Безумный алхимик

– Такой толпой, конечно, редко бывают, чаще поодиночке. Это все из-за магии разлитой во время Бури. Когда умирают, дух должен покинуть тело, но случается так, что он остается в теле. Такой дух питается магией, и вскоре энергии духовного тела хватает на то, чтобы передвигать и физическое. Маги говорят, что видят таких скелетов как бы обтянутыми полупрозрачными телами.

Так незаметно, за беседой мы оказались на центральной городской улице. По сторонам высились двухэтажные дома из камня и дерева. На некоторых домах висели вывески с характерными красочными изображениями бакалейных, портных, гончарных и прочих лавочек. Ширина мостовой позволяла свободно разъехаться двум телегам. Я поначалу полагал, что на улицах будет полно дерьма и грязи, но мостовая была чистой и особой вони не наблюдалось. Прохожие люди меня удивляли не меньше, большинство встреченных были выше меня на полголовы.

Дед тем временем свернул с главной дороги на улочку, и я, последовав за ним, чуть не столкнулся с двумя высоченными мужиками. Отпрянув к стене, я во все глаза уставился на их длинные уши. Это были эльфы! Увидев мою реакцию, явно подвыпившие мужики звонко расхохотались и, покачиваясь, в обнимку отправились дальше по своим делам. А я продолжал смотреть им вслед, первый нес на спине лук в украшенном налучие. Но второй… Второй был вооружен двуручной секирой. Это вызвало разрыв шаблона в моем мозге, и я поспешил за дедом, намереваясь разузнать у него про эльфа с топором. Догнал я его уже в конце улицы, все-таки для одноногого он слишком быстро ходит. Старик стоял на пороге лавки, на вывеске которой было изображение пузатой дымящейся колбы. Дверь мелодично звякнула, впуская нас.

Внутри царил полумрак и стоял одуряющий запах всевозможных трав. Напротив входа находился прилавок, освещенный кристаллом, дававшим ровный белый свет. За прилавком стоял упитанный бородатый мужичок. За его спиной во всевозможных банках и склянках плавали какие-то органы, части тел и целые трупики животных и рептилий. Правую стену целиком занимал стеллаж с плошками, где лежали разноцветные порошки, корешки, сушеные кузнечики, жучки и прочие мелочи. Слева был прилавок с уже готовыми зельями. Разнообразием расцветки они могли бы поспорить с лучшими коктейлями наших баров, всех цветов радуги, черные и белые, смешанные и взболтанные, недоставало лишь соломинок спиралькой.

Пока я разглядывал эту лавку народной медицины, дед стащил с меня вещмешок и принялся выкладывать на прилавок тряпочки, мешочки и коробочки. Торговец сноровисто развязывал упаковку. Так на свет по явились синие грибочки, ягодки, пучки разных листьев и трав. Под конец на прилавок плюхнулся букетик крысиных хвостов. Торговец хмыкнул и пробасил:

– Хоть я это и не заказывал, но по серебрушке за хвост возьму. Дед молча кивнул. Торговец еще раз окинул взглядом прилавок, сверяясь с бумажкой, и достал из-за пазухи кошель. – Вот деньги, как договаривались, семьдесят три серебра и двенадцать медяков.

Затем пошарил под прилавком и отсчитал еще девять серебряных монеток чуть больше рублевых.

– Ох, чуть не забыл про новый заказ, – хлопнув себя по лбу, торговец засуетился. Он повернулся и принялся копаться в ворохе бумаг, лежавших в плетеной корзинке: – Вот.

Дед внимательно вчитался в список:

– Хех, не уверен, Гарин, тут больше половины ингредиентов, за которыми надо по деревьям лазить. Стар я уже для таких подвигов.

– Дак, а помощник-то тебе тогда зачем? – кивок в мою сторону. – Загони его на дерево, пусть постигает науку. Да и заказ стоящий, заплачу за все, что принесешь сверх написанного.

– Что по срокам? – осведомился дед.

– И со сроками не тороплю, луну-другую потерпит, но качество должно быть отменное, – указав пальцем вверх, сказал Гарин.

Дед глянул на меня и спросил:

– Ну что? Согласен?

– Согласен, – киваю я. А сам про себя думаю, а куда деваться то, работы нет, прописки нет, денег нет, а по деревьям лазить я умею.

– По рукам, – соглашается дед, и они жмут друг другу руки.

