Птичка

Скарятин стоял у окна, скрестив руки на груди. Он напряженно думал, что вот уже неделю он совсем здоров, и ему давно пора уезжать из дома купца. Однако прелести Глаши, ее юное, сладкое, притягательное тело вызывали в нем неуемное плотское вожделение. Он размышлял о том, что возможно еще раз он удовлетворит свою похоть, а уж потом уедет.

Раздался шорох. Дмитрий резко обернулся и вперился взглядом в возникшую на его пороге стройную фигурку светловолосой девушки. Сейчас она была, какая-то другая, нежели утром когда подавала на стол завтрак. Он отметил, что волосы ее распущены, и одето на ней что-то очень милое, и в тоже время простое. Ее прелестное личико с ямочками на щеках, и горящими темными глазками, вызвали в нем чувство удовольствия. Его изучающий взгляд быстро пробежался по ее стройному стану, тонкой талии, округлым бедрам и высокой груди, и Дмитрий ощутил, как его тело наполняется желанием.

Он протянул к Аглае руку, сделав два шага к ней навстречу, и усадил девушку на кровать. Она послушно села рядом, смущенно опустив глаза. Довольно оскалившись, Скарятин, не спуская взгляда с ее губ, осторожно провел пальцем по ее щеке, медленно опускаясь к ее шее, а затем к плечам. Его вторая рука проворно легла на ее талию, чуть сжав ее.

Его пальцы настойчиво, начали расстегивать маленькие пуговички, которые были впереди на ее светлой кофточке. И уже через минуту, он спустил тонкую ткань с ее плеч, и его взору предстала, ее полная, высокая грудь. Он быстро спустил лямки ее сорочки вниз, оголяя ее до пояса. Краска залила лицо Глаши, и он прекрасно видел это. Но она не останавливала его, а лишь как кукла, сидела рядом, позволяя ему делать все, что он хотел. Ощущая, что девушка в его власти, и явно влюблена в него, раз пришла сама, Дмитрий окончательно осмелел, и его рука, начала настойчиво гладить ее грудь. Вторая рука переместилась, и проворно задрав ее юбку, устремилась к ее бедру. Лишь только после этого Глаша ахнула и подняла на него глаза, явно не ожидая столь разнузданных быстрых ласк от него.

Почувствовав, что кровь стучит у него в висках, Дмитрий с шумом выдохнул, и в следующий миг он притиснул девушку ближе к себе, и жестко сжал ее правую грудь рукой. Ее высокая упругая белоснежная плоть была слишком выпуклой и едва поместилась в его широкой ладони. Быстро осознав это, Скарятин пришел в крайнее возбуждение, и порывисто наклонился к ее взволнованному личику. В следующий миг он впился в ее ротик яростными губами, продолжая горячими пальцами настойчиво разминать ее белую выпуклую грудь, придавив всем телом девушку к спинке кровати. Глашенька же, обвив его шею ручками, позволяла ему все и старалась ответить на его настойчивые поцелуи с тем же пылом…

Не прошло и дня, после их последней близости, как Скарятин решил, что ему пора уезжать. Уже на следующее утро он полностью одетый в военно-морской китель и тщательно причесанный вышел из своей комнаты и, внимательно посмотрев на Глашу, которая хлопотала у печки, произнес:

– Ну вот, в последний раз с Вами за стол…

Глаша резко обернулась на звук его голоса, выронив ложку. По ее взгляду печальному, призывному и нервному, Дмитрий сразу же понял, что девушка явно не рада его отъезду. Она тут же отвернулась, и начала наливать в глубокую миску малиновое варенье.

– Садитесь, Дмитрий Петрович, пока блины горячие, – сказала Аглая тихо, подходя к столу и ставя миску с вареньем, рядом с горячими блинами. Молодой человек подошел к умывальнику и начал умываться. Глаша не отрываясь, следила за всеми его действиями, и пыталась запомнить каждое его движение, каждый поворот его головы, каждый его жест. Когда молодой человек сел, наконец, за стол, она произнесла. – Но только позавчера Ваши раны затянулись…

– Я прекрасно себя чувствую Глашенька, – заметил холодновато Дмитрий и улыбнулся ей, беря руками жирный блин и обмакивая его в сметану.

Глаша стояла рядом, и чувствовала, что вот-вот расплачется. Этот мужчина, ставший ей за последние двенадцать дней слишком дорогим и родным, вызывал теперь в ее душе болезненное чувство потери. Лишь одна мысль о том, что теперь Дмитрий уедет, и она больше никогда не увидит его, была для нее дика и немыслима. Однако она всеми силами пыталась сдержаться и не показать своей печали. Оттого она только спросила, не спуская с него тоскливого взгляда.

– Вам, наверное, извозчика надо, Дмитрий Петрович?

Он быстро взглянул на нее и надменно произнес:

– Извольте. Если Вам не трудно Аглая Михайловна.

– Пошлю за экипажем Тимошку, соседского мальчишку. Когда Вы намерены ехать? – спросила она глухо.

– Через час, наверное, – безразлично заметил Дмитрий, снова устремив взор на вкусные блины, и более не смотря на девушку.

Чувствуя, что ее глаза уже наполнились слезами, Глаша выбежала прочь из горницы.

– Его благородие, прислали, – заметил довольно Иван, входя в лавку, где был Кавелин. – Ехать сейчас надумали. Просили, чтобы Вы домой зашли, чтобы рассчитаться с Вами.

