Неоправданная ставка

Неоправданная ставка
Артур Саянов

"Неоправданная ставка" – это роман о мистических взаимосвязях нашей реальности с миром сновидений, действительности и давно прошедших времен великолепных замков. Ожившие карточные фигуры, наделенные разными характерами, оказываются героями увлекательной истории, в которой поиски магического кристалла монахами таинственного ордена переплетаются с дворцовыми интригами, пиратскими баталиями, любовью и приключениями в станах Востока.

Артур Саянов

Неоправданная ставка

Homo propоnit, sed deus disponit.

Человек предполагает, а Господь

располагает.

Сердце человека располагает его

путь, но только от Господа зависит

направить стопы его.

Фома Кемпийский

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава I

АМУЛЕТ

Тёплое апрельское солнце клонилось к закату, когда к каменистому морскому берегу пристала маленькая лодка, из которой выпрыгнул мальчик лет тринадцати. Он тщательно намотал верёвку на торчащий из камней металлический крюк, дабы лодку не утащило отливом, достал холщовую сумку с рыбой и, насвистывая, незамысловатую мелодию, пошёл вдоль берега. Под ногами зашуршала мелкая морская галька. Блеснувший в накатившейся волне лучик привлёк внимание мальчугана, и он зачерпнул ладонью камешки в том месте, где заметил блеск. Необычный фиолетовый камень был исчерчен золотистыми полосками, которые таинственно поблескивали на солнце. Внимательно приглядевшись, он обнаружил, что полоски и чёрточки на камне напоминают человеческое лицо, причём линия, похожая на губы, изгибается, подобно улыбке.

Бурная фантазия перенесла юного рыбака в мир легенд: «Бог морей дарит мне амулет, который будет указывать места, где есть рыба». Довольный находкой, мальчик вернулся домой, выложил из сумки нехитрый улов из нескольких мелких рыбёшек и, забравшись на чердак, предался размышлениям: «Даже камни умеют улыбаться. Ещё бы, лежал в море пару тысяч лет, а теперь перекочевал в тёплый карман. А почему так ярко блеснул? Не блеснул, а подмигнул своим золотым глазом», – думал мальчуган, разглядывая камень.

– Ричард, хватит бездельничать, – услышал он голос отца. – Завтра в поле, и никаких морских прогулок.

– Но я сделал всё, что ты сказал, – ответил Ричард, провиснув в чердачном проёме.

– Ты хочешь сказать, что привёз двадцать тачек земли?

– Отец, неужели ты не видишь, что дело не в земле: наша земля не хуже, чем та, которую мы возим, просто её необходимо удобрить.

– Ты, плоть от плоти моей, взялся учить меня? Завтра привезёшь двадцать пять тачек, а я посчитаю.

Возражать было бесполезно, и Ричард, покинув любимое убежище, поплёлся в свой маленький чулан, где находилась его кровать. Это было единственное в доме место, где удавалось находиться без пристального внимания глаз отца-благодетеля. На эту тему Эпштейн-старший любил обстоятельно потолковать холодными зимними вечерами, опорожняя очередную бутылку дурно пахнущей жидкости. Этот дешёвый спиртной напиток в больших количествах производил ближайший сосед Эпштейнов, Леопольд Порацкий. Когда и откуда приехал этот предприимчивый человек, никто в округе не знал, зато все знали, где в любое время суток можно за гроши получить гарантированное состояние глубокой задумчивости.

– Для вас, я благодетель, – говорил Эпштейн, поднимая тяжёлые веки. Я вас кормлю и одеваю. Вы выглядите не хуже других, и не давитесь дурной пищей. – А ты почему молчишь? – при этих словах Эпштейн хлопнул по бедру проходящую мимо жену Марту. Он не рассчитал силу своей руки, способной вязать металлические прутья в узел, и Марта, выронив тарелки, упала. Эпштейн громко расхохотался. – Что, уже ноги не носят? В поле я тебя не отправляю, бездельничаешь целыми днями.

– Не смей трогать маму— с боязнью в голосе, но достаточно громко сказал Ричард.

– Ишь ты, щенок, – рассвирепел Эпштейн-старший, – ты отцу правила устанавливать будешь, что можно, а что нет? А ну, пошёл спать, чтобы я тебя не видел. Завтра будешь возить землю, и пока не привезёшь сорок тачек, с поля ни ногой. Лично прослежу.

До рукоприкладства никогда не доходило, и обычно всё заканчивалось через полчаса затяжным храпом отца, имевшим множественные оттенки, и переливы.

