Секретный фронт

«Виллис» раскачивало и шатало. Шофер спрямил путь, но он не оказался короче. Генерал был настороже, переместил кобуру на ремне поудобнее, положил автомат шофера к себе на колени.

– Поле слышит, а лес видит, – сказал он, как бы оправдываясь. – Мой отец плотогоном был, помню, говорил: «Не доглядишь оком, заплатишь боком».

К поляне все же добрались благополучно. Жадно вглядывался Ткаченко в знакомые очертания деревьев, они днем казались ниже и менее стройными. Вот и остатки костров с дымящимися бревнами и обгорелым тряпьем. Виднелись землянки. Палаток не было. На опушке стояли машины с минометами и два «студебеккера» пограничников.

Капитан Галайда подошел строевым шагом, без запинки отрапортовал, чеканя слова, он как бы выстраивал их в шеренгу.

– Обнаружили подземный стрелковый тир. Минный погреб противником взорван при отходе, товарищ генерал! – закончил Галайда. Пожал протянутую генералом руку и отступил на шаг в сторону.

Дудник заметил стоявшую в отдалении группу пограничников из линейной заставы Галайды. Некоторых из них он хорошо знал, только позавчера побывав на заставе, он говорил с ними. Лейтенант Кутай и сержант Денисов, оперативники, привлекавшиеся отделением разведки штаба отряда для особо важных заданий, пользовались заслуженной популярностью, выходящей за пределы заставы. Генерал подошел к ним, поздоровался.

– Надежные хлопцы, – обращаясь к Ткаченко, сказал генерал, – закалились в боевом огне уже после войны… – Он хотел еще что-то добавить, но, заметив Пустовойта, подталкивавшего к нему младшего лейтенанта, замолчал.

Младший лейтенант Строгов, командир мотострелкового взвода, доложил о разминировании подходов к лагерю и, немного замешкавшись, сообщил, что им обнаружена свежая могила.

– Могила? Общая? – Генерал обернулся к Ткаченко, и, хотя ничего не сказал, взгляд его как бы выразил: «Ну вот, оба мы оказались правы».

– И трупы обнаружены? – спросил генерал.

– Обнаружены, товарищ генерал, – ответил Строгов, – мы сделали пробный шурф. Судя по обмундированию, курсанты школы. – Переборов короткое замешательство, добавил: – «Украинской повстанческой армии», товарищ генерал.

Генерал с досадой махнул рукой и обратился не только к докладывающему ему офицеру, но и ко всем невольным свидетелям их разговора.

– Армии? В армии другие порядки. Бандиты – вот кто они! Как бы себя ни называли, – бандиты! Когда же они успели вырыть могилу?

– Использовали одну из взводных землянок, товарищ генерал.

– Землянку?

– Землянки глубокие, – пояснил Строгов. – Трупы уложены плотно, в три пласта. Каждый пласт покрыт плащ-палаткой немецкого армейского образца, товарищ генерал!

– Ну, ведите, товарищ младший лейтенант, к этой могиле!

Строгов шел впереди четким шагом. Младший лейтенант недавно окончил офицерское училище. Туда он попал, исполняя волю своего отца, старого служаки, одного из незаметных и скромных героев Гражданской войны, носивших орден Красного Знамени на алом банте. Без особой охоты начав учебу, молодой человек постепенно втянулся, обзавелся отличными товарищами, полюбил училище, армию и свой род войск – пограничный.

Приближались сумерки. Старые буки с мохнатыми, замшелыми стволами, широко раскинувшие свои густые кроны, почти не пропускали солнца. Трава под деревьями была вялая и редкая, валежины, гнилые и ломкие, трещали и рассыпались под ногами. Нередко, словно белые, исхлестанные дождями и ветром черепа, виднелись из земли круглые камни, плотно обросшие с северной стороны мхом, с седыми отливами зелени.

Они шли по разминированному проходу в лесной целине, обозначенному свежими зарубками на стволах.

Наконец они достигли лагеря школы; ничто не выдавало сверху его присутствия; вокруг дремучий, девственный лес, не срублено ни одного дерева, не вытоптана трава, не помят кустарник и подлесок. Землянки сообщались между собой умело замаскированными траншеями, которые одновременно были приспособлены для ведения круговой обороны и имели удобные запасные выходы в глухое ущелье.

И землянки и ходы сообщения были настолько искусно спрятаны, что можно было пройти невдалеке от них и ничего не заметить.