– Наконец-то, – недовольно проскрежетал Михаил Емельянович, и засеменил домой. Отметив, что извозчик стоит у ворот, он поспешил в дом. Пройдя темные сени, Кавелин, направился к горнице. Однако, подойдя к открытой дубовой двери, он застыл на пороге, увидев, как Глаша обвив руками шею Скарятина, сама неистового целует молодого человека. Опешив от картины открывшейся ему, Михаил Емельянович, тут же отступил в темноту сеней. Не мешкая ни секунды, он направился в комнатушку к Матрене, что находилась рядом.

– Я ж говорил, чтобы ты следила за ней! – набросился Кавелин на спящую старуху, что лежала на лавке. Старая женщина в страхе ахнула, и проворно вскочила на ноги, закрываясь от неумолимой руки Кавелина, который замахнулся на нее и проскрежетала:

– Уследишь за ней, как же! Она хитра как лиса. Бегает к нему, когда меня дома нет.

Михаил Емельянович зло ударил старуху в грудь, и та отлетела к стене.

– А тебя-то на что поставили?! – прохрипел купец, опуская руку. Матрена с боязнью посмотрела на него, сжавшись всем телом. – И долго это у них?

– Да уж неделю, поди…

– Неделю?! Что ж мне-то не сказала? А?!

– Так Вы бы осерчали Михаил Емельянович, как и сейчас, – промямлила Матрена.

– Вот дура! Все Вы бабы дуры, так и есть! Говори что знаешь, ну! – Кавелин вновь замахнулся на Матрену. – Было, у них что?!

– Да, пару раз, наверное. Да и ластится она к нему все время, – сказала Матрена.

– Вот потаскуха! Вся в свою блудливую мать, – прохрипел Кавелин, и направился обратно в горницу.

Скарятин уже стоял у окна один и надевал портупею с оружием. Кавелин, прищурился и вошел в убогую гостиную.

– Неужто, Вы ехать от нас задумали, Ваше благородие? – спросил недовольно Михаил Емельянович.

Подняв глаза на вошедшего, Дмитрий, окинул его презрительным взглядом.

– Да что-то загостился, – ответил молодой человек. Скарятин достал из кармана все деньги в количестве пятидесяти рублей и золотые часы, по контуру украшенные бриллиантами и положил все на стол перед купцом. – Это тебе за услуги.

Кавелин проворно схватил часы и начал вертеть в руках.

– Золотые что ли?

– Сомневаешься? – надменно осведомился Дмитрий, полнимая бровь.

Купец промолчал. Михаил Емельянович быстро схватил часы и начал крутить в руках. Прикидывая в уме, что за часы можно выручить не менее трехсот рублей. Это была не маленькая сумма. Наверное, его полугодовой заработок в лавке.

Раздался шорох, и Кавелин быстро сунув часы и деньги за пазуху, обернулся. Вошла Глаша с красными от слез глазами.

– А явилась! Девка блудливая! – проскрежетал Михаил Емельянович. И зло, смерив высокую фигуру Дмитрия взглядом, произнес. – Счастливого пути Ваше благородие, надеюсь, больше не свидимся.

Проворно направившись к Глаше, которая стояла у дверей, Кавелин грубо схватил дочь за плечо и выволок ее в сени. Захлопнув за собой дверь, купец вытащил Глашу на улицу, и со всего размаха залепил ей пощечину. Глаша ахнула и отбежала от отца, закрывшись руками. Прекрасно понимая, за что осерчал отец, она боялась даже поднять на него глаза.

– Говорил, держись от него подальше! – взревел Михаил Емельянович, вновь приближаясь к дочери. – Сейчас я научу тебя уму разуму!

Кавелин вновь приблизился к дочери, которая пятясь, боязливо прижалась к поленнице дров, что стояла во дворе. В этот момент во дворе появился Скарятин. Сразу же оценив ситуацию, он быстро приблизился к Кавелину и схватил твердой ладонью занесенную для удара руку Михаила Емельяновича.

– Не хорошо быть женщину, – жестко произнес Дмитрий, ощущая некую свою вину в том, что Кавелин осерчал на Глашу. Кавелин опустил руку и, обернувшись на Скарятина, зло оскалился.

– Ишь защитник нашелся! Уезжайте Ваше благородие, Вы уже сделали свое дело!

Кинув быстрый взгляд на девушку, которая с тоской и болью смотрела на него, Скарятин отвернулся, заметив, что ее глаза увлажнились от слез. Понимая, что ему не по душе все эта сцена Дмитрий проворно нахлобучил шляпу, что была у него в руках и, бросив последний взгляд на Глашу, направился к воротам, за которыми его уже ждал извозчик.

– Ты тоже убирайся с моих глаз блудливая девчонка! – услышал Дмитрий слова Кавелина, когда уже подошел к воротам.

– Но отец, куда мне идти? – сквозь слезы пролепетала девушка.

– Вот с ним и иди, – указав перстом на офицера проклокотал в гневе отец. Скарятин напрягся и резко обернулся. Бросив быстрый взгляд сначала на Кавелина, который с ненавистью смотрел на него, а затем на Глашу, по лицу которой текли слезы, он нахмурился. А Кавелин добавил. – Баловался с ней Ваше благородие так и забирай ее себе!

Дмитрий напрягся и прищурился. Он совсем не собирался брать никого с собой. Но нрав у купца был явно лютый. И ему вдруг стало жалко Глашу, которая стояла такая несчастная и бледная. Да он совсем не любил ее, но она была ему весьма приятна. И тут молодой человек подумал. А может и впрямь взять девушку с собой. Она была весьма хороша для интимных радостей на первое время, и вполне бы сгодилась для любовницы. А потом он решит, куда ее пристроить. Тем более Дмитрию было не по себе от мысли о том, что купец будет избивать дочь за то, что она лишилась девственности. Скарятин вздохнул и, устремив на девушку голубой холодный взор, спросил:

– Поедете Глаша?