В человеческом обличье

– Точно. Я в завязке.

– А я вот даже шаг хочу еще замедлить, чтобы отсрочить удовольствие. А зайду в паб, так сразу два бокала закажу – один залпом выпью, второй буду тянуть. Потом еще виски добавлю и еще пива сверху. И домой.

– Супер. А дальше что?

– Поем, помоюсь и лягу спать. После паба вряд ли мне дома что-то перепадет.

– Нет, я имею в виду, что завтра, через месяц, через год?

– А… – протянул Матс и пнул камешек. – Да ничего.

– Ничего, – подтвердил Дэйв. – Лучше и не скажешь.

Промышленная зона находилась на самой окраине Эскины, и пешая прогулка от мукомольного завода до центра города занимала около получаса. У Дэйва машины не было, Матс не сел за руль, рассчитывая выпить, служебный транспорт тоже был дружно проигнорирован. Дэйв, в принципе, обычно ходил пешком и на работу, и с работы, наслаждаясь этими одинокими прогулками вдоль опрятных улиц родного городка, которых по его привычному маршруту было три: Шумана, Сервантеса и Дюрера. Любимым занятием его при этих прогулках было заглядывание в окна картинных домиков, да придумывание различных сценариев внезапно обрушившегося ужаса на их счастливых обитателей.

Матс нагнал его уже минут через пять после того, как Дэйв в последний раз покинул завод. Предвкушая свои посиделки в пабе, он тоже вознамерился предварительно прогуляться на свежем воздухе, чем несколько расстроил самого Дэйва, который был бы рад поскорее проститься со своим – уже бывшим – коллегой. И если Матс тешил себя тремя кружками пива, то и сам Дэйв был взволнован предстоящим вечером, поскольку задумывал куда более серьезный аттракцион, а последняя зарплата в пять тысяч франков вполне тому способствовала.

– Я и не ищу ничего нового от жизни, – после паузы заговорил Матс. – Как есть, так и есть. Ты вот когда-нибудь задумывался о том, счастлив ты или нет?

– Кто же не задумывался?

– И что скажешь?

– Скажу, что несчастлив.

– А я вот не могу сказать однозначно. В мире ведь миллионы людей, для которых моя жизнь – это рай. И миллионы людей, для которых она сущий ад. Так что мне тогда думать самому?

– Как три бокала пива выпьешь, так и поймешь, – пошутил Дэйв.

– В смысле?

– Я имею в виду, что те мысли, которые начнут роиться в хмельной голове, и подскажут тебе правильный ответ. Если начнешь жалеть себя, значит, ты несчастлив, а если других, то все у тебя в порядке.

– То есть, тебе жаль только себя?

– Да, так и есть.

– Так это же… довольно мерзкая штука, – Матс засмеялся.

– Только поначалу, – ответил Дэйв, не разделив веселости. – А потом похер.

– Твой пессимизм может в конце концов тебя доконать. Я понимаю, что учитель из меня так себе, но все-таки надо находить какие-то позитивные стороны жизни, а то я за два месяца и видел тебя в приподнятом настроении раза два от силы. Ходишь все мрачнее тучи, а не заговори с тобой, так ты целый день молчком проведешь. Жаль мне тебя, Дэйв, серьезно.

– Вот видишь, и пива тебе, похоже, не обязательно.

– Ага. Счастливчик тот еще.

Дэйв, тем временем, приметил в окне одного из домов девушку, дефилировавшую по гостиной в халате и с полотенцем на голове – очевидно, вышла из ванной. Он тут же выдумал ее мужа пилотом гражданской авиации, который утром в Нью-Йорке, вечером в Париже, а дома бывает набегами, сопровождающимися океанами горячей любви и страсти. И вот сейчас, прямо сейчас, в этом уютном домике звонит телефон, и эта милашка, которая в нетерпении готовится к скорой встрече с возлюбленным, без задней мысли отвечает на звонок. А там говорят, что избранник ее сердца угробил лайнер с тремя сотнями человек на борту где-то над Атлантикой. И под ногами ее вдруг разверзается пропасть, и уничтоженная правдой душа камнем летит вниз, отчаянно цепляясь за никчемные надежды, что, может быть, все это ошибка, недоразумение, непроверенная информация. Нет, дорогуша, конец твоей мечте.

И Дэйв улыбнулся, дабы придать своим недобрым фантазиям вид безобидной шутки.

– Ну, так что? – вновь Матс первым нарушил молчание. – Куда подашься?

– Понятия не имею. Само найдется. Послушай, не хочу и думать сейчас о работе.

– Ладно. Чем планируешь заняться в отпуске?

– Читать книги, смотреть фильмы, слушать музыку, – ответил Дэйв с внутренней усмешкой.

– А бабы как же?

– Я жилы рвал эти два месяца не ради них.

– Да неужели? – Матс деланно засмеялся.

– Именно так.

– Да брось. Пока карандаш еще пишет никуда ты от них не денешься. Я вот как вспомню годы своей свободы, так и встает перед глазами череда подружек. Вот прямо в ряд их и вижу. Какие там деньги? Сколько было, столько и спускалось.

– Круто, – хмыкнул Дэйв, представив портреты подружек Матса времен этой самой его свободы.

Матс, вероятно, ожидал более вовлеченной реакции, и некоторое время молча раздумывал, как еще поддержать разговор.

– Ты ведь родом из Эскины? Здесь родился?

– Здесь. И родился, и вырос, и никуда не собираюсь.

– И родители здесь живут?

– И родители здесь. В добром здравии. – Дэйв догадывался, что Матсу было бы интересней услышать что-то более волнующее; например, что Дэйву приходится заботиться о больных стариках и его беззаботная жизнь – это лишь ширма для малознакомых людей. – И сестра младшая здесь, удачно замуж вышла за молодого режиссера.

– Да ты что? Серьезно?

– Ага. Кристиан Кейт, не слышал о таком?

– Нет, если честно.

– Сейчас снимает дебютный полнометражный фильм, а первая короткометражка собрала дюжину наград на разных фестивалях. Считается будущим светочем европейского кино. Ради моей сестрицы даже переехал в Эскину; оправдывается, что провинциальные городки всегда таят в себе целые залежи вдохновения.

– Ни черта себе, – присвистнул Матс, и Дэйву ясно послышалось в его голосе разочарование, хотя, он понимал, что, скорее всего, просто выдает желаемое за действительное. – Все с тобой понятно. Я бы тоже не рвался таскать мешки, будь у меня такие родственники.

– Вот я и не рвусь.

– Но, с другой стороны, жить чужой славой и чужими деньгами – так себе перспектива. Свой-то хлеб вкуснее.

– Ага. И три бокала пива тоже, – поддел Дэйв своего спутника.

– Тут уже дело не в деньгах, – ответил Матс, не выдав своего возможного возмущения. – Просто дети не любят видеть папу пьяным, поверь мне. А придет время и придется поверить, когда остепенишься. Я пока жену не встретил тоже жил как перекати-поле. Это я уже молчу о том, что такое ребенок.