Пристрастие к алкоголю возникло у грозного родителя после неудачной попытки вложить заработанные на скачках деньги. Эпштейн в молодости был хорошим жокеем и получал от коне-заводчика, неплохие деньги. Он сумел купить участок земли и в последующем рассчитывал развить фермерское хозяйство, но купленная земля оказалась настолько бесплодной, что любые из засеваемых культур давали небольшой урожай или, как это часто бывало, пересыхали в стадии роста. Единственным дорогим приобретением стал молодой жеребец, участвовавший в скачках, подаренный Эпштейну за его жокейские заслуги хозяином конюшни.

Утром как правило неразговорчивый и хмурый Эпштейн, уезжал в поле и возвращался только на закате солнца. Он много работал прекрасно понимая, что его труды не приносят желаемых результатов, и всё больше налегал на спиртное, стараясь погасить ощущения безвыходного положения, но помощь пришла приятно-неожиданно.

Хозяин соседних плантаций Сандерс, приехал к отцу с предложением. Фермер решил заняться разведением племенных жеребцов и лучшей кандидатуры, чем когда-то знаменитый жокей Эпштейн, знающий истинную цену скаковых лошадей. Во всей округе вряд ли можно было отыскать более опытного знатока.

Лошадь, на которой приехал Сандерс, была настолько красива, что Ричард не мог отвести от нее восхищённого взгляда. Чёрная, отливающая на солнце серебром, она била копытом, покачивала головой, словно приглашая к знакомству, и мальчик не смог удержаться от соблазна. Пока Сандерс и отец за стаканом вина разговаривали, укрывшись от зноя в прохладном доме, Ричард отвязал лошадь и отвел ее в дальнюю часть загона, не просматриваемую из окон дома. Ловко вскочив в седло, он и не думал уезжать – единственным непреодолимым желанием было посидеть верхом и почувствовать стать этой вороной красавицы. Именно в этот момент раздался раскат грома такой силы, что испуганная лошадь, сломав, как спичку, жердь загона, понеслась в поле.

Неизвестно, что могло произойти, если бы отец, услышав топот копыт не выбежал на крыльцо дома. Он вскочил в седло своего коня, и нагнал испуганную громом лошадь Сандерса. На ходу схватив за уздцы и остановившись, он отвесил Ричарду тяжёлую оплеуху, и ссадив его на землю, поскакал в сторону дома. Ричард шёл пешком, загодя зная, что сейчас наказание неминуемо. После такого       удачного предложения, Эпштеин находился в приподнятом настроении, и увидев сына, подозвал его.

– Ты вырос Ричард, и если я никогда не трогал тебя раньше, то только потому, что ты был ещё мал, и не мог отдавать полный отчёт своим поступкам. Сегодня ты мог испортить всё, и лишь благодаря благодушному прощению Сандерса, этого не случилось. Пришла пора объяснять более внушительными мерами. На этот раз я тебя прощаю, но сразу предупреждаю, в следующий раз накажу, жёстко. Твой дед, порол меня систематически, за самые малые провинности, я же не разу не трогал тебя. Бери тачку, и продолжай возить землю, на дальний откос. Завтра я помогу тебе, а сейчас я еду обед к нашему благодетелю.

Ричирад весь день возил землю и вернулся домой, на закате солнца. Отца ещё не было дома и когда окончательно стемнело, мальчик прихватив керосиновый фонарь, пошёл в сарай служивший, стойлом и дровяным складом. Здесь стоял сундук, в котором отец держал, что-то очень драгоценное, и никогда не показывал Ричарду содержимое это сундука. Любопытство было неимоверным, и мальчуган затаив дыхание, приоткрыл крышку. К своему разочарованию, в сундуке он обнаружил старое, потёртое седло с цифрой семь, уздечку усеянную металлическими кнопками, черные сапоги с низкой голяшкой и красную атласную рубаху. Чтобы было удобнее рассматривать содержимое сундука, Ричард поставил лампу на край, и в самый неподходящий момент, она упала внутрь. Пробка закрывавшая топливный бак выскочила, а вытекающий керосин занялся пламенем.

Ричард бросился к ведру с водой, стоящему в трёх метрах от лошадиного стойла, и вылил содержимое в сундук. Огонь погас, но все вещи находящиеся в сундуке имели непригодный вид. Рубашка, на которую пролился керосин, и попало пламя, было безвозвратно испорчена, и годилась разве что на хозяйственные тряпки. Меньше всего мальчик хотел в этот момент встречи с отцом, но она произошла, так же неожиданно.

