Зорох

– Правильное решение, – поправил он ее, все так же улыбаясь.

– Мы остаемся в замке, – ответила она.

– Подумай еще, – попросил эрл, меняясь в лице. – Здесь нельзя оставаться. Верная гибель. Подумай о своих друзьях. Посмотри на арпийку, посмотри на этих вот братьев, посмотри на Эльзу, она ведь совсем еще кроха. Ее смерть будет на твоей совести.

– Не дави на меня Маер, – все так же степенно произнесла Акха. – Я тебе уже сказала: нет.

– Вообще-то, обращаясь ко мне надо говорить: эрл Маер, – рассерженно бросил он.

– Я подумаю об этом, – ответила она. – У тебя все?

– Да что с тобой, Акха?! – возмутился Эламир. – Зачем ты так с ним?

– На то есть причина.

Маер поднялся из-за стола, за ним встали и все остальные.

– Собственно за этим мы и приходили, – сказал Приот, немного смущенный, но явно обрадованный решением Акхи. – Все что хотели услышать, мы услышали. От себя, если вы позволите мейси Акха, добавлю: вы приняли правильное решение: крепость мы не сдадим. Стражники откланялись, Маер немного постоял в раздумье, и снова уселся на стул.

– Я забыл, мы ведь ужинаем сегодня вместе.

На выходе Приот оглянулся:

– Эрл Маер, в коридоре дожидаются пятеро ваших солдат. Вы бы дали им отдохнуть. Здесь вы в безопасности, уверяю вас. Вам не стоит повсюду водить их за собой. Может, мне следует их отпустить?

– Ты и здесь мне будешь указывать? – огрызнулся эрл. – Мои телохранители всегда ходят со мной. Уйдут, когда я этого захочу. И еще, напоследок, запомни Приот. Я не злопамятный человек, но того, как ты поступил со мной сегодня, я не забуду. Ты мог бы поддержать меня, но решил поиграть в верного долгу дурочка. Все законы, все старые правила погибли в Кругу смерти вместе с нашим владыкой. Сейчас играют роль только симпатии и антипатии. Твой поступок я понял. Что ж, жди ответа.

– Я не понимаю, о чем вы? – удивился Приот.

– Ты понимаешь, – показывая свои белые зубы, произнес Маер. – Можешь идти. И окажи мне услугу: пока я здесь, мне бы хотелось видеть тебя пореже.

– Ну вот, – печально выдохнула Эльза, когда за стражниками закрылась дверь, – все перессорились.

– Да-а, – протянул Маер, – не успеешь запнуться, а по тебе уже топчутся. – Он посмотрел на необычно серьезное лицо Акхи, и усмехнулся ей. – Мне стало интересно… Мне казалось, мы с тобой отлично поладили. Ты в самом деле мне нравилась. Сейчас уже нет, но тогда нравилась. Что же случилось? Что заставило тебя так перемениться ко мне? «На то есть причина» – повторил он слова Акхи. – Интересно ты сказала. Может, объяснишь.

– Ты должна была посоветоваться со всеми нами, – с упреком произнес Эламир. – Я, например, считаю, что эрл Маер прав. Нам надо вырваться из города, пока есть время. Кто знает, может, так же как мы на Восток будет прорываться и Леман. Может, ему нужна наша помощь?

– Такая вероятность есть, – с прискорбием сообщил эрл. – Но эта трусиха нас не послушает. Акха из тех, кто пытается переждать наводнение в погребе, а пожар на чердаке.

– Эрл Леман? – удивилась Эльза, когда услышала его имя. – А ведь он точно направится на Восток. Эламир прав. Акха мы должны выступить! Сейчас же! Мы должны помочь ему!

– Эльза, – с теплотой в голосе произнес Маер. – Ты смелая славная девочка. Такая маленькая, и такая бесстрашная. В тебе есть решительность, которой позавидует каждый в этой комнате. Акха, как ты думаешь, почему карты всегда так странно ложатся на стол. Как причудлива игра Того который знает. Час, когда люди по настоящему начинают ценить жизнь, не редко оказывается для них последним. Тех, кто мечтает о тепле находят замерзшими. Ко боится жажды, проснется в знойной пустыне, а тот, кто получит власть – не захочет, не станет использовать ее для общего блага.

– Я не просила ни о какой власти, она мне не нужна, – выпалила Акха. – Я вовсе не трушу. Остаться здесь не только моя идея. Так хочет Мия, и так хотят братья. Четверо против двоих, за то, чтобы остаться в замке.

– Ты их спросила?

– Мне это не нужно. Я их слышу.

– Ах вот так, – усмехнулся Маер. – А то, чего хочет Эламир, о чем прошу я, или Эльза – не важно?

