Гурджиев и Успенский

Критика Успенским прогрессистской модели, равно как и его вклад в разработку метафизической модели, вполне оригинальны. Представляя собой творческий синтез идей “нового религиозного сознания”, теософии, западного трасцендентализма и новейших научных идей, работы Успенского артикулировали следующие аспекты метафизической модели: 1) концепцию четвертого измерения и высших измерений; 2) концепцию скрытого знания или эзотерической традиции, идею “школы”; 3) различение между псевдорелигией и подлинной религией; 4) концепцию двух историй и внутреннего круга человечества; 5) концепцию эволюции человеческого сознания к сверхчеловеку и к новой высшей культуре; 6) концепцию искусства как духовного пути.

Основные концепции Успенского

Четвертое измерение

О четвертом измерении
Размышляя ежечасно,
В совершенном изнурении
Погибаю я напрасно.
То сижу я без движения,
То скитаюсь тенью бледной,
А ведь мог бы я с имения
Получать налог безбедный!
Но четвертым измерением
Неумеренно плененный,
В самом жалком положении
Я живу, всего лишенный.
И хотя на иждивении
Скоро я умру казенном,
Все ж вопрос об измерении
Остается нерешенным.

    Владимир Соловьев

Концепция четвертого измерения Успенского была основополагающей для всей его системы. Она расширяла границы человеческого сознания и мир представлений и провоцировала прорыв из мира механического детерминизма ординарного человека в реальный мир духовных трансформаций сверхчеловека.

Выражение “четвертое измерение” часто использовалось в русской интеллектуальной среде начала XX века, однако не было ясного представления, что же оно означает в действительности. Часто оно было окрашено в мистические или поэтические тона. Успенский писал, что термин этот “употребляется в качестве синонима всему таинственному, чудесному, сверхестественному, необъяснимому и непостижимому как некое общее определение феномена ‘метафизического’ мира, или же мира ‘потустороннего’”. О популярности этой темы говорит тот факт, что ведущий философ того времени В. Соловьев ввел эту тему в свою шутливую пьесу и озадачил этой проблемой комического героя[164 - Соловьев В., Собрание сочинений. СПб., 1911–1914. Т. 2. С. 174.]. Успенский сетовал, что современные религиозные спиритуалистические и теософские теории четвертого измерения сделали для нас этот мир похожим на трехмерный, наделив его привычными гео-, био- и антропоморфными чертами известного нам мира. Успенский поставил задачу отказаться от подходов, которые предлагали современные естественные и псевдоестественные науки, и найти интегральное решение этой проблемы, дающее ключ к коренным вопросам существования.

Термин “четвертое измерение” был введен в употребление теоретической геометрией ХVIII – ХIХ веков. Математики Д’Аламбер и Лагранж определяли четвертое измерение как время. Позже Гаусс, Лобачевский, Саше и Риман увидели его как пространственную категорию, предложив совершенно новое понимание пространства, равно как и постулировав четырехмерный пространственно-временной континуум.

В конце ХIХ – начале ХХ века интерес к проблеме многомерного пространства был стимулирован публикацией работ Вивекананды, Рамачараки (М. Аткинсон), Е. П. Блаватской и других, раскрывших новые горизонты знания и опыта. Отец Успенского, Демьян Петрович, чиновник Геодезического департамента, был увлечен геометрическим аспектом этой проблемы, и мальчик Успенский был заинтригован ею с детства.

Позже его интерес к проблеме четвертого измерения был стимулирован захватившей его “идеей существования скрытого знания, превосходящего все знание, которое человек может достичь собственными усилиями”[165 - Ouspensky P. D. A New Model of the Universe. Vintage Books, N.Y., 1974. P. 66.], и неразрешимыми проблемами существования невидимого мира и факта смерти, которые он воспринимал как аспекты все той же идеи. Согласно Успенскому, решение этой проблемы “оказало бы огромное влияние на человеческое знание и привело бы к завоеванию воздуха, восприятию звука и света на большом расстоянии и установлению сообщений с другими планетами или солнечными системами”[166 - Ibid. P. 68.]. Но главное, что он отмечал – это то, что “идея четвертого измерения, или многомерного пространства указывает путь, который может привести к расширению наших представлений о мире”[167 - Ouspensky P. D. A New Model of the Universe. Vintage Books, N.Y., 1974. P. 68.]. Для Успенского в этой идее была заложена возможность преодоления ограничений позитивистской модели мира. Он сформулировал проблему четвертого измерения как задачу когнитивную, ведущую к построению новой модели вселенной, и как практическую, позволяющую расширить границы эмпирического опыта: “Мы должны найти четвертое измерение, если оно существует, чисто опытным путем – и должны найти способ его перспективного изображения в трехмерном пространстве”[168 - Ibid. P. 68.].

