Чезар

– Ладно, – кивнул я примирительно. – Уже кое-что. Куда он идёт?

– Да никто не знает. И связи с ним нет. Я просто знаю, что в эту минуту с ним всё хорошо.

Лёгкие туфли зашуршали к подъезду.

– Спасибо! – крикнула она со ступенек. Дверь чавкнула ей вслед.

Наивная, выдала друга с головой. Знала Кэрол или нет, куда держит путь Отраднов, но теперь это знал я. В ночь с 21 на 22 июня все городские сумасшедшие, шаманы, проповедники, паганы и шерпы со всего Урала собирались в единственно возможном месте – в Аркаиме. Там проходит энергетическая ось мира, там небо слипается с землёй, там излечиваются болезни и люди сходят с ума от просветлённости. Я готов был спорить на «Мазду», что Отраднов стремится именно туда.

* * *

Утром на парковке заводоуправления я столкнулся с Подгорновым. Он, должно быть, караулил меня, встав в распор в узком проходе между машинами:

– Ты что позволяешь? – проговорил он тяжёлым голосом. – Я в твои дела лезу?

Место было людное. Мне не хотелось собачиться с Подгорновым на виду у подчинённых.

– Остынь, – ответил я негромко. – В кабинете всё решим.

– Я в твои дела лезу? – повторил он, и краснота расползлась по его щекам. Он чувствовал свою правоту и мою слабость, иначе бы не решился на этот спектакль.

С Подгорновым нас сталкивала не только конкуренция служб, но и разница во взглядах на жизнь. Бывший артиллерист Подгорнов за двадцать с лишним лет службы дорос только до майора, но на «Чезаре» вёл себя, как генерал. Он принёс с собой культ военной дисциплины, в котором, на мой взгляд, было больше самолюбования, чем реального порядка. Он строил подчинённых и отдавать им приказы лающим голосом. Иногда он смягчался и проявлял почти отеческую заботливость, подражая, видимо, кому-то из кумиров прошлой военной жизни. Он любил вспоминать те годы, когда люди были совсем другими: послушать Подгорнова – так сплошная белая кость. Но по большей части Подгорнов был импульсивен и груб, но его подчинённые видели в этом признак силы. Безопасность в его представлении обеспечивалась жёсткими караульными мерами, и кроме этого он не хотел знать ничего. Он натягивал потуже камуфляжную кепку и размашистым шагом Петра I шёл проверять посты. Все, включая Рыкованова, знали, что посты, караулы, охрана – это его территория. Забрав Кэрол, я ударил в больное место и понимал это. Но я не мог уступить, потому что такие как Подгорнов не остановятся на полпути: дам слабину – сожрёт целиком.

– Не надо кричать, товарищ майор, мы не на войне, – ответил я спокойно. – Я отвечу на вопросы в своём кабинете, если вопросы будут конкретными.

– Конкретными? – кивнул он по-лошадиному, словно сгоняя стаю оводов. – Хорошо, конкретно спрашиваю: где задержанная?

– Она не была задержанной. Статья 12 закона об охранной деятельности: твои орлы должны были незамедлительно доставить её к следователю или дознавателю, а не удерживать в здании пожарной части с непонятной целью.

Ядовитость Подгорнова всегда обострялась, когда речь заходила о юридических нюансах, в которых он мало что смыслил. Но к нашему разговору он, похоже, готовился и вдруг выдал:

– К дознавателю? А ты знаешь, что командиры воинских частей относятся к органам дознания? Я дознаватель, понял? – он ткнул себя пальцем в грудь.

Взгляд Подгорнова набухал торжеством. Я сдержал смешок.

– Константин Алексеевич, какой воинской частью ты руководишь? – спросил я. – Ты службу охраны возглавляешь, вот и не выходи за рамки полномочий.

Он едко усмехнулся:

– Плохо тебя учили в твоём свердловском вузе. В военное время моя служба превращается в военизированное подразделение с правом ношения оружия.

– Так нет войны.

– Есть! Она идёт, видишь ты этого или нет! И у меня задача – не допустить диверсий на предприятии! И это мои люди поймали группу злоумышленников, совершавших противоправные действия! И решать, что с ними делать, буду я!

