К своей звезде

– И всыплю, – всерьез пообещал Волков, открывая дверь. Под окнами уже гудел автомобиль.

Перед Новым годом Гешка обратился к отцу с наглой просьбой:

– Мне надо триста рублей.

– А три тысячи не надо?

– Нет. Надо триста.

– Зачем?

– Хочу купить кассетник.

Волков не понял. Не знал такого выражения.

– Ну, кассетный магнитофон, – пояснил Гешка.

– Не слишком ли дорогая игрушка?

Вмешалась Маша:

– Я ему то же самое говорю: живем втроем на одну зарплату, и выбросить такие деньги…

– Этот аппарат стоит в комиссионке шестьсот рублей! Приятель отдает за полцены – сестру на лечение надо отправить. А вам дорого! Обойдусь!

Все зимние каникулы Гешка работал на железной дороге. И потом еще около месяца ходил с ночными ремонтными бригадами. Как позже узнал Волков, Гешка занял триста рублей у Новикова и уже в феврале вернул ему долг. «Видимо, надо было дать ему эти деньги, – подумал Волков, но тут же решил: – Ничего, сам заработал, беречь будет».

Увы, бережливостью сын не отличался. Десятого апреля он торжественно преподнес кассетник в подарок ко дню рождения своей подружке. Об этом Волков узнал от полкового инженера.

– Дочка моя аж захлебывается, – рассказывал тот, – Гешка твой – настоящий рыцарь. Подарил девочке магнитофон на день рождения. Все так и попадали…

Утром Волков поднял сына раньше обычного.

– Ну, рыцарь, говори: где твой трехсотрублевый кассетник?

– Подарил, – ответил тот.

– Это что же за купеческий жест?

– Папа, давай об этом не будем.

– Нет, будем. Я хочу знать, откуда у моего сына такие барские замашки?

– Магнитофон мой. Что хочу, то с ним и делаю.

– А если я так стану поступать? На какие шиши вы будете с мамой жить?

– Пойдем работать, – ответил сын. – В нашей стране в подобных ситуациях с голоду не умирают. Ты сам ее не пустил работать, а теперь упрекаешь?

– Чтобы тебя, дурака, воспитывала…

– Какой из меня воспитатель, Ваня? – с улыбкой сказала Маша. – На него палка нужна, оглобля хорошая. А я слабая женщина.

Гешка засмеялся. Хотя по логике Волкова – должен был возмутиться. «Сговорились, спелись!» – подумал он и сказал:

– Окончишь школу, я за тебя возьмусь…

Свою угрозу он выполнить не смог. Возвратившись с переучивания, Волков сына не застал. Получив аттестат зрелости, Гешка уехал к Машиным родителям. Старики его любили, и теперь он там наверняка катается как сыр в масле.

Волков не стал бы возражать против этой поездки. Но возмущало своеволие сына. Хоть бы для вида испросил разрешения. Нет, демонстративно укатил. Даже деньги на билет у кого-то занял. Паршивец эдакий.

И вот, соизволил первым письмом осчастливить…

– Что пишет блудный сын? – спросил у Маши, развернув газету. – Денег небось просит?

– Что он напишет? – Маша проворно гладила рубашку Волкова. Возле плеч утюгу мешали погончики, и она все хотела изловчиться, даже губу прикусила. – Загорает, купается, никаких проблем.

– Старики здоровы?

– Вроде еще держатся…

В летном училище Машин отец командовал эскадрильей, когда Волков был еще курсантом. Однажды комэска попал в госпиталь с тяжелым воспалением легких. Маша примчалась из Москвы, где училась в Бауманском, и здесь, в госпитале, у койки больного отца, Волков впервые увидел ее. Он любил своего командира глубоко, по-сыновьи, потому что сам вырос без отца. Любовь к командиру, можно сказать, автоматически перешла и на его дочь. Тем более что Маша при первой встрече поразила его своим жизнелюбием, чувством неиссякаемого юмора. С ней ему было легко с первых минут знакомства.

Когда они вдвоем зачастили в госпиталь, отец Маши стал на глазах поправляться.

– Уж очень мне по душе, что вы подружились, – сказал он откровенно. – А если поженитесь, буду считать себя совсем счастливым.

– А мы как раз хотели просить твоего согласия, папа, – засмеялась Маша. – Будем считать, что благословение получено.

Училище Волков заканчивал уже зятем комэска. По этому поводу он слышал в свой адрес немало дружеских шуток: «Хочешь добиться чинов и званий, надо жениться, как Волков Ваня». Шутки были беззлобные – комэска все любили, он был строгим, но справедливым человеком. Волков до сих пор хранил к нему уважение и почитание, как хранят подчиненные к командиру, хотя давно перерос его в чинах и званиях.

– Не посмотрю, что времени в обрез, – сказал Волков. – Слетаю и всыплю ему…

– Слетай, Ваня, слетай. И меня с собой возьми. Стариков навестим. Чай, с Севера и вовсе не выберемся. Как с отпуском-то в этом году?

– Одному богу известно. Где-нибудь в декабре, как всегда… Слетала бы сама на пару недель к родителям.

– Хочется, но не могу я тебя сейчас оставить.

– Что со мной станется?

– Одному всегда плохо. А тут такое сложное время.

– Сложное. – Волкову нравилось, что Маша его понимает и без всяких просьб упреждает желания, но сразу соглашаться с ее выводами – значило бы безоговорочно признать их безгрешность. – Всем бы все усложнять.

– Ты чем-то крепко расстроен?

– С чего ты взяла? – Ему и хотелось поделиться с женой, и что-то сдерживало.