Пространство в концепции четвертого измерения Успенский определял в понятиях неэвклидовской, многомерной геометрии, не видя возможности решить эту проблему в понятиях геометрии трех измерений. Он писал: “Четвертое измерение можно было бы считать доказанным геометрически только тогда, когда было бы определено направление неизвестной линии, идущей от любой точки нашего пространства в область четвертого измерения, т. е. найден способ построения четвертого перпендикуляра”[169 - Ibid. P. 70.].

Отказываясь от чисто умозрительного решения этой задачи, Успенский в поисках опытного знания четвертого измерения обратился к работам английского оккультиста С. Хинтона с его интегральным подходом к проблеме. Хинтон, как и его предшественник Эдвин Аббот, создавший в своей “Флетландии” прецедент гармоничного сосуществования в уме физических и метафизических реалий, поставил психологическую задачу – разработать метод “визуализации объектов такими, какими они выглядят в четвертом измерении, т. е. не в перспективе, но сразу со всех сторон, как они известны нашему сознанию”[170 - Ibid. P. 71.], то есть пробовал решить практическую задачу развития высшего сознания, включающего также и его геометрический аспект. Логика его рассуждений очень близка логике Аббота: “Когда я видел линию и представлял плоскость, я в действительности видел третье неизвестное измерение. Когда я вижу плоскость и представляю объемное тело, я действительно вижу четвертое неизвестное измерение… существующее, хотя бесконечно малое и недоступное измерению”[171 - Edvin A. Abott, Flatland, Signet Classic, 1984. Р. 142.]. Как и Э. Аббот, описавший свое путешествие в “благословенный мир Четвертого Измерения”[172 - Ibid. P. 140.], Хинтон сделал упор на личном опыте и на аналогическом доказательстве скрытого знания. Используя технику “уничтожения себя”, или уничтожения личного элемента в “умственных образах” и в процессе восприятия, Хинтон практически работал над задачей создания четырехмерного тела, или “тессарета”, предлагая рассматривать трехмерную фигуру как сечение четырехмерного тела, а фигуру четвертого измерения, или четырехмерное тело – как бесконечное количество кубов. Строгие геометрические экстраполяции Хинтона – его работа с основными типами геометрических фигур: одномерными линиями, двумерными плоскостями и трехмерными телами, и переход последних при движении в пространстве в четырехмерные аналогично переходу точки в линию, линии в плоскость, плоскости в трехмерное тело – импонировали Успенскому конкретностью поставленных задач, непосредственной работой с памятью, использованием принципов аналогического мышления и заложенной в этой модели возможностью трансформации явлений низшего порядка в явления высшего порядка.

Критические замечания вызвало у Успенского то, что Хинтон не учитывал индивидуальные различия в восприятиях людей, и то, что, по словам Успенского, “сама психологическая основа его упражнений довольно ненадежна. Часто он не знает, где остановится, заходит в своих аналогиях слишком далеко, и тем самым лишает многие из своих рассуждений всей их ценности”[173 - Ouspensky P. D. A New Model of the Universe, Vintage Books, N.Y., 1974. Р. 71.]. Эти два замечания подчеркивают неудовлетворенность Успенского методикой Хинтона в решении проблемы четвертого измерения. Основная претензия Успенского к Хинтону заключается в том, что тот в своей системе упражнений переносит черты трехмерного мира на четырехмерное пространство. Успенский высказывает предположение, что необходимо иметь представление “о точной природе взаимоотношений физического и психического”[174 - Ibid. P. 84], и в пространстве четвертого измерения он видит границу между физическим миром трехмерных реалий и четырехмерным пространством психического мира. Он приходит к выводу, что “прежде, чем пытаться строить геометрию четырех измерений, нужно создать физику четырехмерного пространства” и что необходимо “найти и определить физические законы и условия, которые здесь могут существовать”[175 - Ouspensky P. D. A New Model of the Universe. Vintage Books, N.Y., 1974. P. 69.].

