Изгои

– Я подумаю.

Мясо готово! Приятного нам аппетита.

Меня отпустили пораньше. Видимо переработка дала свое. Я поплелся домой по серым улицам. Погода решила разреветься. «Как бы не по шпиону» думал я. Никаких вестей ни от него, ни от Les miserables. Я все же надеялся на лучшее, но мысли мои уже оплакивали его. Я не гуляю. Полиция все так же крутится у моего дома. Думает, будто шпион нагрянет в тот парк проверить послания. Если они его ищут – значит, он жив, и он на воле. Или они хотят поймать рыбку покрупнее. В общем, я не гуляю по ночам. Скучаю по своим прогулкам. Пускай их было 2, но они были великолепны. Стоили риска. Иногда я наблюдаю за полицейскими, слегка открывая штору. Они сидят на лавочках и ждут. Иногда прячутся. Но в основном им лень что-то делать. Днем они, конечно же, не такие. Другие. Защитники порядка. Днем они покажут кузькину мать и приголубят всех, кто к ним стремится. Ночью же они напоминают людей. Пока их никто не видит. Может быть, и им не нравится наш режим. Если полиция поднимется на бунт, то есть надежда на успех. Но этого не произойдет. Партия вылавливает тех, кто может ослушаться приказа и увольняет их. Избавляется от них, отправив в нищенские районы. Убить их она не может. Поэтому просто на произвол судьбы выбросит. Так было и с Анной. Эрни, сволочь!

Жизнь стала налаживаться. Наши отношения с Мэттом текут в прежнем русле. Каждую неделю мы остаемся в ресторане, устраивая себе пиршество из списанных недавно товаров. Мэтт говорит, что нельзя много списывать, иначе непременно заподозрят неладное. Он прячет списанные днем гамбургеры в холодильнике, затем мы их подогреваем и употребляем в пищу. Формально гамбургер должен быть выкинут через час после того, как его выложили на раздачу. Но мы-то с Мэттом знали, что и через 8 часов он может быть употреблен.

Пару раз мы отдавали посетителю простоявшиеся гамбургеры, чтобы вечером себе приготовить новые. Мы полностью драили весь ресторан перед приходом Эрни. Начинали утро с хорошего кофе, какое крайне редко подаем посетителям, думающим, что пьют они только лучшей пробы кофе. Дураки. Мэтт мне сказал, что ради экономии товара, а именно, чтобы хватило ему, нужно подавать посетителям разный кофе. Кому-то хороший, кому-то дешевый. Мы покупаем его в соседнем магазине. И люди не ощущают разницы. Они не понимают, что тот кофе, который они попивают в семейном кругу дома, такой же, как тот, какой отдаем им мы.

О шпионе все окончательно забыли. Даже я потихоньку забывал. Меня уже не интересовала его судьба. Жив и ладно. Мертв и ладно. Я относился к нему как все – с легким затемнением рассудка. Не знал, был ли он в реальности. То, что был, мне говорил Мэтт. Мы пару раз возвращались к теме шпиона. Он говорил, что подозревал меня, так как я отлично подошел бы на эту роль. Но потом говорил, что он, видно, ошибся, посчитав, что я могу предать Партию. Впрочем, он не смог с точностью ответить, что и он бы смог предать Партию. Мы оба трусы, мечтающие о лучшей жизни. Но если я таким трусом оставался и сейчас, Мэтт определенно труса в себе убил….

Мы сидели на кухне. Ужинали. Он поглядывал на стакан с напитком в его руке. Изучал его. Я не обращал на это внимания, пока он не произнес:

– Знаешь, а ведь я подумываю о переезде.

– Куда?

– В районы нищих.

– Куда? Ты что, забыл, что там творится?

– Я все отлично помню. Но, тем не менее, эти районы не контролируются Партией.

– Конечно. Там же одни мародерства и преступления. Там очень тяжело выжить.

– А мне кажется, что это партийская политика: отталкивать людей от нищенских районов, чтобы они были здесь: на блюдечке у Партии.

– Дурак. Зачем тебе туда? У тебя хоть деньги есть?

– Я 3 месяц не трачу зарплату. На первое время у меня денег хватит.

– А потом что делать будешь?

– Ну, что-нибудь придумаю.

– Это же шутка, да? Ты просто шутишь?

– Нет. Это не шутка. Я и вправду над этим задумывался. Я думал многие месяцы. Не спал ночами и думал. Если бы не ты, я бы уехал раньше. Но мне нравится с тобой общаться. Приятно, знаешь ли, найти родную душу.

– Ты там умрешь!

– Тогда поделом мне. Ты же понимаешь, я не пришел с тобой советоваться. Я просто решил сказать тебе, чтобы ты не думал, будто я предал нашу дружбу. Да. Мне хочется верить, что мы с тобой друзья, и что, когда я уеду, ты не будешь обо мне вспоминать с кислой миной на лице. Мне казалось, что мы отлично проводили время, чтобы ты мог вспоминать только хорошее, если, конечно, ты будешь что-нибудь вспоминать.