Закинув опустевший мешок за спину, я отправился вслед за дедом. Оказавшись на улице старик, улыбаясь, спросил меня:

– Андрей, ты понимаешь, во что ввязался?

– Не особо, надо собрать какие-то листики, ягодки, грибочки, – неуверенно промямлил я, чувствуя, что в вопросе деда кроется подвох.

– Почти угадал, – шире заулыбался дед. – Вот только пойдя в лес по грибы да ягоды, можно повстречать и медведя. А нам придется залезть в такие места, где встречаются твари, которые кушают медведей. – И он демонстративно постукал палкой по своей деревянной ноге.

– Ну что внучек, пойдем домой, – беззаботно проговорил старик и, поправив арбалет на плече, отправился вниз по улице.

Жилище деда представляло собой обычный неокрашенный бревенчатый домик с мансардой. Такие домишки тысячами строились на шести сотках моей родины и гордо именовались дачами. Слегка покосившееся крыльцо, треснувшие перила, на двери амбарный замок. Дом ютился между такими же шедеврами народной архитектуры, собранных из бревен и грубо оструганных досок. Несмотря на внешний запущенный вид, внутри дом выглядел чистым и уютным. Первый этаж был одной большой комнатой. Глядя на нее, создавалось впечатление, что и вправду приехал в гости к деду на дачу. У левой стены выскобленный стол с одиноким табуретом, кровать, застеленная лоскутным одеялом. У дальней стены печка, сложенная из кирпичей и приставная лестница, ведущая на мансардный этаж. Правую стену занимали громоздкий шкаф под потолок и длинный комод, на котором вместо телевизора лежал в ножнах меч. Похоже, дед жил здесь один-одинешенек, ни жены, ни детей.

Положив арбалет на стол, дед обернувшись сказал:

– Ну что стоишь как не родной? Проходи, скидывай мешок прямо на пол. Сейчас схожу к соседке, возьму чего перекусить, а то в доме шаром покати. Ну а потом и в баньку. Здесь за углом отличная гномья баня имеется.

Усадив меня на единственный табурет в доме и прихватив из угла плетеную корзинку, он вышел за дверь. Я сидел и думал. Как мне отблагодарить деда, который столько для меня сделал и продолжает делать? Как вообще можно оценить доброту? То, что он на меня потратил, я безусловно возмещу. И здесь главное не обидеть старого человека. Тем временем дед вернулся с полной корзиной еды, и я бросился ему помогать. В корзинке оказалась литровая крынка молока, четвертушка знакомого хлеба, кусок сыра и горшочек с еще парившей кашей. Пока я раскладывал на столе еду, дед достал откуда-то деревянную ложку и кружку.

– Чем богаты тем и рады, – радостно заявил он, всучивая мне ложку: – Ты приступай, пока каша не остыла, а я молочка попью.

В ответ я уговорил его сесть на табурет, мотивируя тем, что стоя больше каши влезет. Никогда особо каши не ел, но эта, видать с голодухи, показалась мне вкуснейшим блюдом. И несмотря на мои заверения, что я по-братски съел ровно половину каши, дед таки заставил меня опустошить горшок на две трети. Оставив мне допивать полкрынки молока, старик уселся на кровать, покряхтел и отстегнул свой протез. Затем, нашарив под кроватью костыль, поднялся и полез в свой шкаф. Собрав там узелок, он бросил его мне.

– Хорошо поймал, а я уж подумал, что ты совсем безнадежен, – похвалил он, ухмыляясь.

– Дед, так это же тряпки, а не стрела, – попытался обидеться я.

– Ничего, – обнадежил он меня, – придет время и для стрел. А теперь пошли в баню.

Заперев дверь на ключ и повесив его себе на шею, дед с еще большей скоростью запрыгал в сторону большого каменного строения, которое дымило как пароход, тремя трубами. Баня оказалась общественной и совместной. На входе сидела здоровенная баба, которая взяла с нас шестнадцать медяков платы и предупредила, что мыло и мочалки оплачиваются отдельно. На втором этаже, как мне пояснил дед, были отдельные номера. Раздеваясь в предбаннике у деревянного шкафчика, я старался не глазеть по сторонам. Мимо меня, нимало не стесняясь, шастали дородные бабули и степенные мужи.

