Опричник

Было около трех часов пополудни, когда братья приехали к дому боярина Ртищева. Отчего-то ворота были распахнуты, а вокруг на дороге толпилось много местного народу. Весть о том, что братья Сабуровы приехали биться с упырями, вмиг разлетелась по городу, и горожане, горланя, ждали возвращения молодых людей.

Мирон и Василий, уже разоблачившись от кольчужных доспехов и шлемов, только в одних темных кафтанах с непокрытой головой, остановили коней у распахнутых ворот. Крикнули одного из мальчишек. Мирон велел ему позвать воеводу. Преодолев живую изгородь из расступившихся людей к дому воеводы, Сабуровы остались стоять у белокаменной лестницы. В это время все пришедшие жители притихли и с интересом рассматривали братьев Сабуровых. Все ожидали воеводу. Когда Никанор Романович вышел во двор к молодым опричникам, Мирон громко во всеуслышание заявил:

– С упырями покончено. Более они вас не побеспокоят. Сожгли мы их тела час назад, и души их ушли к предкам.

– А вы сами-то не пострадали, братцы? – выкрикнул кто-то из горожан.

– Нет. Живы, здоровы! – ответил Василий, подмигивая стоящей неподалеку румяной девушке с длинной светлой косой.

После этого жители начали громко благодарить опричников, желая им доброго здравия. Некоторые дородные мужики – горожане, похожие на купцов даже похлопали молодых людей по спине и обняли их в знак братания. Воевода довольный и румяный, пригласил Сабуровых вновь к себе на трапезу, но Мирон вежливо, но твердо отказался, заявив, что им с братом надобно возвращаться на службу. Этому воевода противиться не стал, а только тихо сказал:

– Вы, Мирон Иванович, зайдите в дом. Сочтемся, как я и обещался.

Прекрасно понимая, что воевода намерен отблагодарить их, молодой человек прошел за ним по высокой лестнице в дом. Получив из рук Ртищева довольно увесистый мешочек с серебряными копейками, молодой человек чуть оскалился и сказал:

– Благодарствую, Никанор Романович. Куплю новое седло, да сбрую для коня своего, а то моя совсем худая стала.

– Добро. Будете проездом в Суздале обязательно ко мне на двор заезжайте, приму вас с братцем, как гостей дорогих, – добавил воевода, похлопав Мирона по плечу.

– Может и заедем, коли дорога будет, – кивнул Мирон и, видя как дворовые слуги глазеют на них со стороны хозяйственных комнат, столпившись в проходе, уже тише, чтобы никто не слышал, добавил:

– Упыри то те, были людишки лихие, которых ваши солдаты убили, а хоронить то не стали. Вот они и шастали неприкаянные. Совет Вам дам. В следующий раз, хороните всех, как надобно или сжигайте. Не смотрите, что разбойник или нехристь, Вам же в городе спокойнее будет. Души то они у всех души. Да и прибрать там в лесу надобно, там останки людей везде валяются. Как бы опять упыри не завелись.

– Понял я, Мирон Иванович. Спасибо Вам за помощь.

Глава II. Царица

Мирон вышел на улицу и отметил, что горожане, так и не расходились со двора воеводы. Все оживленно обсуждали упырей и, видимо, их с Василием. Брат же его стоял рядом с некой румяной девицей, с которой перемигивался полчаса назад и что-то говорил ей. Девица в синем сарафане, крутила пальцами конец косы и смущенно кокетливо бросала на Василия взоры и улыбалась. Мирон направился к своему коню и, проходя мимо брата, хлопнул его по плечу.

– Опять девкам зубы заговариваешь? – беззлобно сказал Мирон Василию и, уже обращаясь к девице, сказал. – Он ведь не только до упырей охоч, но еще и до девок. Смотри, одурачит тебя.

Девица вмиг перестала улыбаться и начала перемещать непонимающий взор то с Мирона на Василия, то обратно.

– Да ты что, Мирон! – выпалил Василий. – Не слушайте его, Ульяна Ильинична.

– Поехали, – велел Мирон. – Воевода три рубля серебром дал. К упряжнику заедем, сбрую да седла новые купим.

Василий быстро распрощался со своей новой знакомой и поспешил за братом.

