В человеческом обличье

– И меня это очень сильно раздражает. Вспомни эти вечера перед телевизором всей семьей. Для меня это едва ли не самые светлые воспоминания из детства, и я рассчитывала, что перенесу эту маленькую радость и в свою семью.

– А Крис?

– Полностью равнодушен. И эта такая же растет. Вообще ничего моего, вся в папочку.

– Ну-ну, – усмехнулся Дэйв. – Подай шланги новые.

– Я серьезно, – Лори выполнила его просьбу и перешла на полушепот. – Помимо внешности, она не зацепила ничего от Уотерсов.

– Что бы ты хотела видеть в ней такого особенного, чем могут похвастаться только Уотерсы?

– Не знаю. Может, нежность…

– Нежность? – Дэйв на мгновение даже замер.

– Да, нежность. Доброту. Она практически не выражает своих чувств, и меня это настораживает. Все дети говорят родителям, что любят их, а моя дочь никогда.

– А вы? Говорите ей, что любите?

– Ну… да. Иногда. И она отвечает: «я тебя тоже». То есть, такого, чтобы она подошла, обняла и сказала, что любит мамочку или папочку, просто не бывает. Она в принципе к нам не тянется. Может вообще не разговаривать полдня, пока ее не потревожить.

– В школе все нормально?

– В том-то и дело, что да. Она буквально звезда в своем классе. И с детьми ладит, и учителя от нее в восторге.

– Чего ты тогда переживаешь?

– Не знаю. Просто… она какая-то заумная с нами. Я хотела бы видеть ее более ребячливой, капризной. Можешь представить, что я даже не помню, когда она в последний раз плакала.

– Ну, нужно было думать раньше, когда имя давала.

– Ага, я и сама об этом думала.

– А Крис? Его тоже это волнует?

– Его вообще ничего не волнует, кроме сценария «Висельника».

– Он его когда-то допишет? – усмехнулся Дэйв.

– Он заканчивал его уже трижды! – резко ответила Лори. Сама она частенько критиковала мужа, но если кто-то, в том числе и Дэйв, позволял себе подобное, она тут же вставала на его защиту. – Но долбаный Сантана настаивает на максимальной адаптации романа, а Крис хочет взять за основу только идею и развить ее по собственному видению.

– Сантана это кто?

– Серхио Сантана. Продюсер этого многострадального фильма. Видела его пару раз, и знаешь, такой весь приятнейший человек на первый взгляд. А на деле оказывается буквально тираном.

– Я не думаю, что он заинтересован в неудаче твоего мужа. Если с чем-то не согласен, значит, тому есть причины. Крис молод…

– Да почему вы все называете его молодым? Ему тридцать два! Это более чем зрелый возраст для режиссера. Многие знаменитые постановщики сделали себе имя задолго до тридцатилетия, а он уже два года не может приступить к съемкам из-за затянувшегося предпроизводства и постоянных конфликтов со студией. И до сих пор считается молодым и перспективным, а этот ярлык очень часто играет злую шутку.

– Слушай, если фильм получится и окупится, то все эти задержки и издержки вы потом будете вспоминать с благодарностью.

– Не знаю. Я считаю, что ему нужно было найти финансирование на стороне и снять полностью авторскую ленту, а не связываться с «Хэил Пикчерз», Сантаной и «Висельником».

– И что бы он делал со своей авторской лентой? Катался бы по кинофестивалям в поисках получасовых оваций? «Хэил Пикчерз» – это деньги, это амбиции и это полные залы в кинотеатрах. Так что тут я с тобой не согласен.

– Как думаешь, закроет он в трех сетах?

– Да мне плевать! – почти закричал Дэйв, продолжая орудовать ключом. – Чего ты лезешь ко мне с этим теннисом? Я не смотрю его и даже не интересуюсь им!

– Я просто спросила! – тоже закричала Лори.

Дэйв почувствовал закипающую ярость, похожую на ту, которая разыгралась в нем по пути с работы. И он знал, что если не взять себя в руки, то сказано может быть много лишнего. А взять себя в руки Дэйв не мог, потому что весь этот вечер складывался не так, как планировался. Более того, ему даже захотелось выскочить из-под раковины и влепить сестре хорошую оплеуху.

– Спросила?! Ты прекрасно знаешь, что я ненавижу теннис, и каждый раз тычешь мне его в лицо! Даже включила специально!