– Ты же понимаешь, что шанса вернуться у тебя не будет. Там ты погибнешь.

– Здесь же я разлагаюсь морально. Ты знаешь, что Партия не выпускает ничего, что могло бы помешать ее идеям. А ведь там, в нищенских районах, по рукам ходят замечательные книги авторов, не согласившихся жить с Партией. Там в домах висят удивительные произведения искусства, от которых Партия решила отмахнуться.

– А еще там смерть!

– Ну, не рискнешь – не победишь.

– Я расскажу об этом Эрни.

– И что тогда? Как ты думаешь. Что он сделает? Он быстрее подпишет мое увольнение, мне даже не придется отрабатывать 2 недели. Я уеду первым же рейсом. Как только продам квартиру. И мы с тобой больше никогда не увидимся.

– И это ты считаешь дружбой. Кидать друга в ответственные моменты?

Я был зол на него, неужели он и вправду предаст меня. Прекратит свои страдания и сбежит? Нет. Мэтт не мог так поступить. Он же мой друг. Он должен повести себя как друг. Он что-то задумал. Не мог он взять и так рассказать все.

– Я предлагаю – продолжил он – тебе поехать со мной. Давай сбежим вместе. Я и ты. Мы сможем преодолеть все.

– Наших денег не хватит, чтобы облегчить себе жизнь в нищенских районах. Ты же знаешь, нищие самые низшие создания. Они не имеют никаких прав. Партия к ним не рвется. Но и их к себе не впускает. Стать нищим – это позор.

– Ты думаешь, Анна навлекла на себя позор?

Ну зачем он мне напомнил о ней? Об Анне? Конечно же, я не считаю, что своими действиями она навлекла на себя позор. Она просто была обманута сукиным сыном. Но ведь Мэтта никто не обманывал. Никто не вынуждает его податься в нищие. Только внутренние амбиции, которые мне не понять.

– Анна была обманута. Ее ситуация отличалась от твоей.

– Да. Согласен. Она не желала переезжать в нищенские районы, но что, если ей сейчас там хорошо? Что если она счастлива?

– Счастлива? Где? В нищенских районах?! В районах, где за кусок хлеба горло перережут и не заметят. В районах, где люди жрут, не как мы с тарелок, а с земли, словно они собаки какие. В районах, где невинные девушки торгуют своим телом, чтобы добыть пропитания, хотя клиентов у них практически и нет? Это страшные районы. Жизнь там течет по закону джунглей. Слабых убивают. Я не знаю, что сталось с Анной, но уверен, что если что-то и случилось, то она торгует своим телом, оплакивая ушедшего не своей смертью мужа. Я думаю о ней. Каждый день думаю. И все мои мысли сводятся, что она в каком-то борделе торгует всем, каждой клеткой своего организма.

– Эта тема тебя, видимо, пожрала, дала выход эмоциям. Я наводил справки про Анну. Ты прав. Ее муж действительно умер. Он умер от приступа. Сама Анна занимается своего рода землей. Сажает овощи и фрукты. Ее дети помогают ей в этом. Она жива и вовсе не в борделе.

– Откуда ты знаешь?

– Не вся граница нашего района с районом нищих охраняется. Я нашел брешь в заборе. Я видел ее так же отчетливо, как вижу тебя. Мы с ней беседовали. Она говорит, что знает способ, как удрать из этой страны. Есть паром. Он может вывести за океан. Я предлагаю тебе драпать.

Что он несет? Какой паром, какая брешь? Он врет. Я уверен: врет, лживый врун. Но эта ложь похожа на правду. Что если все так?

– Вижу, ты обдумываешь мое предложение.

– Нет. Ни за что. Я всю жизнь боролся за право на существование именно здесь. Я не хочу все пустить коту под хвост, чтобы отправиться в район нищих и оттуда свинтить из страны. Даже если это возможно, нет. Я не готов. Какие шансы, что тебя не убьют, когда ты доберешься до парома. Ты же знаешь правила. Из страны никто не может сбежать: ни нищий, ни бедняк, ни партиец. Всех без исключения ждет смерть. Ждут чистильщики, которые сделают так, что никаких доказательств твоего существования на земле не будет.

– Мне очень жаль, что ты не решился. Мы бы могли сбежать.

– Ты бы мог. Впрочем, мысленно ты уже сбежал. Не удивлюсь, если мысленно ты вдыхаешь океанский ветер, чувствуешь на своей коже капли океана.

– Да. Так оно и есть.  Я думал над этим давно. Решился давно. Просто я не хочу, чтобы ты подумал потом, что все наши беседы прошли впустую. Они были единственным моим утешением в этой жизни.

– Я бы не подумал об этом.

Вру. Подумал бы. Подумал бы, будто он предал открывшееся ему мое сердце. Хорошо, что он рассказал обо всем. Поделился идеями и предложил бежать с ним. Хорошо.

– Давай, – Мэтт протягивает стакан – чокнемся напоследок.

Мы чокаемся стаканами, и дальше наш ужин проходит в безмолвной тишине.