Парковая зона

– Ха, спрашиваешь? А то нет! – коротко хохотнул Метелкин. – Очередного любовника пришить? Это мы могём! – и достал из-за пазухи газовый пистолет, который брал с собой на дежурство для острастки, а больше – для собственного успокоения. Мало ли что может случиться в полуночное время?

Пистолет был настолько похож на боевой своим зловещим видом, что Верка боязливо ойкнула:

– Ты что, сдурел? – и кинулась занавешивать грязной тряпицей, служащей одновременно шторой и полотенцем, оконный проем. – У ночи глаз много… И то – дело! – сказала она, немного помедлив. – Может, и нам сгодится любопытных отпугивать. Точно! Будешь со мной работать!

В ее голосе была такая уверенность, что Метелкин и вправду увидел перед собой не разбитную Верку, а Веру Павловну, начальницу при исполнении.

Он машинально задвигал руками, наводя порядок на грязном столе. «Фу ты, черт! Рабская привычка перед начальством выслуживаться!» – полез в карман, достал мятую пачку дешевой «Примы» и небрежно, с чувством собственного достоинства, швырнул на стол вместе со спичками.

– Ну, ты еще не запрягла, а погоняешь, – посопротивлялся он, нарочно потянувшись к заветной кнопочке похабистой настольной лампы – помигать, посигналить.

Верка с интересом наблюдала за его действиями.

– Я-то думала, ты совсем пропащий. А ты, вон, бабьей заманкой играешься… Но я тебе все равно не дам. Задаёшся много. Я на это дело злопамятная. Ты обидел меня. Ни одна женщина такое не простит. Ну, да ладно! А работать ты ко мне пойдешь. Вижу, как тебе деньги нужны! – Она сжала в кулаке только что початую «Приму» и, раздавив ее, выбросила в мусорное ведро, стоящее в углу комнаты. – Такую гадость в твоем возрасте не курят!

Иван Захарович в отчаянье, что ему сегодняшнюю ночь без курева не перетерпеть, стал выбирать из мусора смятые и переломанные бумажные гильзы с моршанским табаком, местным и злым.

– На, держи! – Верка, как Царевна-Лебедь, взметнула рукавом, и в ладони у Метелкина оказался узкий пенальчик деликатесных сигарет «Парламент».

Он вопросительно посмотрел на свою благодетельницу.

– Оставь себе и не напрягайся! А то у тебя к утру не только уши опухнут.

Ну, Верка! Ну, Вера Павловна, хищница-капиталистка! Она эдак и деньгами швыряться начнет…

– Так идешь ко мне работать?

– А почему бы и не пойти, если бабки хорошие? Только что я у тебя делать буду?

– А ничего! Работа не пыльная, а мыльная. И в ночную смену. Будешь как раз по совместительству бабам спины чесать.

– …?

– Ты чего глаза уставил? Банщиком в моей сауне будешь – где водички подогреть, где чего, – она кивнула головой в сторону котельной.

Там, в сауне, Метелкин с абреком кавказской национальности братался. Шашлык кушал. Вино пил.

– Вера Павловна, ну ты даешь! Мы хоть и бедные, но гордые!

– Какая у тебя гордость, если ты за свое месячное жалование хорошего курева не купишь? А у меня плата от выручки. Хочешь понедельно, хочешь поденно. Да и натурой мои девчата с тобой расплачиваться будут за отдельные услуги. Лишь бы стимул был… – Верка хитро посмотрела на Ивана, пустив в потолок густую, как сиреневый цвет, струю сигаретного дыма.

Раньше она куревом только баловалась, а теперь курила жадно и взатяжку.

Предложение, не в смысле понатурной оплаты, а во всех смыслах, показалось Метелкину заманчивым. У него здесь все равно вся ночь свободная. Некуда время девать. Почему бы за это еще и деньги не получить?

– Надо подумать… – хитро потянул он.

– Думай, думай, казак, пока голова на плечах! Завтра я тебе свое хозяйство покажу. Ты вроде на все руки мастер, инженер. В котельных разбираешься. Слышала я, что ты теплотехником тоже работал. Нужный ты для дела человек, Ваня! – Верка сделала ручкой и кокетливо произнесла «Бай-бай!», растворяясь за дверью в ночной темноте.

