Ну, а выходов нет.
Но их много.
Так устроена жизнь.
Здесь поможет хороший удар колуна.
Не размахнуться никак.
Воздух, воздух!
Не одышка, а сущая погань.
Мы живем, как пятьсот лет назад, с острым ухом, прижатым к земле.
И плевать, что в руке у тебя – шестопер, автомат или гаджет.
В облаках сладкой таволги, сонно качаясь в седле,
Старый темник уходит, уходит все дальше, уходит все дальше и дальше.
Поллюстровский проспект – Вырица.
Неспетые песни
нарушенного мозгового кровообращения
и
острой сердечной недостаточности
***
Забыли вы, какой я был красавец.
Мне остается лишь напомнить вам,
Как я иду, рукой звезды касаясь,
И кланяюсь лишь детям и ветвям.
***
На закате сосны красные,
Сероватый дым осин.
Лес один, деревья разные.
Потому необъясним.
***
Я люблю вас, не пугайтесь, платонической любовью.
Так хочу.
А к остальному равнодушен, слеп и глух.
Прорезается наверно старческое многословье.
Хуже стариков болтливых только полчища старух.
***
Дремлю под собственные стоны
И понимаю: я ничей.
О, эти кукольные станы
И лягушачьи рты врачей!
***
Что же искал он так пули кавалергардовой,
Что несся вприпрыжеку ажно до Черной речки?
Видно, чем-то Творца он особо порадовал,
Раз судьбою он прежде всех сроков судьбою отмечен.
***
Душа на распутье.
Бежать без оглядки
Иль слепо стремиться вперед?
В удушье страстей что пристойно?
Что гадко?
Пусть Клио решает, какую загадку
Подкинул ей шалый Эрот.
Слобода
Небо и лица
Все, изложенное ниже, является извращенной фантазией автора
Про Нюшку и про смерть
(святочная байка)
1.
Нюшку Лукьянову все знают. И все про нее сначала говорят, что она ни черта не боится, а потом – что сирота и скатываются к тому злосчастному египетскому лайнеру. Гораздо интереснее тот факт, что поставь Нюшку хоть перед местным начальником полиции полковником Мамочкиным, при появлении которого у здешних цыган начинался понос и нестерпимый зуд явки с повинной, – поставь, говорю, Нюшку хоть перед Мамочкиным, хоть, прости господи, перед президентом, да святится, как говорится, за наше счастливое, и его, голубя, обратает: бритого отстрижет, а стриженого отбреет. Вон она, во дворе у дома, одна голова за сугробами и видна. Видите? Бздюлина от часов. Вот это она и есть.
Да, ни хрена не боится. Проявилось это в школе в первом же классе. ДедУля с бабУлей подготовили ее как могли. Она пришла. А поскольку была рослая да статная, широкая в кости и с ясным взором, то ее отправили на последнюю парту, к цыганенку Яшке, которого задразнили в первую же перемену, так что во вторую перемену он исчез и больше не появлялся. Тогда взялись за Нюшку. Речевки типа «Анка цыганка» мало ее задевали, но вот когда на большой перемене главный бзденыш, который отказался, как многие в классе, от бесплатных завтраков для малообеспеченных, взялся за нее, она не выдержала. Толстый щекастый увалень с мучнистым лицом, держа в руке очередной бутерброд с красной рыбой, крикнул ей:
– Есть хочешь? – она и тогда сдержалась.
Малообеспеченных кормили плохо. Ей бы три таких завтрака.
Вокруг угодливо засмеялись. Мучнистый увалень почавкал бутербродом и осклабился под этот смех:
– А ты попроси!
В следующую секунду он уже мчался по школьному коридору, изнемогая от страха, потому что Нюшка просто встала молча и двинулась на него, суровая, как богиня мщения.
Мучнистый глист спрятался в мужском туалете, что было стратегической ошибкой. Нюшка ногой открыла дверь в туалет и безошибочно определила по истерически частому дыханию, что обидчик прячется в дальней кабинке. Выбить задвижку ударом ноги было секундным делом. Гад сидел на унитазе, обняв себя руками и завывая от ужаса. При виде Нюшки он повалился на колени, а потом кулем на загаженный кафельный пол. Нюшка с отвращением потрогала его носком ботинка, как трогают полуразложившийся труп собаки, и пошла в класс. Ей стало скучно. А потом в классе появилась завуч и картонным голосом объявила, что ее вызывают в кабинет директора.
– Да идите вы, – отвечала ей Нюшка, собирая портфель, – в жопу.
И ушла в свой домик в глухом переулке на окраине поселка, где жила с дедУлей и бабУлей, собакой Облаем и котом Степаном Митрофанычем. И так прошел год. О ней никто не вспомнил, Черт его знает, что у них там в школьном образовании, но, похоже, как и везде, то есть движется туда, где проблем меньше.
В общем, этот год прошел, наступил следующий. О ней не вспомнили. Ну, стало быть, в верном направлении Нюшка их послала.
Диспозиция по переулку.
Если смотреть с улицы, то в первом налево доме живет алкаш, имени которого Нюшка не знает. Вечно он торчал возле дома, тощий, злой на весь свет, и ругался то с кем-то из дома, то с прохожими, а когда вокруг никого не было, что-то ворчал и бухтел себе под нос. Даже приблудные собаки, пробегая по переулку, возле кривого и косого забора углового дома, поджимали хвосты и торопились поскорее проскочить это место.
Дальше был участок Олега и матери его, тети Инги. Тетя Инга занималась цветами – простыми, типа флоксов и душистого горошка, но их было много – даже перед забором вдоль канавы росли цветы, розовой пеной заливая забор. Олег был известен тем, что у него был «Мерседес». Где он работал, чем занимался – никому не известно. Только он с утра до вечера возился со своим «Мерседесом». То ли «Мерседес» попался бракованный, то ли руки у Олега чесались, а только он неделю лежал под машиной, чтобы потом выехать на один час куда-нибудь, и опять под нее. Такая вот судьба у человека.