– Кабы время было, можно и измором. Но времени нет. Посоветуюсь со старшими, обрисую пейзаж… – Он кивнул в сторону пушек, притаившихся, будто с любопытством нацеливших свои тонкие стволы на ворота. – Здесь им не прошмыгнуть. А вообще следует дождаться вечера. Я буду на КП, возле потребиловки.
Он оставил лейтенанта Подоляку за старшего, проинструктировал его и уполз, ловко применяясь к местности.
Кутай снял свою группу, разрешил солдатам похарчиться, передохнуть, узнал место сбора, а сам, взяв с собой только сержанта Денисова, направился к командному пункту.
Молча, с невозмутимым, будто застывшим, лицом бесшумно следовал за ним Денисов. С Денисовым можно было чувствовать себя в безопасности, расслабиться – сержант сумеет предупредить всякие неожиданности. Он словно верный и преданный телохранитель.
Командный пункт выглядел теперь солидно: столик под навесом, бланки радиограмм. Тут же расположились дежурные радио- и проволочной связи, мотоциклист с автоматом под мышкой, замполит, инструктирующий комсорга, миловидного паренька с золотистыми ресницами, офицер, по-видимому, начальник боепитания, инженер-капитан, смачно допивающий банку абрикосового компота.
Пантиков успел умыться, причесать мокрые волосы и, устроившись на гнутом стуле, грыз макуху. Старший лейтенант был в хорошем расположении духа. Кутай присел на ступеньку, снял и отряхнул фуражку.
– Угощайтесь! – предложил Пантиков.
Дежурный связист отбил гирькой кусок макухи, подал Кутаю.
– Вкусно, не правда ли? – От Пантикова пахло маслобойкой и пресной водой. – У нас, если и поступает жмых на эм-тэ-эф, молотом его не возьмешь. А здесь кустарного давления, нежный, мягкий, а запах какой… Скажи спасибо нашему хозяину, – указал глазами на стоявшего поодаль в подобострастной позе грузно-рыхлого человека, бритого наголо и потому напоминавшего арестанта. На нем были растрескавшиеся лакированные сапоги, брюки военного покроя, вытянутые пузырями на коленках, рубаха грязно-кремовая, пожалуй, некогда атласная, зато жилетка бросалась в глаза, хоть зажмурься: алый панбархат и латунные, сверкающие на солнце пуговицы.
– Завмаг, – сообщил Пантиков, – без особого нажима открыл мне план винных подвалов.
– Да? – неопределенно спросил Кутай и перевел взгляд своих цепких, пристально-неторопливых глаз на завмага, затосковавшего под этим взором пограничника. – Подозрительно что-то…
– Возможно, – Пантиков подмигнул, – зато старожил и открылся бестрепетно. При Пилсудском был геодезистом, потом работал у винокура, в потребиловку попал якобы на выборных началах. Их общество называется «Рочдельские пионеры». Он грамотно вычертил мне схему подвалов. – Пантиков похлопал по пухлой планшетке, снова подмигнул. – Спросите, почему? Есть причина: бандеровцы соблазнили и увели его жену. Молодая была… Теперь мстит. – Пантиков поднялся, пригласил Кутая к столу и, вытащив чертеж, изложил свой план ликвидации банды.
Замысел его вначале показался Кутаю не столько оригинальным, сколько фантастическим. Свой план Пантиков шутя назвал «Везувий». Смысл его заключался в следующем: в центре площади, над коренной ветвью погребов, пробивалась дыра, и атака предполагалась не со стороны рабочего входа, где ее, подготовившись, ждали бандеровцы, а сверху, так сказать, через кратер.
– Аналогий ни в одном учебнике по тактике не найдете, – заявил Пантиков, – пробиваем кратер, через воронку забрасываем их гранатами. Это, конечно, не «Тайфун» или «Багратион», а хитро и неожиданно… Как?