После этого случая, спина мальчика еще долго кровоточила, а рубцы остались на всю жизнь. Ричард несколько дней не мог ходить, а потом отрабатывал свою провинность на самом дальнем поле, сплошь усыпанном камнями, которые он складывал на тачку, и вывозил на морской берег. На седьмой день тяжелой физической работы, отец сказал, что со следующего дня, он будет работать на конюшнях мистера Сандерса, чему Ричард невероятно обрадовался.

Мистер Сандерс, в отличие от отца, был человеком мягким, и относился к своим многочисленным работникам, заботливо. Когда он, поблагодарив мальчика за хорошую работу, вложил в его руку несколько монет, Ричард принял его в круг своих тайных друзей, с которыми мысленно разговаривал по ночам, глядя в таинственную бесконечность звёздного неба. Пока в его тайных друзьях числились Мэри – его тайная любовь, дочь фермера Сандерса; сам мистер Сандерс и амулет, которому он дал имя Жуз, или Жузи – если разговаривал с амулетом о чём-нибудь весёлом. Например, о месте, откуда он любит подсматривать, когда на озере купаются девушки, и о том, что у Мэри такое тело, с которого, по его мнению, можно вылепить красивую статую. Девушка часто ездила верхом, и как-то раз, когда Ричард работал на дальнем поле, приехала туда и привезла корзинку с продуктами. Чтобы Ричард не стеснялся, она сама постелила на траву припасённую скатерть, и разложив продукты пригласила стеснительного соседа. Они весело болтали, и много смеялись, вспоминая разные случаи из детства, а потом решили, что он будет тайно называть её Эм, а он отныне будет зваться Рич. Когда Мэри уехала, он вдруг подумал, что очень хочет встретится с ней ещё раз.

Периодически он работал на конюшнях Сандерса, и виделся с Мэри, но она была очень сдержанной, и после нескольких приветственных слов, как правило уходила. Лишь спустя несколько месяцев, Ричард, понял почему она так строго себя вела. Набожность её матери, не позволяла открытого общения в таком возрасте, и любой невинный разговор вызывал раздражение. Мэри была на три года старше своего избранника, и в первые дни осени отмечала свой шестнадцатый день рождения.

Ричард всегда хотел совершить поступок, за который его будет уважать отец, мистер Сандерс, и конечно Мэри, но в повседневной рабочей рутине, всё было обычно-размеренно, и не представлялось удобного случая.

В один из дней, когда отец с раннего утра уехал в город и должен был вернуться только поздним вечером, Ричард, несмотря на то что получил строгий наказ привезти ещё пятнадцать тачек земли на дальнее поле, решил отправиться на рыбалку. Землю, перемешанную с лесным перегноем, можно навозить после обеда, вернувшись с рыбалки. Даже если привезёт пять, вряд ли будет проверять. Если удастся хороший улов, то отец ещё и похвалит.

Придя на берег, и с немалым удовольствием отметив мертвый штиль, когда морская гладь напоминает огромное зеркало, Ричард стащил лодку на воду и налёг на вёсла. Отойдя на несколько десятков метров от берега, он достал из кармана амулет, и удобно устроившись на дне лодки, завёл разговор.

– Что вменялось в твои обязанности друг мой Жус? – глядя на амулет говорил он, – Ты не отмалчивайся, как обычно, так вот в твои обязанности входит подать мне знак, где лучше всего порыбачить. Я грею тебя под подушкой каждой ночью, а ты немой лентяй, не хочешь мне помогать. Может ты вовсе и не амулет, и Жусом я тебя зря назвал?

Разговаривая с камнем, он задремал, и уснул. Проснувшись от чувствительных покачиваний, незадачливый рыбак к своему ужасу обнаружил, что пока он спал, лодку отнесло от берега на приличное расстояние. Очертания прибрежной полосы окутало дымкой тумана, а ветер становился всё сильнее, и стал слышаться какой-то мистический вой, то усиливающийся, то затихающий. Ричард вглядывался в окутавшую пелену, когда почувствовал удар лодки о камни, от которого он чуть не вылетел за борт. Здесь туман разрывался, обнажая скалистый берег. Ричард знал о существовании этого острова, прозванного мореходами за несколько веков Островом семи ветров. Ветер, продувающий многочисленные гроты, так громко завывал, что моряки безошибочно определяли направление ветра по его характерному и разнообразному звучанию. Вероятнее всего, раньше это был вулкан. На каменистой почве острова ничего не росло, потому что земля была насыщена едкой породой, поднятой из недр, и любое случайно принесённое птицами семя, попадая в такую почву, сгорало. Зато это был настоящий рай для морских птиц, крики которых были слышны по всей округе.