В толпе возбужденно говорящих горожан и зевак, которые толпились во дворе и на улице возле ворот воеводы, стояла молоденькая девушка с длинной темной косой. С интересом следя за всем происходящим, она вдруг обратилась к старику-ремесленнику:

– А что, дедушка, случилось? Отчего, вы так благодарите этих опричников?

– Дак они упырей лесных извели, которых жуть как все боялись.

– Упырей? – опешила девушка и округлила яркие глаза.

– А ты что, девка, не знала, что нежить то у нас на дороге Ростовской водится?

– Нет, дедушка. Я не местная, с соседнего села. К бабке одной за снадобьем приходила.

– А ну тогда понятно, отчего не знаешь. Наш воевода специально Мирона Сабурова из Москвы вызвал, чтобы он разобрался тут. Так они с братцем молодцы, за полдня все и сделали. Теперь, упырей нет и все хорошо.

– А что, этот Сабуров, такой умелый вояка? – не унималась девушка.

– Еще какой. Он, посчитай, самый умелый из сотни волчьей, которая за нечистью гоняется. Прошлой весной, только Мирону Сабурову удалось изловить в Новгороде вредную колдунью, которая воду в реке травила, а людишки болели от этого язвами всякими.

– А куда они сейчас путь держат?

– Дак, к царю батюшке. Они в войске опричников состоят, личные охранники царя и семейства его, – сказал старик и, как-то подозрительно взглянув на девицу, спросил. – А че это ты, девка, все выспрашиваешь то?

– А я, дедушка, люблю всякие сказки слушать. А Вы, так чудесно рассказываете про упырей и другое.

– Это не сказки, девка, это быль.

– Спасибо, что объяснили, дедушка, пойду я.

Девушка засуетилась и уже через миг исчезла в толпе. Старик проводил ее стройную невысокую фигурку в темном плаще прищуренным взглядом и сплюнул на землю.

Сабуровы приблизились к своим привязанным лошадям и дворовый мальчишка услужливо подал им короткие плетки. Мирон поблагодарил его и, расправляя вожжи, запутанные в черной гриве жеребца, искоса посмотрел на брата.

– Видел бы старец Радогор, как ты девкам приветы расточаешь. Вмиг бы выгнал тебя из монастыря, – тихо бросил Мирон через плечо, намекая на то, что все витязи, которые состояли в “Волчьей сотне” на время службы давали обет целомудрия, и не могли ни жениться, ни завести семью. Ибо их наставники, семь старцев-монахов полагали, что женатые витязи не смогут достичь совершенства в изучении тайных знаний и военных умений.

– А откуда он узнает? Ты расскажешь? – надулся Василий, оправляя седло у своего коня и добавил. – Служба когда-нибудь кончится. А я пока жену подыщу. Я же не ты, бирюк бесчувственный. Вообще не пойму, отчего на тебя девки смотрят, когда тебе они вовсе не нужны. У тебя одни игры с оружием на уме.

– Завидуешь что ли? – по-доброму оскалился Мирон, умело вскочив в седло.

Василий промолчал на это заявление брата. Мирон же, отметив, что Василий так же взобрался на коня, поднял руку, чтобы горожане обратили на него внимание и громко произнес:

– Прощайте, люди добрые. Дай Бог еще свидимся!

Понукая своих жеребцов, Сабуровы стремглав выехали со двора воеводы и, пустив коней в галоп, устремились по мокрой дороге.

Пригород Москвы, Саввино-Сторожевской

мужской тайный монастырь,

1572 год, 18 мая

Едва завернув за угол невысокой деревянной бани, которая располагалась в череде бань у восточной части каменного забора, Мирон резко остановился. Перед ним предстал старец Радогор. Облаченный в простое монашеское одеяние, в схиму, с корявой палкой на которую опирался, старец вскинул на молодого человека цепкий взор и строго вымолвил:

– Тебе же велено сегодня к покоям царицы явиться, Мирон. Почему ты до сих пор здесь?

– Я собирался ехать туда, отче, – ответил Мирон, нахмурившись и стараясь отвести глаза, ощущая себя неловко. Уважение и бескрайнее доверие к старцу Радогору глубоко сидело в сердце Мирона.

– Ступай немедля! – чуть повышая голос, велел старец. – Не дай Бог, царь узнает, что новоявленная царица без охраны!

– Да не привык я по теремам женским слоняться. Мне бы в поле куда, да в сечу, побиться с нечистью какой.