Сама баня была похожа на турецкую, повсюду были мраморные скамейки, но жарко и влажно было, как в нашей. Выбрав понравившуюся скамеечку, дед выдал мне мочалку из лыка и капнул в нее из пузырька с мылом. Надраив себя до красноты и окатив из ушата, я почувствовал огромное облегчение. Отчаяние и неопределенность последних дней смылись вместе с грязью. Дед тоже раскраснелся, отмылся и полез на приступки, усевшись там, он принялся болтать с таким же старичком. Рядом с ними сидела крепенькая дама с внушительным бюстом и поедала красные ягодки из плошки. Хвала богам еще, что молодых девчонок в бане не было. Посидев минут пять с дедом, я понял, что еще чуть-чуть и меня вынесут вперед ногами, а этим старперам хоть бы хны.

Дед, видя мои метания, слез с приступка и потащил меня за собой. Из предбанника противоположная дверь вела в пивную. За многочисленными столиками сидели разумные, замотанные в белые простыни, обильно выпивая и закусывая. С дальнего столика нам вдруг замахала компания из эльфа и трех людей. Все они оказались друзьями моего дедули. На радостях заказали еще пива и блюдо речных раков.

Надо сказать, посиделки в компании старичков то еще удовольствие. Представив меня как внука Андрея, приехавшего в гости с севера, дедок назвал и своих друзей. Эльф – мэтр Элькарин, господа Навой и Олив и гном – мастер Гратовит очень гордившийся своей роскошной бородищей, лежащей на внушительном пузе. Навой и Олив братья-лавочники с местного рынка. Старички, приняв на грудь по паре кружек, ударились в воспоминания, какими они были в мои годы. Ну да тогда и деревья были выше, и трава зеленее и бабы толще. Вдобавок они постоянно меня подначивали, то слабо пью, то мелковат для люда и лысоват для гнома. Я отшучивался, как мог, стараясь не обидеть ненароком почтенных старцев. Пиво-то я не очень люблю, но здешнее мне понравилось и когда принесли второй кувшинчик, я быстренько разлил его по опустевшим кружкам.

Сухонький и длинный, как жердь, эльф, пропел мягким баритоном:

– Пора, пора добавить к празднику веселья, – и воровато оглянувшись по сторонам, сыпанул в кружки по щепотке порошка. Я было принялся отказываться, но мэтр упер в меня свой холодный взгляд и заявил, что он-де маг жизни и лекарь, а потому ничего плохого со мной не случится. Он даже встал со своего места и перегнулся через стол, наседая на меня с вопросами – уж не думаю ли я, что мэтр решил всех отравить? Эльф так завелся, что не заметил, как сползло его покрывало, и теперь его хозяйство болталось прямо над его же тарелкой с закуской. Все остальные поглядывали на представление поверх кружек и в разговор не вступали, притворяясь страшно занятыми пивом. Так заняты, что их аж потряхивало от смеха.

Ладно, не яду же они мне подсыпали, подумал я и отхлебнул. Во рту приятно защипало, вкус слегка изменился, но в лучшую сторону. Я сделал еще пару глотков, и последнее, что увидел, была тарелка с раками, которая приближалась.

– Да говорю же тебе, это был обычный серебряный корень, – возмущался голос.

– Бу-бу-бу, – донеслось издалека.

– Его даже детям дают, чтоб ты знал, – заорали совсем рядом.

– Сейчас анализы будут готовы, и мы все узнаем.

– Я смотрю, ты уже проснулся, молодой человек, – обратился ко мне вошедший эльф, – заставил же ты нас поволноваться.

Я лежал в незнакомой комнате на кровати с мягкой периной. В дверь ввалился дед с остальными старичками и незнакомым эльфом. Молодой эльф с озадаченным видом глянул на бумажку и залепетал:

– Мэтр, я не понимаю, никогда не встречал подобного.

– Давай посмотрим, Атамил, – и мэтр вчитался в написанное.

– Понятно, лет триста я не видел таких показателей, тебе повезло, законспектируй их. Перед тобой классический случай синдрома Безумного Алхимика, – провозгласил мэтр.

– Чего?

– Спокойнее, Андрей, спокойнее, этот синдром был распространен у людей родившихся после Бури. Их организмы неадекватно реагировали на случайные активные алхимические реагенты. Например, ты, попробовав порошок серебряного корня, просто заснул, а должен был получить заряд бодрости. Реакция организма абсолютно случайна, и на какой из реагентов и в какой комбинации он среагирует, тоже не предсказать.

– Так я что, от маринованных огурчиков могу помереть? – изумился я.