Кутай ценил хитрость в военном деле. Взять подземелье подкопом сверху, не рискуя жизнью людей, заманчиво, конечно. Беспокоило затруднение: как суметь быстро пробить проход в подземелье, не дав возможности противнику принять контрмеры? И потом – как действовать дальше? Он сказал об этом.
– Возьмем смелой, дерзкой атакой! – воскликнул Пантиков. – Так или иначе, без атаки не обойтись. Землю, на которую не ступил сапог пехотинца, нельзя считать отвоеванной!
Солнце, словно уставшее от жары, медленно клонилось к горизонту. Удлинялись тени пирамидальных тополей. Через площадь, позванивая колокольцами, важно прошествовало стадо коз. Потом появились коровы. Выбежавшие навстречу хозяйки торопливо развели их по дворам. Над печными трубами закурились синеватые дымки.
Пантиков распорядился доставить кирки, ломы и лопаты к тому месту, где по плану значился центр подземелья. Очертив окружность, приказал приступать к делу. Взводы Строгова и Подоляки он решил использовать в качестве ударной боевой группы. Дождавшись комвзводов, Пантиков повел их к командному пункту, чтобы разъяснить свою идею и проинструктировать.
На крыльце потребиловки стоял завмаг. Сложив на животе руки, он внимательно вслушивался в шумы на площади. В глазах его притаилась тревога трусливого и блудливого человека. Встретил он идущих мимо него офицеров подобострастным поклоном, приложил руки крестообразно к груди.
– Не надо так, – раздраженно сказал Пантиков. – Приучили вас спину гнуть. Гордым будь, гляди смело, ты теперь советский человек! – Он остановился, посмотрел в небо. – Ночъ-то какая, прелесть! А Млечный Путь! Только на юге и увидишь такой. У нас, в Вологодской области, вроде его и нету… – И тут же посуровел: – Строгов! Подберите гранатометчиков, сильных ребят, метких. Вашему взводу быть первым в операции.
– Люди подготовлены, товарищ старший лейтенант!
Яркие аккумуляторные лампы освещали напряженно работавших, усталых бойцов, сбросивших для удобства каски и ремни. Воронка углублялась нелегко. Встретились с процементированным камнем-дикарем.
Кутай подтянул к брустверу воронки и свою группу. Пантиков, присев на ящик с гранатами, попросил у Кутая папироску, прикурил от зажигалки. Не гасил огонек, всматриваясь в Строгова.
– Я приказал доставить лестницы, – сказал он. – Высота подвалов – три с половиной метра. Прыгайте, а потом мы поддержим вас. Подоляка также готов. Брать будем общими усилиями, Строгов!
Старшина Сушняк, который подрывал железные ворота, распоряжался и земляными работами. Взрывчатка не применялась, копали вручную, приходилось долбить ломами и кирками. Грунт выбрасывали из воронки, создавая необходимый для укрытия бруствер.
Когда работа приблизилась к концу, старшина спустился в яму, выстукал днище и распорядился принести металлические щупы, чтобы с их помощью, действуя из-за бруствера, обрушить последний слой – кирпичный потолок подвала.
Пантиков приказал артиллерийскому офицеру открыть орудийный огонь по рабочему входу, а после артподготовки взводу лейтенанта Подоляки ворваться в подвал.
– В малом масштабе война на два фронта. – Пантиков подмигнул Кутаю, как бы говоря: мы тоже не лыком шиты. И, подвинув локтем лежавший возле него мегафон, попросил Кутая объявить на украинском языке ультиматум: при добровольной сдаче будут применены условия амнистии…
Десятка полтора бойцов лежали за бруствером, приготовив толстые стальные щупы. Старшина Сушняк нетерпеливо ждал сигнала. Пантиков поднял руку с горящим фонариком – все приготовились – и резко опустил ее. Повинуясь этому энергичному жесту, бойцы поднялись, нажимая на щупы, кирпичная кладка подалась, и потолок обрушился.