– Я включила, потому что хочу видеть этот матч! – также на повышенных тонах продолжала Лори. – Ролан Гаррос, Уимблдон – для меня это святое, понял, истеричка долбаный?! И я не могу понять, как, будучи тридцатичетырехлетним мужиком, можно до сих пор носить эту обиду на судьбу и проклинать родителей, которые, к твоему великому горю, оказались не миллионерами, чтобы возить тебя по всему миру и оплачивать академию!

Дэйв закончил со шлангами и встал. Подошел к сестре вплотную и с ненавистью посмотрел ей прямо в глаза. Разумеется, злость на Лори бушевала в нем не впервые, но при этом Дэйв не мог вспомнить, когда бы ему так сильно хотелось применить в ее отношении грубую силу. Скорее всего, никогда.

– Мне оставался максимум год! – зарычал он. – Год, сука! И я бы начал зарабатывать приличные призовые, которые и обеспечили бы мне и перелеты, и академию. Год! Ты слышишь?!

– Слышу! – рявкнула Лори, но в ее взгляде Дэйв заметил испуг; вероятно, эта опьяняющая ненависть явно читалась на его лице. – Вот такая сука твоя младшая сестра! Разрушила карьеру великому теннисисту своей тупой и никчемной учебой! Вот сволочь ведь, образование она захотела получить!

– Конечно! Но колледж Санторина или университет Мэйвертона не для нашей королевы! Ей был нужен Аньель в Касте! Лучший университет страны, и плевать, что частный.

– Да! Нужен! – словно неосознанно Лори сделала шаг назад под испепеляющим взглядом Дэйва, но тут же, осознав свою секундную слабость, вновь подошла к нему вплотную. – Как ты торчал все детство на своих кортах, так и я все детство сидела над учебниками! И я тоже имела право на это образование, понятно?!

– Да! Ты на все имела право! На все! Не дай бог, наша Лори будет одета хуже, чем дети миллионеров, не дай бог, кушать будет как попало, не дай бог, прослывет нищенкой в Касте! А ты уж, как-нибудь, Дэйв! Мужчина должен работать и заботиться о своих близких, да?!

– Хватит кричать, – прервал взрослых тихий детский голос.

Дэйв и Лори обернулись и увидели Афину. Кухню от гостиной отделял лишь узкий простенок и, конечно, девочка слышала ссору мамы и дяди. Тем не менее, внешне она не производила впечатления испуганного ребенка, а выглядела скорее раздраженной. Взгляд больших зеленых глаз смотрел не по-детски строго, тонкие губы были плотно поджаты – точь-в-точь, как это с самого детства делала ее мать при малейшем недовольстве. В руках она держала «Одиссею капитана Блада» Рафаэля Сабатини. Дэйв всегда избегал близкого общения с Афиной и прекрасно понимал, что дядя из него получился не лучший, чем все другие испробованные им жизненные амплуа. Все дело в том, что Афина была, по сути, единственным человеком, которого Дэйв по-настоящему стыдился. Лори и Кристиан, родители, знакомые – всем им Дэйв запросто мог бросить свою жизненную несостоятельность в лицо, да еще и с таким видом, что это именно он живет правильным образом, окруженный стадом суетливых дураков. Но рядом с маленькой Афиной он вдруг начинал чувствовать себя настоящим неудачником, да еще в самом ужасном проявлении: неудачником, который уже ничего не в состоянии исправить. Почему так происходило, Дэйв даже боялся думать, а потому просто ограничивался самым официальным общением с племянницей, даже не стремясь оставаться с ней наедине. Конечно, он по-своему любил ее и, наверное, был готов ради нее на какие-нибудь потенциальные подвиги, но к восьмилетнему возрасту Афина ни разу не сходила с дядей в зоопарк, в кино и даже просто ни разу не осталась у него на уик-энд.

– Прости, милая, – ответила Лори. – Мы не заметили, что говорим слишком громко.

– Вы кричали, а это не дает сосредоточиться, – объяснила Афина.

– Мы будем говорить тише. Иди. Нам с дядей Дэйвом нужно закончить наш разговор.

Дэйв тоже выдохнул и обратил внимание, что перед тем как уйти, Афина перевела взгляд на его правую руку. Только тут он заметил, что пока кричал на сестру, продолжал до боли сжимать разводной ключ. Почувствовав отвращение к самому себе, Дэйв отвернулся и отложил ключ в сторону.

– Выпить хочешь? – спросила Лори, когда они вновь остались наедине.

– Хочу, – ответил Дэйв и опустился на табурет.

– Будешь? – Лори достала из шкафа бутылку текилы.

– Нет, – Дэйв провел руками по лицу.