Встряхиваю себя и снова возвращаюсь, вспоминая, что всё это в последний раз. В последний раз можно.

Через несколько минут мы подъезжаем к известному кафе, которое с Виком мы никогда не посещали. Он предпочитает рестораны, а я, если честно, всегда чувствовала себя в таких заведениях некомфортно. Поначалу думалось, вся разница между мной и теми, кто там обычно бывает, видна невооружённым глазом. Через какое-то время я перестала об этом думать, но нравиться такие места от этого мне больше не стали.

Мы с Миком решаем взять еду навынос, но один он не уходит. И тут наверняка думает, что я сбегу. А я уже и не собираюсь. Поэтому спокойно иду с ним. У меня получается на это время почти забыться, почти расслабиться, а от того… снова вернуть фантазии, где всё реальней, чем раньше. Тут я вижу, слышу и чувствую в реальном времени.

Улетаю слишком далеко. Очнуться получается только тогда, когда, сидя в кафе рядом со мной в ожидании заказа, Мик аккуратно дотрагивается до моего подбородка пальцами и медленно тянет меня к себе для поцелуя. Смотрит то в глаза, то на губы, и дыхание у обоих сбивается всё больше с приближением. Но вот я вспоминаю, резко отворачиваюсь и дальнейшие минуты ожидания смотрю куда угодно, только не на него.

В последний раз можно, но не всё.

Часть 2.

Останкинский пруд становится местом нашего прощания. Там мы будто оба вмиг становимся не собой. Огни отражаются на воде, напротив нас возвышается храм Троицы Живоначальной. Ночь и луна. И наверняка всё это действует волшебным образом. Пара, сидящая на капоте машины, будто другие парень и девушка. Я позволяю себе забыться совсем. Мик, грубиян с тяжёлым взглядом вдруг становится весёлым и болтливым. Мы обсуждаем то, что не касается больных точек. Обсуждаем недавно вышедший фильм, недавний концерт западного певца в столице, которого, оказывается, мы оба любим слушать, сдачу моих и его первых экзаменов в университете. Оказывается, учёба давалась ему там легко, в отличии от меня…

Оказывается, с ним может быть и так. Весело и легко. Но также до ужаса волнительно, ведь он не перестал быть уверенным в себе и своей привлекательности сердцеедом.

…– А как она дала тебе подзатыльник! – хихикаю, стараясь не разлить кофе и не уронить мороженое. – Не бабуля, а укротительница Миш!

– И тебе совсем не было меня жалко? – басисто разбавляет он моё хихиканье своим тихим смехом, убирая пустой контейнер от салата в пакет. – Больно и обидно, между прочим!

– Прости, это было только смешно! Ты получил за дело!

Приходиться заставить себя успокоиться, ведь щёки уже нещадно сводит от смеха и просто широкой улыбки, пресс болит. Издаю последний смешок и прикасаюсь к холодной массе губами, облизываю их и поворачиваюсь к Мику.