– Вас меньше. И даже, если бы вас было больше, решать все равно мне. Так хотел первый советник.

Маер прикрыл глаза рукой и еле слышно посмеялся, усталым нервным смехом, порывисто хрипя и дрожа плечами. Трудности возникали там, где их не должно было быть вовсе. Он чувствовал себя запертым в неглубокой пещере с обвалившимся входом. Выход надо попытаться расчистить до того, как кончится воздух, но все свое время он тратит лишь на то, чтобы отгонять сбесившуюся опасную осу.

Опустошив кувшин до конца, эрл поставил его горлом вниз, потом сдвинул в сторону, и вытер пальцем несколько капель, неторопливо размазывая их по столу.

– Все перевернулось с ног на голову, – усмехнулся он. – А вода, как и раньше течет сверху вниз. Как-то обидно. Все погибло, все в руинах, а это Он не тронул. Раз уж Тот который знает решил разрушить мою жизнь, то пусть рушит весь свет, со всеми своими глупыми правилами. Солнцу давно пора погаснуть, Бескрайнему морю протухнуть, а небу самое время упасть на Землю и раздавить всех перепуганных глупых людишек. Нашим страданиям, жестокости, всем воинам нашим одно лишь было оправдание – мы должны были создать новый Мир. Должен был родиться человек разума, человек бескорыстия, человек чести, и что же в конце концов у нас роилось? А получилось так, что опять родился Сифеас. Я не хочу этого, но таковы правила – после дня приходит ночь, после Эмистана Сифеас. Сифеас станет нашим новым владыкой. – Маер вздохнул. – Леман всегда верил в то, что люди станут лучше, верил, что кто-то, потом скажет ему спасибо. А я вот как-то начал сомневаться. Давно уже… Леман смотрит на жизнь сквозь цветные стеклышки, а я предпочитаю естественные цвета. Очень блекло и тоскливо, но честно.

Когда он привез вас сюда, я не мог в это поверить, пока не увидел сам. О Тот который знает и все родившие тебя боги. – Маер посмеялся, и устало улыбаясь, закатил к потолку глаза. – Все в одночасье сошли с ума. Какие еще избранные? Какая еще, к Тритону, война со злом? Как о таком вообще можно говорить с серьезным лицом? Вам самим не смешно? Простудился видно Леман где-то там, на диких ветрах. Это какая-то массовая истерика. Он заразил этим всех. К счастью я не подцепил эту хворь. Все дело в красном соке. Стебли красного лопуха лечат голову от путаных мыслей. Да-да, мне тут посоветовали. Пил бы настойки как я, тога… – На несколько секунд он замолчал, окинул быстрым взглядом, молча слушающих его детей, и подозрительно произнес: – Вы славные ребята. Правда, славные. Я надеюсь, мы говорим на одном языке? Вы ведь понимаете: разговоры о том, что избранные, то есть вы, спасете свет от какого-то там зла, сила комет, армия мертвых, и вся тому подобная ерунда, просто фантазия его больного рассудка! Боги, вслух, это звучит еще нелепей, чем в голове. Хе-хе… О Тот который знает, верни людям разум! Вы вдруг понадобились всем: этому вездесущему… этому придворному любимчику Леману, с его нелепыми идеями, проектами, успех которых можно объяснить только случайностью, каким-то фатальным идиотским везением. Вы вдруг стали нужны Харуму. Этому хитрому, скрытному, постоянно копающемуся в твоей голове червяку. Он ведь не слушает тебя, он считает. Каждый твой ответ всего лишь цифра в длинном примере под названием «ты сам». Каждый раз он его пересчитывает и выводит новый ответ. Один опрометчивый шаг и все твои плюсы станут одним бесконечным минусом. А теперь вы стали нужны… А теперь вы вдруг понадобились этому слепому… этому… – Он вдруг замолчал. Чтоб немного успокоиться, опустил глаза, и с присвистом выдохнул, сквозь плотно сжатые зубы.

– Кому еще мы понадобились? – спросила Акха.

– Никому. Нет, больше никому, – снова, как ни в чем не бывало, улыбнулся он. – Я выпил слишком много этой дряни, – скривился он, покосившись на кувшин. – Просил вина, а принесли эту гадость. В голове кисель, заболтался я с вами; мысли наружу прут, как мухи, через дырявую занавеску, зато рука не болит.

– Вы проболтались эрл, – подозрительно произнес Эламир. – Так кому же все-таки мы еще нужны?

Маер пожал плечами, но пророка это не убедило. Встревоженный голос Эламира вновь раздался в нависшей вдруг тишине.

– Акха, о чем он сейчас думает? – спросил он, пододвигаясь к столу, пытаясь рассмотреть Маера получше.

– Если б я знала, – посетовала Акха. Такого ответа Эламир ожидал от кого угодно, только не от нее.