Успенский тщательно анализирует доступные по этому вопросу работы современных авторов, включая Фехнера, много писавшего “о мирах одного, двух, трех, четырех измерений”, с его аналогией “между мирами различных измерений”, останавливается на теории четвертого измерения Цельнера, который выводил ее из наблюдений “над медиумическими явлениями” и феноменом материализации, анализирует метод рассуждений Н. А. Морозова, а также идеи и образы “Флетландии” Е. А. Аббота и др. Для него было важно наглядно продемонстрировать опасность сведения четвертого измерения к трехмерному опыту, а также доказать тщетность претензий современных спиритуалистов и теософов на обладание опытным знанием четвертого измерения.

Подобно Фехнеру и Хинтону, Успенский использует метод аналогий, сравнивая наше восприятие четвертого измерения с предполагаемым восприятием третьего измерения гипотетическими двумерными существами. Вслед за Абботом и Хинтоном Успенский предлагает следующую логику рассуждений: двумерное существо не способно увидеть трехмерный мир, предметы этого мира будут являться ему как предметы его собственного мира. Вся вселенная будет представляться ему в виде плоскости, и, следовательно, он будет либо совершенно отрицать все явления, происходящие вне плоскости, либо интерпретировать их как часть ее. Он может также назвать их чудесными или сверхестественными и попытаться объяснить их с помощью более или менее сложных гипотез.

Изучая эти сверхестественные явления, плоское существо может натолкнуться на мысль, что в рычаге или в колесе есть что-то неизвестное, не поддающееся измерению доступными ему методами, но тем не менее существующее. Отсюда останется уже только один шаг до гипотезы третьего измерения. Дальше плоское существо может заключить, что “реальное тело, в отличие от воображаемого, должно обладать хотя бы очень малым третьим измерением”[176 - Ouspensky P. D. A New Model of the Universe. Vintage Books, N.Y., 1974. P. 81.]. Успенский писал: “Разбирая физические условия жизни человека, мы находим в них почти полную аналогию с условиями жизни плоского существа, которое начинает ощущать третье измерение”[177 - Ibid. P. 81.].

Успенский отмечал, что мы окружены бесчисленными невидимыми и неизмеримыми объектами. Мысль невидима, жизнь неизмерима. Подобно плоским существам, мы вначале считаем все невидимое и неизмеримое чудесным и сверхъестественным. Затем мы достигаем стадии классификации необъяснимых явлений и начинаем изучать их характер и свойства в различных областях нашего знания. Необъяснимость в данном случае является результатом попыток изучить и объяснить средствами трехмерного мира явления, попадающие из области более высокого измерения.

Успенский делает несколько предположений, основанных на допущении существования четвертого измерения. Первая посылка заключается в том, что “если существует четыре измерения, то реального тела трех измерений быть не может. Поэтому человеческое существо либо обладает четырьмя измерениями, т. е. мы сами есть существа четырехмерные, либо мы обладаем только тремя измерениями, и в таком случае не существуем вовсе”[178 - Ibid. P. 82.].

Вторая посылка исходит из того, что “если мы и обладаем четвертым измерением, то мы осознаем и ощущаем его в очень малой степени и можем догадываться о его существовании только путем наблюдения необъяснимых явлений. То обстоятельство, что мы не видим в самих себе и в окружающих нас предметах четвертого измерения, приводит нас к выводу о несовершенстве нашего восприятия”[179 - Ibid. P. 83.].