Его мясистое широкое лицо имело несколько характерных отметин: самый заметный шрам шёл по его носу. Это были следы многочисленных битв, в которых он участвовал, но все они были мелкими, бытовыми. Подгорнов же мечтал о собственной войне, настоящей, героической. Ему ему не повезло: он не попал ни в Афган, ни в Таджикистан, ни в Чечню, ни в Осетию. Думаю, это мучило его, и тот факт, что я был на второй чеченской, вносил дополнительный абразив в наши отношения. Я замечал, как мрачнеет Подгорнов, если Рыкованов упоминает меня или Ефима в контексте прошлых сражений. Подгорнов не любил мягкотелых и проигравших, но без реального боевого опыта на нашем фоне сам выглядел таковым.

Я отодвинул его и протиснулся мимо едкого запаха его одеколона к выходу с парковки, сказал напоследок:

– Хочешь раздувать дело о разукрашенном заборе – валяй. Передай материалы в полицию, они оформят административку.

– Там умышленная порча имущества группой лиц по предварительному сговору! – крикнул он.

– Пусть полиция решает. Твоя задача передать ей сведения.

Мой демарш разозлил его окончательно. Он заорал:

– Слышь, правдоруб, Самушкин по ночам не снится? Что, Кирюша, обосрался ты опять жидко, прямо как тогда, в 2009-ом?

Я развернулся и быстро пошёл к Подгорнову. Двое его сотрудников обступили нас по бокам, глядя на меня весело и плотоядно. Всё это время они стояли где-то неподалёку.

Я сказал ему:

– Ты периметр охраняешь? Охраняй. Будешь хамить – зубы выбью.

Грубость подействовала: Подгорнов, как любой человек в командной цепи, где-то на подспудном уровне подчинялся всему, что звучало безапелляционно. Он растёкся в крокодильей улыбке, тянущейся, как меха баяна:

– Чё, Кирюша, занервничал?

– Работать иди, – сказал я мягко. – Там в столовой гречки недочёт – разберись.

Придя в кабинет, я долго сидел и осмысливал произошедшее. Последнюю неделю Подгорнов с интересом наблюдал за моей следственной агонией, но не позволял себе лишнего слова, считая, видимо, что я зарою себя сам. Сейчас же он решился на открытую стычку, которая могла закончиться мордобоем. Подгорнов был не из тех людей, кто проявляет самодеятельность без понимания, что её одобряет начальство. Что он там учуял своим переломанным носом? И откуда он знает про 2009 год? Кто-то сболтнул, а этот чёрт метёт языком дело и не в дело. С ним нужно осторожнее: пока не поставлю точку в деле Самушкина, Подгорнов будет проверять меня на прочность.

Вечером я набрал Павлу Османцеву. Он пытался благодарить меня за Катю, но я прервал:

– Павел, вы передайте ей, чтобы никуда не ходила. Если вызовут в нашу службу безопасности или в полицию, пусть сначала свяжется со мной. Телефон у вас есть.

– Конечно, конечно, – запыхтел он в трубку. – Как вернётся, сразу передам. Уехали они.

– Куда? – спросил я просто, чтобы проверить реакцию.

Он смутился:

– Она же не говорит, а я и не спрашиваю. Мне зачем? Она же взрослая. Да она хорошая, вы не думайте…

– А я и не думаю. Павел, простите за нескромный вопрос: где мама Кати? Если это не секрет, конечно.

– Не секрет… – ответил он, замявшись. – Онкология. Сами знаете, как у нас с этим. Пять лет уж как…

– Понятно. Извините.

Маячок в рюкзаке Кати подтвердил мои предположения: праноеды двинулись в Аркаим. Моей первой мыслью было отправить туда надёжных сотрудников во главе с бывшим дознавателем Федей Карпухиным, и я уже собирался вызвать его в кабинет, но предчувствие остановило меня. Это дело не любит шума. Карпухин с его методами всё испортит: он или упустит Отраднова, или разозлит, или прибьёт.

Я решил ехать сам. Путь в обе стороны получался более 900 километров, но дело зашло в тупик и в городе мне оставалось разве что надеяться на случай. Я разговорю Отраднова: он точно знает, где Эдик провёл два дня перед смертью. Метнусь в Аркаим в пятницу и к полудню субботы буду уже дома. В крайнем случае – в воскресенье.

Глава 3. Аркаим

Я выехал утром в пятницу, 21 июня. Османцева с компанией прибыли в Аркаим накануне. Я предполагал, что Отраднов присоединится к ним в течение дня.