Шофёр. Назад в СССР

– Не помнишь, или влезать не хочешь?

– Честно скажу, парень, что не хочу, – поджал он губы, – Пашка этот противный, как репей. Без мыла в задницу залезет.

– Что ж. Ладно. И на том спасибо, Боевой. Ну а этот, – я кивнул на цистерну, – Этот остановится, – сказал я и ухмыльнулся, – остановится как миленький.

– Это почему ж?

– А пусть попробует не остановиться.

Когда машина приблизилась так, что водитель мог нас видеть, я помахал ему, свистнул. Боевой тоже принялся размахивать руками.

– Стой, Кашевой! – Закричал я, – стой, говорю!

Однако, цистерна и не думала замедлять ход. Я увидел, водителя. Кашевой совсем не смотрел на нас. Будто и не замечал.

– Говорю ж, – сказал кисло Боевой, – не остановится. Придется тебе пешком до станицы топать.

Я не ответил. Да и раздумывал совсем недолго. Когда до машины оставалась метров сто пятьдесят, я просто взял и вышел на проезжую часть. Встал, скрестив руки на груди.

– Игорь! Ты че творишь?! – Удивился Боевой.

Я не ответил. Увидел, что машина вышла на встречку, чтобы просто меня объехать. Тогда я двинулся следом. Когда Кашевой вернулся в свою полосу и принялся сигналить, я даже с места не сдвинулся. Стало понятно, что он правда и не думал о том, чтобы помочь нам с буксиром.

– Те че, Землицын! – Высунулся Кашевой из кабины, когда я вынудил его остановиться, – Чего под колеса лезешь?!

Это был пухлощекий мужичок лет двадцати пяти. Его маленькие темные глаза сердито сверлили меня своим взглядом. Пухлые губы искривились от злости. Нос-картошка пошел складками у переносицы.

– Что там стоит? – Я проигнорировал его восклицания и указал на мою машину.

– Чего?

– Я повторять не буду.

Кашевой нахмурился и бросил взгляд на самосвал. Потом проговорил:

– Ну самосвал. Ну и че?

– Что ж ты делаешь? – Нахмурился я, – не видишь, что ли? Машина в аварию попала! Что просят тебя о помощи? Че едешь, глаза вылупил? На дороге помочь – святое дело!

– Мне какое дело? Сам влип, сам выкручивайся!

– Что везешь? – Спросил я строго.

– Чего? – Снова не понял Кашевой.

– В цистерне, говорю, что?

– Каша для свиней, – сглотнул он, – была. Уже нету. Потому как на ферму отвез.

– Каша для свиней, значит? Сам выкручивайся, значит? Кашу возят раз в день. Че дальше делать будешь?

Он не ответил. Не выдержав моего взгляда, отвел маленькие глазки.

– Ничего ты не будешь делать, – сказал я, – в гараже сидеть, или на складе с мужиками водку пить. Мужики от тебя не убегут никуда. А на буксир нам надо. Срочно в гараж надо. Мы за запчастями едем. А там даже не знает никто, что мы поломались.

Глазки Кашевого растерянно забегали. Потом, внезапно, он улыбнулся, видимо, найдя отмазку.

– А трос у тебя есть? Я свой в гараже забыл.

Брешет, зараза. Ну да ладно. Пусть и дальше брешет.

– Боевой, – крикнул я, – будь другом, достань в ящике трос!

Боевой кивнул и торопливо побежал к кабине.

– Что ж ты Боевого гоняешь? – Засопел Кашевой гневно, – он, чай, не мальчик уже, в кабину да из кабины по сто раз прыгать.

– Боевой еще мужик хоть куда, – сказал я, – а я лучше тут постою. Что б ты по газам не дал.

– Вот он! Трос-то! – Вернулся Боевой со стальным многожильным тросом в руках.

Кашевой вздохнул.

– Ладно. Возьму вас на буксир, – недовольно просипел он, – Цепляйтесь, давайте…

Когда он на своей цистерне примостился перед нашим газиком и мы закрепили трос, Кашевой приблизился ко мне.

– Игорь, можно тебя на два слова? – Спросил он тихо.

– Ну?

– Ты Пашке Серому не говори, что я тебя подбросил до гаража. Щас-то там пусто почти. Все по рейсам разъехались. Сам он укатил в Новороссийск за цементом. Если узнает, что я тебе помог, то разозлится как черт, – он потер щеку, – я так-то не против был бы тебя подкинуть, но Пашка… сам понимаешь…

Спрашивать, что ж у нас там с Пашкой Серым за конфликт, и кто он вообще такой, я не стал. Пришлось бы еще и с Кашевым про память объясняться. А мне этого еще не хватало.

– Хорошо, – только и ответил я.

Я снял карданный вал, чтобы машину можно было тащить на буксире. Вместе мы загрузили его в кузов. Когда мы закрепили трос, Боевой разместился в кабине цистерны, вместе с Кашевым. Я же занял свое место в газоне. Двигатель зарычал, и мы тронулись. Под колесами захрустел гравий обочины. Машины медленно пошли в сторону станицы Красной.

Сидя за рулем "Газона", я помнил, что еще до моего прихода в бригаду, эта машина отходила не один километр. Исправно отслужила не одну уборочную страду. Удачно провела не один рейс.

Ну что ж. Машины устают и ломаются. На то они и машины. А люди… люди могут выдержать многое. И если хозяин свою машину бережет, если относится к ней, как к живому существу, она и старая, ездить будет резво и дело свое делать. Вот эту истину я и усвоил, проработав шофером долгие годы.

Я сидел в кабине и контролировал буксируемый самосвал: где надо подрулю, где надо, приторможу, чтобы не протаранить носом овальный зад цистерны.

Когда дорога шла ровно, и не требовалось напрягать внимания, я оглядываться по сторонам. Это было просто невероятно! Все было таким знакомым, и будто бы одновременно новым. Потом я подумал, что просто смотрю на это все новыми глазами. Молодыми глазами.

Мы ехали вдоль зеленой посадки. Слева же колосилось золотое море озимой пшеницы.