Говоря об ограниченности нашего восприятия, Успенский пишет, что человеческий глаз не может достичь даже уровня видения с помощью микроскопа или телескопа. Он пишет об ином видении в четвертом измерении, подобном тому, как птица, летящая из северной России, “видит” Египет, куда она летит на зиму, или же как почтовый голубь “видит” за сотни верст свою голубятню, из которой его увезли в закрытой корзине, или же как инженер-строитель, делая первые грубые наброски моста, “видит” этот мост и идущие по нему поезда. Развивая тему ограниченности и несовершенства нашего восприятия, Успенский предполагает, что “видение в четвертом измерении будет осуществляться помимо глаз”[180 - Ouspensky P. D. A New Model of the Universe. Vintage Books, N.Y., 1974. P. 83.], фиксируя внимание как на природной, так и на творческой интуиции.

Рассматривая связь между миром так называемых психических и миром физических явлений, которые он интерпретирует, соответственно, как четырех- и трехмерные миры, Успенский отрицает их “параллельность” друг другу. Он возражает против попыток интерпретировать физические явления как вид психических или, наоборот, психические явления как следствие физических. Первый подход он называет “наивным дуализмом” или “спиритуализмом”, согласно которому “душа” рассматривается как совершенно независимая от тела и не подчиненная никаким законам. Другой подход, где “душа” воспринимается как прямая функция тела, он называет “наивным монизмом” и иллюстрирует его знаменитой формулой Молешотта: “Мысль есть движение материи”.

Успенский не разделял вульгарных крайностей как современного ему спиритуализма, так и сенсуализма эмпириокритика Э. Маха, который совершенно отрицал различие между физическим и психическим, предполагая, что физические элементы в действительности – это элементы ощущений, а то, что мы называем “телами”, – всего лишь комплексы элементов ощущений, таких как ощущения света, звука, давления и т. п. Согласно Маху, образы представлений – это тоже простые комплексы ощущений, а молекулярную и атомистическую теории Мах принимает только как символы, отрицая за ними всякую реальность. Этому необерклианскому подходу Успенский противопоставляет кантовское представление о человеческом восприятии, способном воссоздавать только “формы” (цвета, звуки, вкусовые ощущения и др.) мира “из чего-то еще, чего мы никогда не достигнем”. В ортодоксально кантовском духе Успенский утверждает, что физическое яблоко существует не таким, каким оно является нам в трехмерном мире. Он также настаивает на том, что “мы вполне свободно можем сказать, что мысль движется по четвертому измерению”[181 - Ibid. P. 86.]. Успенский настаивает на том, что мы сами – существа четырех измерений. Мы живем в четырехмерном мире, но осознаем себя как трехмерные существа. “Это значит, – пишет Успенский, – что мы живем в условиях одного рода, а представляем себя в других”[182 - Ouspensky P. D. A New Model of the Universe. Vintage Books, N.Y., 1974. P. 86.].

Констатируя несводимость нашего бытия к нашему опыту и говоря о трагическом разрыве между эмпирическим и онтологическим знанием, Успенский считает, что в таком парадоксе таится возможность пробуждения нашего сознания, приведения его в такое состояние, когда оно обретет себя в реальном, а не в воображаемом мире.

Постоянные поиски реальности, внимание к разным формам ее проявления, к ее аспектам и атрибутике являются определяющими для мировоззрения Успенского, сформировавшегося не без влияния теософской натурфилософии с ее вниманием к сущностной основе мира.

Рассуждая о качествах, свойственных четвертому измерению, он обращается к формам природного мира, в которых внимательному взгляду явлено множество “совершенно правильных чертежей четвертого измерения”[183 - Ibid. P. 90.]. Они распознаются в различных органических формах, как животных, так и растительных, как зимой, так и летом, – так, пишет он, “деревья без листьев зимой или ранней весной часто представляют собой очень сложные и необычайно интересные диаграммы четвертого измерения”[184 - Ibid. P. 91.].

1. Диаграмма четвертого измерения в природе

Здесь Успенский выступает как последовательный натурфилософ, утверждающий принципы объективного идеализма и видящий в природе манифестацию образцов и матриц идеального мира.