– Опытные, ловкие, канальи, – заметил Дудник. – Сколько раз я предупреждал, с ними надо держать ухо востро… – Слова были обращены к Пустовойту, покорно принявшему этот упрек и в знак согласия наклонившему голову. – Э, да тут уже нас опередили!

Возле раскопок у общей могилы негромко разговаривали штабные офицеры, только что приехавшие по вызову. Прибыл и представитель военной прокуратуры, подполковник юстиции, деловые качества которого хорошо знал Дудник. Внешне же это был несколько суматошный бодрячок, заработавший к сорока пяти годам брюшко и лысину. Увидев подходившего генерала, он направился к нему доложить о своем прибытии.

– Здравствуйте, Александр Петрович, – поприветствовал Дудник, – успели из Львова?

– При сегодняшних транспортных возможностях, товарищ генерал… – Лицо подполковника отмякло в добродушной улыбке.

– Познакомьтесь: секретарь Богатинского райкома Ткаченко.

– Очень кстати, товарищ Ткаченко, вы мне будете крайне нужны, – сказал подполковник. – Если фантасмагория, о которой мы краем уха слыхали, подтвердится…

– Только, Александр Петрович, не заводите дела на Павла Ивановича, а то пришьете ему связь с бандеровцами…

– Что вы, что вы, товарищ генерал! Как можно?..

Бойцы вытаскивали трупы и укладывали их в десяти метрах от ямы. Вынося трупы, они протоптали дорожки по глине, выброшенной из могилы. Каждого убитого фотографировали, осматривали его одежду, искали документы.

На кромке поляны стояли два бронетранспортера с водителями и стрелками наготове. Человек десять мотострелков наблюдали за разгрузкой могилы. Металлические щупы, приспособленные для поиска схронов, были очищены от земли и закреплены ремнями на бортах за скобы.

Генерал подошел к бойцам, взмахом руки отставил рапорт старшего, обратился к первому, ближе всех стоявшему к нему рядовому:

– Как фамилия?

– Рядовой Горчишин, товарищ генерал! – Солдат ответил звонко, с юношеской непосредственностью и гордостью за оказанную ему честь разговаривать с генералом.

Ветер качнул верхушки буков. Покружившись, медленно упали на землю желтые листья. Где-то неподалеку застучал дятел.

Генерала заинтересовал молоденький солдат Горчишин, отличавшийся от привычных ему фронтовиков, заинтересовал как человек, призванный в армию после войны, как один из тех, кому предстоит продолжить дело обороны.

– Вот так, товарищи, война окончилась, а убийства продолжаются.

Горчишин промолчал. Слова генерала не были обращены непосредственно к нему. Карие глаза молодого солдата с бахромчатыми ресницами глядели доверчиво.

– Вы кем были до призыва, товарищ Горчишин? – спросил Дудник.

– Комсомольским работником. И сейчас член комсомольского бюро, товарищ генерал.

– В стычках участвовали?

– Участвовал, товарищ генерал. Я из минометного расчета.

Подходили еще бойцы.

– Знаете, кого выкапываем, товарищ Горчишин?

– Точно не знаем. Говорят, «эсбисты» расстреляли курсантов, захотевших выйти по амнистии.

– Верно. Слепые убили прозревших. – Генерал присел на бревно, снял фуражку. – Молодых хлопцев побили. Молодых? – спросил он одного из офицеров, производивших раскопки.

– В основном молодежь, товарищ генерал. – Офицер провел пальцем по списку: – Пятьдесят один.

– Пятьдесят одна жизнь. Могли стать хлеборобами, студентами, шахтерами. Сначала их соблазнили на разбой, спровоцировали, а потом жестоко поубивали. Вот какой враг перед нами. Своих не жалеют. Навязали нам кровопролитие, чем мы должны отвечать? Найдем убийц, предадим справедливому возмездию… – Генерал закурил, разрешил и остальным, пригласил присесть Ткаченко и подполковника. Пустовойт продолжал стоять.

– Чем скорее выведем гниль, тем лучше – точит шашель наше большое здание… Мы закончим службу, начнем бороться со своими хворобами, а вам продолжать… У меня у самого сын, товарищ Горчишин, в этом году аттестуется на зрелость. Советую ему идти в военное училище, мнется… Спрашиваю: «Чего мнешься?» – Отвечает: «Война кончилась, а следующая, согласно периодике, будет не раньше как через двадцать пять лет». Видите ли, объявились новые менделеевы, изобретают свои периодические системы. «Ну и что, если через двадцать пять? Служи себе и служи», – говорю сыну. А он: «Столько лет без дела терять. Не то что ордена, медали не заслужишь…»