Поджигатели

КРЕСТЬЯНИН (С античным вздохом).

О, рюс!

НАПОЛЕОН.

А зачем бы я по-вашему попёрся в эту, мать её, древнюю столицу?! С этими ее легендарными стенами… Ну, чего такого особенного, скажите на милость, в этих стенах?!

КЛИКУША (выглянув из стойла).

И да созиждутся стены Иерусалимские. Тогда благоволиши жертву правды, возношение и всесожжегаемая; тогда возложат на олтарь Твой тельцы!

УНТЕР (не меняя позиции).

Уж в чем, в чем, а в том, что вы напрасно припёрлись в Россию, нас убеждать не надо! Но продолжайте ваш рассказ. Как же вы угодили в узилище сие? И отчего не узнали вас в лицо ваши собственные солдаты?

НАПОЛЕОН.

Да дьявол их разберет! Но я уже ничему не удивляюсь. Безумный город! Проклятый поход! Эти кретины видели меня несколько раз издалека и свято уверены, что Наполеон – человек огромного роста, с длинными, вечно развевающимися по ветру волосами, с глазами, горящими как свечи во льду, в черном, расшитом золотыми позументами мундире и подпоясан имперским флагом, как казак кушаком.

УНТЕР (окинув Наполеона критическим взглядом).

М-да, портретец изрядно приукрашен…

НАПОЛЕОН.

Ну, это вы, допустим, зря. Однажды много лет назад на Аркольском мосту я именно так и выглядел. (Принимает соответствующую позу.)

С грохотом открывается дверь. Грубый хохот, ругань, крики. В помещение вталкивают Мотрю. Это плотного сложения, с развитой грудью и иными сферами девица в залитом кровью сарафане, каковою же обагрены и руки ея. Дверь затворяется.

МОТРЯ.

Хренцузы засраны рейтузы! Да чтоб вам сдохнуть, твари окаянные! Блудодеи! Душегубы! Охальники! Чтоб вас ударило, сплющило и по земле, как мух по лавке, размазало!

НАПОЛЕОН.

Мон анфан!

МОТРЯ.

Что ты сказал? Мананфа? Я тебе сейчас покажу мананфу! (Кидается на Наполеона, пытаясь дотянуться до глаз его ногтями. Крестьянин удерживает и оттаскивает ее.)

КРЕСТЬЯНИН.

Погоди, девонька! Оный ведь тоже в плену. Его, аки нас с тобою, хренцузы эти самые сцапали.

НАПОЛЕОН.

Девушка, что вы себе позволяете! У вас и так вон… руки в крови. По локоть!

МОТРЯ (Испуганно).

Это не моя кровь! Это ихняя!

НАПОЛЕОН.

Да какая разница!

МОТРЯ.

Как это какая разница? Разница есть! Я цела! Я не дала! Это не моя кровь! У меня жених есть, Ваня! Я девица честная! Я не дала! Я не дала! Я не дала! (Кричит, рыдает, падает и, всхлипывая, затихает, утешаемая Крестьянином.)

НАПОЛЕОН.

Дитя мое… Поверьте, я искренне… Если вас обидели мои солдаты, скажите лишь слово – и обидчики ваши будут тотчас же казнены!

УНТЕР.

Вы в своем уме, ваше императорское? Если кто и будет казнен, так это вы вместе со всеми собравшимися здесь… поджигателями. Причем, скорее всего, наутро. Ваши маршалы не успеют прийти к вам на помощь.

КРЕСТЬЯНИН.

Господин Бонапарт, не сочтите за дерзость… Поскольку мы тут теперь как бы одно говно… А иначе я бы ни в коем разе не решился! Но и впрямь – за каким же вы лешим потащились на нас войной?

НАПОЛЕОН (В растерянности принимается было жевать воротник сюртука).

Сам не знаю! Черт попутал! Все ведь у меня было хорошо. Вся Европа мне покорилась. Австрия, вкупе с Италией и Венгрией, Египет там, Дания, Польша… Во! Польша – вообще легко. Они же там любого завоевателя цветами и чепчиками забрасывают – как освободителя от предыдущего! Добрейший народ… Англичане, правда, никак. Ну, никак! На земле я их бью, а чуть в море выйдем – они весь мой флот на дно пускают. Это мне цыганка еще в детстве нагадала. Держись, говорит, от воды подальше. Какие-то, говорит, у тебя с водой не лады. Но все ничего. Одолел бы я англичан. У меня такой план уже созрел: как заманить их вглубь Франции, далеко-далеко от берега. С Даву посоветовался – он такой: «Отличный план, Бо!» (Даву меня всегда так зовет наедине – Бо. А я его – До-До. Ну, это к делу не имеет…) И вот, надо же, точно голос какой-то в ухо: мол, напади да напади на Россию! Я такой: зачем? почему? А в ответ так внушительно: война с Россией неизбежна! Неизбежна? Ослышались! Не неизбежна, а невозможна!!! Жив останусь – составлю завещание. Всем нерусским. Начну так. Никогда не воюйте с Россией! Лучше смерть! Русские медленно запрягают, зато потом быстро едут… верхом… на своих оккюпантах!

УНТЕР.

Забавно. Мы с вами сидим сейчас в самом сердце России, то есть, в смысле… не в тюрьме, а в Москве… Но неважно. Вы за лето прошли полстраны, не дали себя разбить под Бородиным, без боя вошли в столицу, а из слов ваших можно вывести, что войну вы же и проиграли…

НАПОЛЕОН.

Ай, да что теперь говорить! Выиграли, проиграли… Что мне за дело, если завтра к вечеру мой труп зароют вместе с вашими в общую могилу?

КРЕСТЬЯНИН.

Чтоб не воняли.

УНТЕР.

Если ты это, голубчик, о месье Антихристе, то нечего и возразить.

НАПОЛЕОН.

Да бросьте! Какой Антихрист? Император, пропавший без вести… Войду в историю еще и в этом качестве.

Вновь шум за дверью. Дверь открывается, в помещение пинком водворяют Пьера. Пьер, молча, насупившись, поднимается, отряхивается, делает несколько шагов и садится на выступ рядом с крестьянином, утешающим всхлипывающую Мотрю.