Говоря о принципах симметричного движения в растущем живом организме – живой манифестации четвертого измерения по Успенскому, – он развивает логику процессов роста и развития живого организма, в котором каждая точка становится центром в процессе роста. Помимо расширения в пространстве живой организм строится во времени. В растущем организме каждая молекула следует по кривой, образуемой соединением двух кривых – движения в пространстве и движения во времени. Сложное соотнесение этих двух видов движения в процессе роста является, по Успенскому, одним “из наиболее важных, ясных и понятных видов движения в четвертом измерении”[185 - Ouspensky P. D. A New Model of the Universe. Vintage Books, N.Y., 1974. P. 87.].

Вслед за Хинтоном Успенский пробует найти проявления четвертого измерения в жизни и локализовать “таинственный четвертый перпендикуляр”, направленный к “трем перпендикулярам нашего пространства и не параллельный и одному из них”[186 - Ibid. Р. 89.]. Он развивает серию рассуждений, касающихся отношений между пространством и временем, материей и энергией, материей и временем, материей и пространством. Говоря о четырех состояниях материи, известном физике его времени: твердом, жидком газообразном и лучистом, – Успенский отмечает, что “чем тоньше состояние материи, тем больше заключено в нем энергии, т. е. в нем содержится меньше материи и больше движения”[187 - Ibid. P. 94.].

Используя теософские идеи тонкого тела, он констатирует зависимость между состоянием материи и пространственно-временными параметрами и делает парадоксальные с точки зрения обыденной логики заключения: “В жидкости больше времени, чем в твердом теле, и больше времени в газе, чем в жидкости”[188 - Ibid. P. 94.]. Успенский говорит об “энергетическом состоянии материи”, степень которого определяет пространственно-временные координаты материи: более тонкое состояние, тонкое тело энергетически более заряжено, и в нем “больше времени, меньше пространства и больше движения, чем в субстанции”[189 - Ouspensky P. D. A New Model of the Universe. Vintage Books, N.Y., 1974. P. 95.].

Опираясь на теорию “динамических агентов” современного ему физика Херна, автора книги “Структура небесной сферы”, предлагавшего идею посредников в виде “нового класса агентов” между материальным и духовным порядками, Успенский ассоциирует их с “тонкими видами материи полуматериального-полуэнергетического характера. Он пишет о дуалистическом характере элементарных частиц: “В одной комбинации они производят на нас впечатление материи, в другой комбинации – впечатление силы”[190 - Ibid. P. 96.].

Для решения этого вопроса он обращается к современной ему физике с ее динамической моделью мира, развивающей кантовское миропредставление. “Материя представляет единое целое с энергией… Вселенная имеет динамический характер”[191 - Ibid. P. 96.], – цитирует Успенский сторонника динамической теории С. Фламмариона, автора книги “Неизвестные силы природы”. И соотносит выводы современной ему физики о пространствах “более высоких измерений”[192 - Ibid. P. 97.] с теософской доктриной о разных манифестациях единой сущности в силах, принципах, энергиях и элементах: “Материя и энергия – это то же самое, или, вернее, разные манифестации того же самого. Во всяком случае, нет существенной разницы между материей и энергией, и одна должна входить в другую. С этой точки зрения, материя – это не что иное, как конденсированная энергия… и степень конденсации энергии может быть различной”[193 - Ibid. P. 96.].

Переходя к описанию разных видов пространств в области высших измерений, Успенский пишет, что область четвертого измерения “не рядом с нашим пространством в неизвестном направлении, а внутри него, внутри всех известных нам физических тел, внутри нас самих, объектов нашего мира, внутри нашей атмосферы, внутри нашего пространства…” – и далее: “четвертое измерение не только внутри нас, но мы сами внутри него, то есть в пространстве четырех измерений”[194 - Ibid. P. 97.].