– А я думал, ты все знаешь, – иронично заметил Маер. Некоторое время девочка испытующе рассматривала его глубокие голубые глаза, наблюдала за поворотами головы, и движением губ, но ни взгляд, ни мимика не выдавали волнения. Акха обратилась к Эламиру:

– Мы не можем ему верить. Он изменился. Я заметила это, как только он вошел. Я больше не слышу его… – значительно произнесла она. – И серебрянных, которые пришли с ним, тоже не слышу. Они стояли у восточной башни. Решила, что мне показалось, но нет. Может, они здесь и не причем, и я теряю свой дар просто, потому что время его пришло, но скорей всего дело все-таки в них. Ведь вас я слышу, и Приота слышу, и солдат на стене слышу, а этих нет. Эрл Маер, признавайся, что ты нацепил на себя – браслеты, кольца, амулеты?.. Кто дал тебе их? Тот слепой старик, который приехал сюда вместе с Талином Ротриком?

– Какой еще старик? – удивился эрл.

– Ты знаешь о ком я. Ты проболтался. Твои руки выдают тебя. Ты сжался. А уши покраснели – верный признак. Ты что-то прячешь.

– Неужели покраснели? – тонкие пальцы Маера помяли пушистую мочку уха. – Придумываешь?

– С кем ты Маер, – обескуражила Акха прямым жестким вопросом.

– С самим собой, – ответил он, и поднялся на ноги. Но стоять было не просто. Его качнуло в сторону, и чтоб не упасть, пришлось упереться рукой в стену.

– Ух-ты, – удивился он своему состоянию. – Такая вот неожиданность. Пил, пил, и вдруг напился. – Обведя взглядом всю компанию, печально произнес: – Вы славные детишки. Мне жаль, что все так глупо срослось. Но так бывает. Жизнь грубый не отесанный булыжник, из которого не выточишь скрипки. Сидишь в тепле и уюте, весь такой изысканный, тонко чувствующий, душа нежная, как усики у кузнечика. А в голове рождается мелодия – неповторимая, нежная и беззащитная, как пальцы младенца. Ткется, как сложный витиеватый узор на ковре. Стол, бокал вина, мерцает свет свечи, а под рукой чертежи нового корабля. И хочется сделать его таким же неповторимым, сложным и гармоничным, как эта мелодия – туру-тут-туру – туру… – напел он, копаясь в памяти. – И все так прекрасно, и так хочется самому быть прекрасным, и совершить для всех большое чудо. А потом бац! И конец. И ты уже бьешь кого-то молотом по голове. А потом тебя… А потом снова ты… Почему? – Маер высоко понял плечи, и удивленно потряс головой. –Куда, когда все делось? И все трещит, и кругом кровь, и чьи-то мозги, и какие-то обломки костей, и еще что-то липкое с волосами… Как это могло случиться, ведь ты другой, ты умный, славный, ты тот с чертежом… Тот, который для всех, а ни это тупое, вопящее, человека-подобное чудовище. Которое хочет только выжить. Готовое перегрызть горло любому, только бы выжить. Выжить для себя. Выжить и больше ничего. Ничего мы не можем с этим поделать. Вот он ты настоящий. Самый настоящий. А того, с кузнечиками и узорами, как оказалось, ты просто придумал. Потому что так удобно. Но жизнь заставит тебя стать честным. Жизнь, свинорылая старуха, с копытами вместо рук, и к каждой роже она поднесет зеркало, чтобы мы, наконец, увидели свое мерзкое отражение. Сухая, бесчувственная. Да, – погружаясь в себя, заключил он. – Жизнь не солнечный зайчик… Прощайте, мои милые, славные друзья. Жаль, что так сложилось. Все могло бы быть иначе. Прости Акха, но ты не оставила мне выбора.

Не твердым шагом Маер направился к выходу. Эламир отошел в строну, давая ему пройти.

– За что же вы извиняетесь эрл? – спросил он, но Маер не ответил; он вышел из комнаты, дубовая дверь за ним подалась назад, но черный солдатский сапог не дал ей закрыться. В проеме двери показался край кольчуги, одного из телохранителей эрла.

– А вот это все очень плохо, – заметил Эламир.– Я ничего не понял, что он там говорил, но мне все это не понравилось.

– Зачем он так плохо говорил про Лемана? – задумчиво произнесла Эльза, разглядывая тень от солдатского шлема, упавшую на пол. – Жалко, что он сам ушел: я хотела его прогнать. А я, глупая, его еще на ужин звала…

– Надо попробовать закрыть дверь, – прошептала Акха. – Я вытащу из камина кочергу, и обожгу этому солдату ногу. Он дернется, навалимся вместе на дверь, и задернем засов.