И тут же из облака еще не осевшей пыли фонтаном брызнули пули. Первый шквал огня затих, наступила тишина. Настороженно, враждебно чернело жерло ямы. Кутай, откашлявшись от точившей горло пыли, взял мегафон и громко объявил ультиматум. Ему не дали закончить вылетевшие снизу «лимонки». Гулкие разрывы и свист осколков, пронесшихся над прижавшимися к земле бойцами, послужили сигналом для начала боевых действий.
– Давайте, Строгов! – зло выкрикнул Пантиков.
Строгов протянул руку. Рядовой Горчишин передал ему гранату. На миг, короткий, как вспышка молнии, в памяти Строгова вспыхнуло воспоминание детства: маленькая станция близ Ленинграда, грохот проносящихся мимо поездов. Отец на перроне. Фуражка с красным верхом, жезл в руке, похожий на эту гранату. Отец смотрит в сторону приближающегося паровоза, ждет, огни фонарей выхватывают из черного мрака его одинокую фигуру. Машинист высунулся из окошка паровоза, протянул руку, и рука отца передала ему жезл: путь свободен… Таинственный, могущественный жезл, которому повинуются мощные паровозы, ветер, скорость…
Маленькая станция, звон рельсов, стук колес, красные огоньки хвостового вагона. Детство исчезло. Гудели, дрожали рельсы – это снизу исступленно и безжалостно били пулеметы.
Строгов крепко прижал пальцами спусковой рычаг запала к корпусу гранаты, выдернул предохранительную чеку и резким, стремительным взмахом швырнул гранату в жерло кратера. Вслед за его гранатой в яму полетели другие.
В свете аккумуляторных ламп было видно, как пыль улеглась, воронка очистилась от дыма. Наступила тишина. И тут же прямой наводкой ударили орудия. Горы, крутые склоны оврага, ночь множили, усиливая, звуки канонады.
Возможно, Лунь оттянул пулеметы к рабочему входу, ожидая главного удара с той стороны.
Рядом с Пантиковым будто врос в сыроватую землю бруствера Строгов. Свет от прожектора ударил ему в лицо, и Пантиков увидел в его глазах немой вопрос: когда же? Пантиков знает: младший лейтенант даже негодует, винит его за медлительность. Но Пантиков чувствует: Строгов еще не собрался, не подавил возбуждение – пусть успокоятся нервы, очистится разум, сосредоточится воля.
Пантиков окинул взглядом опаленный взрывами кратер «Везувия», прожектор ясно освещал его выщербленные края, провисшие на ржавой арматуре кирпичи. Узкая горловина кратера могла пропустить сразу только трех человек…
– Как дальше, лейтенант? – Пантиков полуобернулся к лежавшему рядом Кутаю. – Медлить нельзя, а поспешишь – людей насмешишь…
– Разведка нужна, – сказал Кутай.
– Я знаю, а как?
– Обработать гранатами и пустить – другого выхода нет, – сказал Кутай.
– Кого? – Пантиков мучительно улыбнулся. – Если бы добровольно… Приказать… не могу…
– Разрешите мне? – спросил Магометов, слышавший разговор офицеров. Он подался на полкорпуса вперед. Скуластое, жестко собранное его лицо, темное, как чугунная отливка, выражало прежде всего хладнокровную и внешне бесстрастную волю. Ему можно поверить. Им руководит не жажда славы, не мгновенный порыв жертвенности. Это человек делового, продуманного риска.
– Как, товарищ лейтенант? – спросил Пантиков Кутая. – Он оглядится, сориентируется, а за ним уже и взвод Строгова. – И обратился к Магометову: – Что вам нужно для боевой разведки?
Магометов подвинулся ближе:
– Пистолет, фонарь, гранаты.
Фонарь нашелся у старшины Сушняка – удобный, с сильным лучом.
– Только гляди не загуби, – предупредил старшина, расставшись с фонарем.
Кутай отдал Магометову пистолет, оставил себе наган.