Парадоксы пространства четырех измерений Успенский решает, апеллируя к хорошо разработанному теософами понятию астральной сферы. Он ссылается на то, что в оккультной литературе эти понятия часто взаимозаменяемы. Она включает идею многомерного пространства, характеристику планов, или сфер, бытия как “внутренних миров, реальных областей активности, включавшей характеристику энергийно-сознательной стороны бытия”[195 - Ouspensky P. D. A New Model of the Universe. Vintage Books, N.Y., 1974. P. 98.] и идею астрального пространства как соединительного звена между высшими и низшими планами реальности с двойной физическо-эфирной природой. Успенский был хорошо знаком с работами таких теософов, как Анни Безант, Чарльз Ледбиттер, которые описывали это пространство как тонкий мир, или “область вселенной, наиболее близкую к физической сфере”. Анни Безант в своих очерках теософского учения писала: “В астральном плане жизнь деятельнее, чем в плане физическом, а формы там гораздо более пластичны. Дух-материя этой сферы обладает свойствами несравненно более тонкого проводника жизнедеятельности, чем какая бы то ни было степень духа-материи в физическом мире… Но там даже наиболее материальные формы обладают светлостью и прозрачностью по сравнению с физическими формами, что и дало повод назвать эту сферу астральной или звездной… Астральные тела прозрачны, отчасти и по самому свойству астрального восприятия… особенность эта состоит в том, что в астральном мире все видимо насквозь, задняя часть предмета так же, как и передняя, внутреннее так же, как наружное… Другая поразительная особенность астрального мира, способная повергнуть в сильное смущение, – это быстрота, с которой все формы… меняют свои очертания”[196 - Анни Безант. Древняя мудрость. Адьяр, 1925 г. С. 40–41.].

Определение понятия пространства, данное здесь не как характеристика “определенной местности, а по условиям сознания тех существ, которые принадлежат к ней”[197 - Ouspensky P. D. A New Model of the Universe. Vintage Books, N.Y., 1974. P. 96.], напоминает характеристики четвертого измерения у Успенского. Безусловно, существует сходство между характеристикой астрального плана у Анни Безант, и четвертого измерения у Успенского. Оба наделяют эту сферу тонкостью, прозрачностью (внутреннее можно увидеть так же, как внешнее), подвижностью (она состоит больше из движения, чем из материи), и оба помещают его “внутри нас, внутри всех известных нам физических тел, внутри нашей атмосферы, внутри нашего пространства”[198 - Ouspensky P. D. A New Model of the Universe. Vintage Books, N.Y., 1974. P. 97.]. Сложность ракурсов видения Успенским – четвертого измерения и Анни Безант – астрального плана свидетельствует об одинаковом опыте взаимодействия с миром невидимого. Тяготение Успенского к неявленной скрытой стороне бытия, во многом определившее характер его метафизической модели, было в значительной степени вскормлено оккультизмом, задачей которого было пробудить скрытые силы человека, использовать его внутренние резервы и разбудить “внутреннего человека”. Но несмотря на такую близость подходов, представление Успенского о четвертом измерении отличается от теософской концепции астрального плана. Различие лежит в самой концепции пространства, которое рассматривается в перспективе и на пересечении двух противоположных эзотерических доктрин: доктрины полноты, или плеромы, как субстанциональной основы манифестированного космоса, и доктрины пустоты, говорившей о высоких принципах космоса, его неисчерпаемых потенциях.

Отмечая, что в теософских и оккультных учениях толкование понятий “астрального плана” и “астральной материи” постоянно менялось, Успенский писал, что первичная основополагающая субстанция иногда понималась этими теориями как первопричина, а иногда как первоматерия. В первом случае она содержала в себе “корни и причины всех явлений и вещей”. Во втором случае это была праматерия, из которой возникло все сущее. Успенский более склонялся к признанию первой концепции как более тонкой и как результату более искушенной философской мысли, в то время как вторая концепция была для него примером огрубления и непонимания сложных и глубоких идей.

В качестве примера первого подхода Успенский ссылается на древних и средневековых алхимиков, которые называли эту основополагающую субстанцию “spiritus mundi”, или мировым духом, так же как и на Сен-Мартена и Элифаса Леви, оккультистов ХVIII и ХIХ столетий, которые понимали “астральный свет” как первопричину. Но современные спиритуалисты (такие как Анни Безант, Чарльз Ледбиттер и другие) интерпретировали “астральный свет” как “астральную материю”, которую можно увидеть и даже сфотографировать. Здесь Успенский имеет в виду представление теософов о том, что “астральная материя” (астральные тела) и “ментальная материя” (мыслеформы) могут быть действительно увидены ясновидящими (посвященными), а также он говорит о злоупотреблении ими принципом аналогии, в котором они, по его мнению, заходят слишком далеко. То, что он писал о Хинтоне, справедливо и в данном случае: “Часто он не знает, где остановиться, заходит в своих аналогиях слишком далеко, и тем самым лишает многие из своих заключений всей их ценности”[199 - Ouspensky P. D. A New Model of the Universe. Vintage Books, N.Y., 1974. P. 71.].