Через минуту за воротами санатория дремотно, по-кошачьи, заурчала машина, распоров улицу надвое светом галогенных ламп.

«Иномарка, – подумал Метелкин, – наши так не урчат, и фары не те».

Заскользила по улице машина. То ли это Верка потревожила ночь, то ли загулявший автолюбитель рванул колесами после ночного бдения у какой-нибудь знакомой, спеша к своей законной в теплую, укладистую супружескую постель.

19

Работа у Веры Павловны оказалась действительно – не бей лежачего. Глупо было бы отказываться от легкого заработка.

Иван Захарович Метелкин долго ломал голову: почему Верка, вроде и не безоглядная женщина, выбрала его в сотоварищи?

Может быть, в подходящий момент он попался ей на глаза, а может, и еще по какой причине. Хотя, конечно, Верке нужен был именно такой человек: бескорыстный, грамотный, чтобы исполнял в одном лице обязанности и технического работника, и обслуги своих невероятных клиентов.

Сауну, или спортивно-оздоровительный комплекс, как называла Верка это сооружение, она взяла в аренду у того Худовича, который и до сих пор, несмотря на свою предприимчивость и вороватость, служил при санатории главврачом.

Худовичу этот комплекс ничего не стоил, кроме некоторого количества затраченных нервов в шальное время приватизации, но, говоря по-базарному, эта баня сулила барыши, и немалые.

Напрямую заниматься черным бизнесом в своем родном санатории было опасно и недостойно представителя самой элитной в новой России нации.

Вера Павловна, давнишняя и преданнейшая знакомая Худовича, известная в некоторых кругах своей предприимчивостью особа, подхватила из рук «нового еврея» золотую русскую курицу, несущую жемчужные яйца.

Вперед, Верка! Время такое нахрапистое – хватай и неси!

Судьба иногда любит иронически посмеяться, сводя совершенно разных людей в один круг.

Так вот и оказался Метелкин Иван Захарович, русский неудачник Страны Восходящего Базара, в нужное время в нужной точке.

Конечно, в его основные обязанности не входило мастурбирование разомлевших и распаренных после баньки и вина, крутобедрых, как репа, девиц, именуемое скромным словом «массаж», хотя приходилось делать и это.

Салон – вот верное слово для определения заведения «мамочки», как ее называли все клиенты, и старые, и молодые, Веры Павловны – требовал безукоризненных санитарных и технологических условий, обеспечивающих комфорт отдыхающим, а без умелых рук дорогую и сложную импортную сантехнику не осилишь.

Вот и пришелся Метелкин Верке, как патрон к патроннику.

Банальную баню, используя невиданную предприимчивость и дырки в законе, Вера Павловна превратила в очень даже доходное место.

Прав был тогда Горун, кавказец тот, осадив Ивана сакраментальной фразой: «Что ты в жизни видел?» В салоне у Веры Павловны Метелкин насмотрелся всякого…

После канительной работы прорабом на монтаже, где круглое таскают, плоское катают, а что не поддается – ломиком, его новые занятия трудно было назвать словом «работа».

«Чему научился в молодости, тем разбогатеешь в старости», – говорил незабвенный родитель, вдалбливая Ивану необходимость охоты к труду и учебе совсем непедагогическими методами.

А теперь все переменилось.

Не знал Метелкин, разбогатеет ли он к старости, занимая место банщика, кочегара и сантехника одновременно у мамы Веры, одно несомненно: чему научился в молодости, тем в старости не разбогатеет. Времена не те! А работая здесь, Метелкин вместо вонючей и гадкой «Примы» стал курить «Мальборо». А ведь недавно совсем курево хотел забросить от безденежья… Чего же он тогда кочевряжился – идти к Верке работать или нет? Дурак был! Дураком бы не помереть только…

Эх, молодость, молодость!

Чему Иван тогда только не учился: и таскал, и катал, и ломиком орудовал, и кувалду из рук не выпускал. Работа таких, как Метелкин Иван Захарович, любит. Иногда так зацелует, что с ног валишься.