Нескучные истории большого города. Рассказы и повести

Вдруг из-за его спины появилась рука, ловко дернула его за бороду, и перед Вагановым возникло сияющее Ирино лицо.

– Володя, – сказала она. – Володенька!

Ира легко прижалась головой к его плечу, потом отстранилась, оглядела его, стряхнула с воротника снег и, удостоверившись, что всё в порядке, взяла под руку. Улица привычно повела их вверх, к небольшому ресторанчику на углу…

Они заняли маленький столик у окна, откуда была видна улица. За кружевной занавеской, отделив их от мира, сплошной стеной пошел крупный снег.

Ресторан был еще полупустым и походил на оркестровую яму перед спектаклем, где настраивают инструменты, буднично и деловито, с привычным ощущением предстоящего праздника.

Молодой скучающий официант молниеносно принес их заказ, откупорил шампанское и, обернув бутылку салфеткой, наполнил бокалы.

Ира опустила глаза, посмотрела на свои руки, увидела знакомое кольцо с тремя рубиновыми каплями, которое при желании можно было вполне принять за обручальное, вздохнула и взяла зеленый запотевший бокал.

– За твое счастье, Володенька! – сказала она весело. – Чтобы оно, послушное, было всегда с тобой.

Ваганов заглянул в беспечальные Ирины глаза и спросил:

– Ира, а какое у тебя счастье?

– Ну, какое, – засмеялась Ира. – Чтобы всегда был праздник, везенье, чтобы в тридцать быть, как в двадцать…

– Так я счастливчик, – усмехнулся Ваганов.

«Твои тридцать пять – это твои же двадцать, – вспомнил он вчерашние слова Сони. – Одни надежды впереди».

– А ещё, – сказала Ира, – вот так смотреть на тебя. Целый день, целый год. Ходить с тобой к друзьям, в театры, гулять в осеннем парке… – она положила руку на его запястье и замолчала, отвернувшись к окну…

«Что ты оправдываешься, – отмахнулась Соня. – Эти бесцельные прогулки, друзья, болтовня давно превратили твою жизнь в приятный пустячок».

Ваганов попытался вспомнить, с чего вчера началась их ссора. Обычно Соня избегала объяснений, просто уходила к своему старому, заваленному книгами и расчетами письменному столу, который в шутку называла «полем битвы». Вчера – с чего это началось?»…

– Я люблю тебя, Володенька, – сказала Ира. – И хочу тебе всякого счастья. Ты должен баловать себя… Ну, ты просто для этого создан. Кстати, взгляни…

Она вынула маленькую темно-синюю коробочку, положила перед ним на стол.

– Я, Иронька, живу с удовольствием, – рассеянно ответил Ваганов, поворачивая коробочку и рассматривая золотые надписи на крышке. – Себе не отказываю. Мои тридцать пять – это мои пятнадцать, А может, пять…

Когда Ваганов посадил Иру в такси, воздух стал уже густо-синим и зажглись фонари, но на улице еще шла бойкая торговля. Он вошел через маленькую калитку в деревянный загончик, где пленной грудой лежали пушистые, волшебно пахнущие елки, выбрал маленькую, с тонким липким стволом, и, аккуратно перевязав, понес домой.

Ваганов прошел через сквер, оплетённый снеговыми нитями, торопливо перебежал дорогу на красный свет и попал прямо в объятия маленького человека в кожаном пальто. – Вовка! – воскликнул кожаный человек. – Здорово! Я тебя ещё с той стороны улицы узнал! Ваганов заглянул под низко надвинутый козырёк щегольской черной кепки и увидел пьяное и счастливое лицо своего старинного приятеля Назарова. – Привет, – обрадовался Ваганов. – Сто лет не виделись! Ну, как ты?

– Хорошо! Отлично! Новый год отмечаем! Друг в Прагу уезжает, так мы решили пораньше. Вон, видишь, наши, – он указал на шумную компанию, рассыпанную у дверей ресторана, – видишь? Уже все готовенькие. Давай покурим пока, – говорил он, вынимая пачку сигарет, – сейчас все подойдут.

Когда-то они учились вместе, на одном курсе, делили весёлые студенческие вечеринки. И хотя жизнь давно отдалила их друг от друга и последние годы Ваганов вообще ничего о Назарове не слышал, сейчас его лизнул шершавый язычок ностальгии и он почувствовал, что рад встрече.

– Рассказывай, как живешь? – спросил он. – Что нового?

– Ну, работаю, конечно, – сморщился Назаров. – Сначала ездил в Питер, в Киев, – это еще при тебе было. Ездил, осваивал, выбирал.

Он глубоко затянулся, помолчал и вдруг сказал запальчиво:

– Знаешь, я ведь думал, что-то серьёзное получится. И не вышло. Так, всё мелочи…

– Ты и тему бросил? – поинтересовался Ваганов.

– Бросил! – беззаботно отозвался Назаров. – Теперь знаешь на что живу? На тепличках. Теплички у меня маленькие, а навар большой. Образование все-таки биологическое…

– Что ты там выращиваешь?

– Гвоздику. Гвоздика сейчас везде дорогая. А мне деньги нужны.

– Ты что, женился?

– Не женился, – отмахнулся Назаров. – Зачем мне? У меня вон Алина, Милочка… Да и в Москве ещё, я ведь только вернулся.

– В командировке был?

– Да нет, с гвоздикой этой. Восемьдесят коробок повез.

– Ну и как, – усмехнулся Ваганов, – успешно?

– Слушай, – вдруг спохватился Назаров – ты про Ивлева знаешь?

– Виделись осенью в Питере, на конгрессе. Он только докторскую защитил. Вообще, он молодчина, Ивлев, – оживился Ваганов и вдруг замолчал, поразившись странному взгляду Назарова. – Ты что, Боря?

– Ивлев умер. Две недели назад.

– Что?! – закричал Ваганов. – Сашка Ивлев умер? От чего? В аварию попал?

– От инфаркта. Его до больницы не довезли… Мы уже в том возрасте, Володя, когда спокойно можно умереть от инфаркта.

– Он был младше нас, – машинально поправил Ваганов. – Он с Соней учился.

– Да, – сказал Назаров. – Кстати, как Соня?

– Нормально. Много работает.

– Диссертацию защитила?

– Давно.

– А как тебе с ней живется? – поинтересовался Назаров и вдруг закричал: – Милочка, Мила!

И побежал навстречу тонкой, как свечка, блондинке, выходящей из дверей ресторана.

– По разному, – ответил сам себе Ваганов…

«Я не люблю тебя», – сказала вчера Соня.