Далее Успенский делает попытку построения метанаучной гипотезы “астральной материи”. Полагая, что современная наука “все дальше и дальше уходит от физико-механического понимания жизненных процессов и приходит к признанию существования неизмеримых и химических материй, которые тем не менее можно легко увидеть, когда они являют результаты своего присутствия”[200 - Ibid. P. 98.], Успенский предположил, что продуктом ядерного распада является “вид особо тонкой ‘астральной’ материи, неподвластной действию большинства физических тел, но поддающейся воздействию сил, не оказывающих влияние на физическую материю”[201 - Ibid. P. 99.]. В этом ключе Успенский писал об особой “астральной материи”, подчиняющейся воздействию психической энергии, такой как воля, чувства и желания, “которые являются реальными силами астрального плана”[202 - Ibid. P. 100.].

Преодолевая ограниченность эмпирического опыта современной науки и говоря о “несовершенстве восприятия” как результате этого, Успенский разрабатывает психологический подход к проблеме четвертого измерения. Свои рассуждения он строит в свойственной ему антитетической манере: видимый – невидимый мир, обычное видение – видение четвертого измерения, физический – психический мир. Феномены последнего он предлагает считать областью четвертого измерения: “существующая для нас разница между физическим и психическим показывает, что психические феномены должны быть включены в область четвертого измерения… Психические элементы необъяснимы на “физическом плане”, поэтому они рассматриваются как противоположные физическому”[203 - Ouspensky P. D. A New Model of the Universe. Vintage Books, N.Y., 1974. P. 69.].

Переходя к области мира “чудесного”, или магии, Успенский говорит о трансформации состояния физической материи в состояние астральной материи и, наоборот, трансформации астрального состояния материи в физическое. Первый вид трансформации он описывает как процессы дематериализации, а второй – как процессы материализации. Эти два процесса проявляют себя в исчезновении и возникновении физических объектов, “но никто не знает, куда и откуда”[204 - Ibid. P. 343.]. Прямым проводником и реальной силой этого воздействия Успенский считает психическую энергию человека: волю, чувства и желания.

Успенский объясняет таким образом процессы алхимического превращения железа в золото путем временного перехода первого в астральное состояние, при котором “материя” подвергается воздействию воли и может, благодаря ее влиянию, совершенно изменить свое состояние. Успенский считал, что концепция “астральной материи” делает возможным объяснение трансформации материи из одного состояния в другое, переход одного тела в другое – посредством психического воздействия или предвидения (видения на астральном плане) событий, которые в физическом плане еще не произошли, но произойдут и окажут свое воздействие на прошлое и будущее.

Такую способность человеческой психики достигать того, что не может быть достигнуто обычными физическими методами, Успенский называл способностью магической. Он писал и о других проявлениях магии, таких как влияние на людей и предметы на расстоянии, чтение мыслей и судеб людей, воздействие на предметы, приводящее к их исчезновению и появлению в неожиданных местах, изменение внешнего вида и даже физической природы человека, необъяснимые перемещения человека в пространстве, прохождение сквозь стены и тому подобное.

Все эти и подобные магические превращения могут быть объяснены, с точки зрения Успенского, способностью мага ментально влиять на астральную материю, и уже через нее – на материю физическую. Некоторые виды “колдовства” можно объяснить приданием “неодушевленным предметам особых свойств… через психическое воздействие на их ‘астральное вещество’”[205 - Ouspensky P. D. A New Model of the Universe. Vintage Books, N.Y., 1974. P. 344.]. Таким образом, пишет Успенский, маги могут наделять предметы любым свойством, делать их исполнителями своей воли, приносить добро или зло людям, давать им энергию или забирать ее и т. п.