Мальчик решил, что гораздо лучше будет переждать непогоду в одной из пещер острова. Он несколько раз бывал здесь раньше в надежде раздобыть птичьи яйца, но гнёзда находились так высоко, что попытки добраться до них, кроме шишек и ссадин, ничего не приносили. Потребовалось немало усилий, чтобы как следует закрепить лодку, затащив её в жерло грота. Взяв с собой нехитрые съестные припасы, он полез в расщелину, которая уходила в глубь острова. Аппетит так разыгрался, что хлеб и варёная кукуруза были съедены незаметно. В карманах у Ричарда всегда были пшеничные зёрна, которые хорошо утоляли голод, но он решил пока их не трогать.

Ветер жутко завывал, а молнии сверкали так близко, словно хотели расколоть остров пополам. Пока не начало смеркаться, Ричард пробрался к лодке, но волны с такой силой бились о скалы, что при первой попытке лодку отплытия, разобьёт в щепки. Он решил не рисковать и, достав большой кусок плотной материи, которой обычно прикрывал рыбу от солнца, вернулся обратно, раздосадованный тем, что другого выхода у него нет, и ночевать придётся на острове. Ветер то и дело менял направление, а небольшой скальный выступ уже не мог прикрывать его от секущих капель. Ричард решил укрыться в пещере и осторожно полез по скользкому склону к виднеющемуся тёмному зеву пещерного хода. Внутри было темно и холодно, найти подходящее место для ночлега не представлялось возможным. Так он просидел до темноты.

С наступлением сумерек дождь прекратился, но сильный порывистый ветер продолжал страшно завывать в пещерных коридорах и с силой бросать волны на скалы. Ричард выбрался из пещеры и, укутавшись, устроился под тем же валуном, который днём служил ему укрытием. В небе засверкали звёзды, что предвещало ясную погоду утром. Зёрна оказались очень кстати. Ричард забрасывал по нескольку зёрнышек в рот и, тщательно разжёвывая, размышлял. Самое плохое во всём произошедшем было то, что родители будут переживать, куда он пропал. По приезде домой его ждёт хорошая трёпка. Вряд ли плохая погода спасёт его от отцовского гнева. На зубах что-то хрустнуло. Он совсем забыл о том, что в карман с зернами он в спешке положил амулет. Со злостью мальчик выплюнул его вместе с зёрнами и схватился за щеку рукой. Некоторое время зуб еще болел, но постепенно сознание затуманилось, и мальчик уснул.

Его разбудила утренняя прохлада, солнечные лучи и гомон птиц. Пробравшись к лодке и спустив её на воду, Ричард что есть сил налёг на вёсла. Метров за пятьдесят до берега уже можно было различить фигуру отца. Лодка ещё не причалила, а отец с бранью набросился на мальчика. Оправдываться было бесполезно, поэтому сын молча сносил подзатыльники, сопровождавшиеся отцовскими наставлениями.

К вечеру у Ричарда начался сильный жар. Мать настояла, чтобы он остался дома, и отец, чернее тучи из-за того, что Ричард не выполнил наказа, уехал в поле один. Благодаря мазям и отварам мальчику стало гораздо лучше. Лёжа в постели, Ричард думал об Острове семи ветров, на котором он оставил свой амулет. «Ничего, пусть полежит, послушает завывание ветра и подумает, как ломать друзьям зубы. Зато потом обрадуется, когда я за ним вернусь».

Любовь к морю была настолько велика, что мальчик долго не мог заснуть, если не слышал размеренного дыхания прибоя. Ричард любил дышать вместе с прибоем: делал глубокий вдох, когда волна накатывала на берег, и выдыхал, когда отходила. Потом делал выдох, пропуская одну волну, две волны, и так дошёл до десяти. Возникало ощущение, словно он дышит вместе с морем. Когда-нибудь он научится держаться под водой больше двух минут.

Всю следующую неделю Ричард возил землю и разбрасывал в поле, подготавливая к посеву, и всё это время не переставая думал про амулет. Наконец настал день, когда отец уехал в город и должен был вернуться только к вечеру следующего дня. Другого более удобного случая могло не представиться, и Ричард решил съездить на остров. Погода стояла ясная, на море был полный штиль, он быстро добрался до острова, привязал лодку и пошел искать своего каменного друга. На месте памятной ночёвки Ричард с удивлением обнаружил несколько пробившихся пшеничных ростков, среди которых лежал амулет. «Ах, друг мой! Да ты так соскучился по мне, что решил подсказать, где тебя искать», – подумал мальчик, с нежностью поднимая талисман. Мордочка, за тысячи лет нарисованная на камне песком и золотом, излучала довольную улыбку. Ричард бережно очистил амулет и, завернув в небольшую тряпицу, положил в нагрудный карман.

Рисунок № 1