Не обожгись цветком папоротника

– Ничо. А ты куда направляешься?

Малой объяснил.

– Пойдёшь со мной?

– А чо не пойти, пойду.

Ёра не стал долго собираться, подтянул портки повыше и пошли.

По дороге разговорились о Яшме. Ёра знал многое из жизни своих соплеменников, Малому оставалось только слушать и мотать на ус.

– Дед Яшма, знамо дело, заключил договор с лешим. У пастухов завсегда так. И теперь леший за скотиной доглядает. А Яшма так, для виду. А леший сидит у него на посохе. Или на кнуте. А Яшма знай себе отдыхает. Видел сколько раз, как Яшма спит, а коровы сами по себе пасутся. Да только не сами по себе, их леший пасёт. А за это Яшма не должен ягоду лесную рвать, грибы ай орехи. И ещё не должен ни с кем за руку здороваться. Вот ты видел, чтобы Яшма с кем за руку здоровался? Вот то-то. А ещё, помнишь, у Кривого корова пропала? Так Яшма сказал, что он её лешему отдал. А что? Кажный год положены лешему подарки.

– Да, батька смеялся, что в эту весну уже был подарок. А у Кривого не в очередь отдали.

– Ну, не знаю. А ты видел, какой на нём пояс?

Малой смутно вспомнил и впрямь необычный пояс, со сложным непонятным рисунком.

– У-у-у, тот пояс заговорённый. Волк, ай медведь к примеру, выйдет из лесу, увидит стадо, а ему будут видеться не коровы и телята, а большие и малые камни. Он и повернёт назад в тёмный лес. Яшма ослабит свой пояс, и коровы разойдутся подале, затянет потуже, и они соберутся вокруг него.

Ребята вышли из ограды. Вниз к Русе бежали несколько тропинок.

– Скупнуться бы, – пробормотал Малой, глядя на сверкающую заманчивую ленту реки.

– Ага, скупнись, русалки тебя живо на дно утянут.

– Лана батька отпустил.

– Может, он какой особый заговор знает?

– Не знаю. Ладно, пошли.

Ребята свернули направо. Там начинались пашни. Кое-где ещё пахали, но большая часть полос и межей уже лежала серым покрывалом, готовая принять семя. Дети прошагали мимо полей. Мысли вновь вернулись к деду Яшме.

– А всё-таки хорошо, что он тогда нам указал, где слюда лежала. Ты свой кусок куда дел?

– Да ещё никуда. А ты куда?

– Я батьке отдал. Ох, он и обрадовался, говорит, что такой ему как раз и нужен был.

– Да? А зачем?

– Сказал, что окно красное в городе видел из слюды. Теперь попробует и в хате сделать.

– Может, и мой кусок твоему батьке отдать? Мне он кабыть без надобности. Я окна делать не умею.

– Хочешь – отдай.

Ребята замолчали. Вдалеке показалось стадо. Яшмы пока нигде не было видно. Но теперь лучше замолчать. Кто знает, какие у них уши, у этих колдунов. Они, небось, на много вёрст вокруг слышат.

9

«Хлеб – всему голова» – эту истину Василиса усвоила с раннего детства и никогда не задумывалась, почему именно хлеб. Ни мясо – в лесах полным полно зверя, ни рыба – реки ею так и кишат, а хлеб. И потому готовить его нужно было особенно. Прежде всего, в полной тишине, что соответствовало настроению девушки. Остальными деталями она преступно пренебрегла, благо, никто не видит. Привычно месила тесто, сажала хлебы в жаркую печь на предварительно выметенный и устланный прошлогодними дубовыми листьями под. В работе этой не видела сакрального смысла, но свои мысли держала при себе. По опыту знала, что так будет ей же лучше. Может поэтому, никогда у неё не получалось так, как у матери. Но и к этому прискорбному для неё факту относилась с полным равнодушием. У матери всегда всё вкуснее, и это правильно.

Проверяя готов ли хлеб, она вынула один каравай и постучала костяшками пальцев снизу, старательно прислушиваясь, но нужного звука не получилось. Опять Лан будет кривиться, что хлеб кисловат. Или сыроват? Пусть ещё немного посидит в печи, решила она.

А между тем ей давно уже чудились странные удары, или стук. Но они не сразу вошли в её сознание. Лишь, когда она в которой раз спустилась в подклеть, удары в дверь со стороны погреба словно разбудили её. Она вздрогнула и очнулась от своих мыслей. Прислушалась. Тишина. Может, показалось? Она тихонько подошла к двери погреба, осмотрела её. Дверь закрыта на вертушку, значит в погребе не должно быть никого. Домовой балует? Но тятенька сказал, что ей верить в домового и прочую нечисть не следует. Хотя, как не следует, если они существуют. Об этом все говорят. Не могут же все ошибаться? И тут она вновь услышала вкрадчивый негромкий стук. Василиса едва сдержала визг. Она почувствовала как по спине побежали мурашки, а это верный признак присутствия домового. Пятясь задом и стараясь делать это неслышно, выскользнула из подклети и рванула во двор к отцу, от возбуждения забыв все свои горести.

– Тятенька! – Василиса схватила за рубаху отца.

Недовольный Ивар повернулся к дочери, но, увидев её перепуганную и дрожащую, почувствовал, как раздражение тут же уступило место страху за дочь.

– Что? – Ивар был готов на этот раз защитить Василису от кого бы то не было.

– Домовой!

Теперь у Ивара глаза стали круглыми от изумления. Немного погодя изумление сменилось неприятным сомнением, уж не стала его дочь, от всех неприятностей последнего времени терять ум.

– В подклети. Стучится в погребе, – у Василисы стучали зубы, – и так чудно. Тук-тук, и перестанет. Пошли, тятя, – Василиса, как маленькая потянула отца за рукав.

Ивар пошёл было. Потом засомневался, уж больно девка напугана. Страх частично перекинулся и на него. Вернулся, взял топор. Кто там может стучаться в погребе?

Входящая в ворота Домна замерла. Новость о Еремее терзала её, а тут в собственном дворе творится что-то непонятное. Торопливо поставив вёдра на землю, не заметив, что расплескавшаяся вода залила ноги, она кинулась к мужу:

– Что стряслось?

– Вон, у дочери спроси.

– Василиса, да что случилось?

Та на этот раз замешкалась с ответом.

Ивар сказал:

– Сейчас узнаем, – и решительно пошёл в подклеть. За ним нерешительно потянулись Василиса, Домна и младшие дети.

– А вы куда? Тут будьте, – Ивар за раздражением прятал некоторую неуверенность.

– Тут будьте, – повторила Тиша Забаве и Айке, сделав вид, что это указание её не касается.

Вскоре во дворе остались лишь малыши, которые, раскрыв рот, растерянно смотрели вслед ушедшим родственникам.

А родственники столпились в подклети у двери погреба. Оттуда не доносилось ни звука. Василиса почувствовала неуверенность. А что, если домовой позабавился на её счёт и теперь оставил её одну расхлёбывать всё. А может, ей померещилось?

Ивар толкнул дверь. Она медленно проскрипела в сторону, открывая проём. На секунду все ахнули, увидев в темноте фигуру. Фигура зашевелилась. И вот из погреба навстречу изумлённым родственникам шагнула… баушка.

– Ты… ты что тут… Кто тебя запер здесь? – Ивар откинул в угол теперь уж ненужный топор.