Подходцев и двое других

– Иди, иди. Нечего там. Вот, господа, позвольте вас познакомить с моей женой: Наталья Ильинишна.

Клинков прищелкнул лихо каблуком и стремительно клюнул красным носом узкую душистую ручку. Громов томно поднес другую ручку к губам и с некоторой натугой проворчал:

– Хорошенькая у вас квартирка…

– Осел, – толкнул его тихонько в бок Клинков. – Мы же еще в передней.

Перешли в гостиную.

– А, действительно, прекрасная квартирка, – воскликнул Громов с преувеличенным восторгом. – И много, скажите, платите?

– Сто десять.

– С дровами?

Подходцев не удержался.

– До вашего прихода квартира была без дров; теперь – с дровами.

– А была, ты говоришь, без дров, – спросил Клинков. – Можно подумать, что ты никогда не бываешь дома…

– Пойдемте пить чай, – сказала хозяйка, выглядывая из столовой.

– Что ты говоришь! – ахнул Подходцев. – Неужели это правда? Откуда ты это взял? Неужели сам придумал? Наверное, кто-нибудь сообщил?

– Ну, покажи же нам свою квартиру, – подтолкнул Клинков Подходцева. – Я думаю, изнываешь от желания похвастаться благополучием…

– Да что ж вам показывать… Вот это столовая.

– И верно. Столовая. Все в аккурате. А где гарусный петух, который на чайник нахлобучивают?

– Петуха нет.

– Упущение. А гардиночки славные. Прямо сердце радуется. И салфеточки вышитые.

– Ты, кажется, грозил мне, что будешь в них сморкаться…

Клинков вспыхнул и отвернулся от Натальи Ильинишны.

– Не выдумывай, Подходцев.

– Да уж ладно. Это вот мой кабинет.

Громов похлопал ладонью по спинке кресла:

– Кожа?

– Она самая.

– Здорово пущено. А чернильница-то! Когда я помру – поставь ее над моей могилой. Совсем как памятник. А книг-то, книг-то! Каждая небось с переплетом рубля по три…

– И все десять заплатишь, – подхватил Клинков с непроницаемым выражением лица.

– А ковер-то! Фу-ты ну-ты…

От яркого ли света или от чего другого, но тени на скулах Громова сделались резче и обозначились двумя темными впадинами. И голос, несмотря на наружный восторг, изредка вздрагивал и срывался.

– Ты похудел, Громов, – мягко заметил Подходцев. – Как дела?

– Дела? Замечательны. Денег так много, что мы стали вести с Клинковым грешный образ жизни, что, как известно, ведет к похудению.

Перешли в гостиную.

– Это вот гостиная, – отрекомендовал Подходцев.

– Как ты не спутаешься, – удивился Клинков. – Каждую комнату узнаешь сразу.

Наталья Ильинишна окинула хозяйским взглядом преддиванный столик и удивленно спросила:

– А куда же задевался альбом?

Подходцев смутился.

– Да я его… тово… положил на этажерку.

– С чего это тебе вздумалось? Всегда лежал на столе, а ты вдруг…

И безжалостная жена извлекла откуда-то и положила на стол пухлый плюшевый альбом, точно такого вида, как описывал его ядовитый Клинков перед женитьбой Подходцева.

Чтобы замаскировать смущение. Подходцев отвернулся от стола.

– А вот, господа, рояль.

Громов добросовестно осмотрел и рояль, приблизив глаза к самой полированной крышке, будто бы он рассматривал не рояль, а маленькое диковинное насекомое…

– А теперь к столу, господа, к столу!

Было все… Сверкающий самовар. Бутылка коньяку. Бутылка белого вина. Графинчик рому. Свежая икра. Семга. Ветчина. Сардины. Холодные телячьи котлетки. Сверкающая белизной посуда. Чудесно вымытые салфетки. Около икры – лопаточка! Около сардин – другая! Около семги – двузубая фигурная вилочка!

Подходцев не знал, куда девать глаза. А Клинков сидел, ел за троих и жег Подходцева горячим взглядом.

После третьей рюмки Громов вдруг застучал ножом по тарелке. Бедняга сделал это машинально, просто по привычке к ресторану, где таким образом подзывается официант для перемены тарелок или для чего другого.

Но тут же опомнился и с ужасом поглядел на хозяев.

– Браво, – не понял его Подходцев. – Громов хочет сказать речь. Говори, дружище, не бойся.

Это все-таки был выход.