– Лежнёва с мадам связывали какие-то непростые отношения. Возможно, они были любовниками. Но это их личное дело. Интересно другое. Лежнёв гражданин Франции, вы это знали? Из семьи эмигрантов еще первой волны. И вот мадам привозит его в Москву, получает для него разрешение на работу и устраивает водителем к мужу. За год до его гибели. Это не вызывает у вас подозрений?
– Пока нет.
– Хорошо, дам ещё одну наводку. На Кипре зарегистрирована фирма «Ай-ти интернейшнл». За два месяца до катастрофы на Ново-Рижском шоссе радиостанция «Весна», которой в то время руководила мадам, заключила с ней договор на поставку нового оборудования для студии и перевела на её счёт 800 тысяч евро. Причём таких денег на счету станции не было, мадам получила кредит в Альфа-банке под залог своих акций. Под довольно высокий процент. Никакого оборудования не поступило до сих пор. Я предполагал, что у нас об этом зайдёт разговор и захватил для вас копию платежки. Вот, возьмите. Не кажется ли вам, что эти 800 тысяч евро – плата вовсе не за мифическое оборудование, а совсем за другое?
– За что? – спросил Молчанов.
– За убийство Григория Вознюка.
– Очень смелое предположение!
– А вы поинтересуйтесь еще раз обстоятельствами автокатастрофы. Возможно, моё предположение не покажется вам слишком смелым.
– Кому принадлежит кипрская фирма?
– Ключевой вопрос, – кивнул Файнберг. – Ответ на него придется искать вам. У меня есть кое-какие предположения, но я не буду ими с вами делиться, чтобы вы не посчитали меня сумасшедшим.
Он еще немного посидел и поднялся.
– Мне больше нечего вам сказать. Я буду счастлив, если мои домыслы окажутся бредом. Очень неприятно жить в мире, населенном ядовитыми гадами. Даже если они принимают обличье прелестных женщин.
Разговор с Файнбергом заставил следователя Молчанова вернуться к архивному делу. Он подготовил официальные запросы в Счетную палату и в комиссию по борьбе с отмыванием денег Министерства финансов с просьбой выяснить, кто является владельцем фирмы «Ай-ти интернейшнл», зарегистрированной на Кипре, и принёс на подпись прокурору. В то время следствие еще не выделили из состава прокуратуры, что произошло позже и сделало Генпрокуратуру и Следственный комитет непримиримыми врагами. Тогда же следователи напрямую подчинялись прокурору и без его санкции не могли ничего предпринимать. Прокурор недовольно поморщился: «Ерундой занимаешься. Будут они искать, разогнался». Но запросы всё-таки подписал. Потом Молчанов перечитал заключения экспертов и долго рассматривал снимки с места аварии. «Мерседес» Вознюка врезался в нож бульдозера точно правой половиной радиатора. Чуть левее, и Вознюк остался бы жив, нож бульдозера выдрал бы правую боковину машины. Чуть правее – никакие ремни безопасности не спасли бы водителя.
Через несколько дней Молчанов взял из архивного дела снимки разбитой машины, сделанные с разных ракурсов на месте происшествия, и поехал с ними в Дмитров на автодром НАМИ. Опытные водители-испытатели в один голос сказали, что специально совершить такой наезд невозможно. Разве что за рулем «мерседеса» был такой ас, каких в России просто нет. Да и в мире единицы, Михаэль Шумахер, Мика Хаккенен и еще, может быть, Жак Вильнев. Это должен быть не меньше, чем пилот международного класса, выступающий на "Формуле-1". И прежде, чем на такое решиться, он должен был изучить место до последнего сантиметра.
В списке свидетелей аварии был отставной подполковник, работавший ночным сторожем дорожной строительной техники. В деле было его описание аварии – то, что он увидел из своей будки, проснувшись от грохота. Молчанов встретился с ним и попросил вспомнить, не видел ли он «мерседес» черного цвета за день или больше до ДТП. Тот подтвердил: видел, дважды. Оба раза водитель был один, оставлял тачку в стороне, а сам ходил по обочине, осматриваясь и двигаясь так, словно бы считал шаги. Судя по описанию, это был Павел Лежнев.
И еще одно заинтересовало следователя Молчанова. Что заставило Вознюка гнать с такой скоростью по ночной дороге? Ирина Керженцева, допрошенная сразу после ДТП, показала, что в ту ночь она почувствовала себя плохо, вызвала скорую, но та всё не ехала, и она позвонила мужу, вовсе не рассчитывая, что он всё бросит и помчится в их загородный дом в элитном коттеджном посёлке Княжье озеро на Ново-Рижском шоссе. Но на подстанции скорой помощи вызов был не зарегистрирован, а диспетчер заверила Молчанова, что машины они всегда посылают, хотя, бывает, не сразу. Вызовов много, а скорых мало.
Лежнева найти не удалось. Выписавшись после аварии из больницы, он вернулся во Францию. Молчанов запросил Международную федерацию автогонщиков, состоит ли в ней гражданин Франции Павел Лежнев. Оттуда ответили, что такого человека в их списках нет и никогда не было.
Минфин молчал, Счетная палата молчала. Следователь понял, что прокурор прав, будут они реагировать на запросы какой-то городской прокуратуры. Он вернулся к текущим делам – квартирным кражам, угонам машин, бытовому членовредительству, чем каждый день были вынуждены заниматься следователи, работающие на земле. В душе осталось легкое сожаление, что ничем кончилось интересное дело, которое могло дать толчок его карьере. Молчанову было тридцать два года и еще не все иллюзии молодости заглушила проза жизни.
И вдруг, месяца через два, когда он и ждать перестал, пришёл ответ из Минфина: «На ваш запрос сообщаем: фирма «Ай-ти интернейшнл», зарегистрированная в офшорной зоне на Кипре, принадлежит гражданину Франции Полю Леже. За всё время её существования зафиксирована только одна трансакция, на счет фирмы поступило 800 тысяч евро от московской радиостанции «Весна». В настоящее время никакой деятельности не ведёт».
Молчанов не сразу понял: кто такой Поль Леже? Потом догадался: да это же Павел Лежнёв, переделавший своё имя на французский манер. Значит, и в списках Международной федерации автогонщиков он может быть под таким именем? Ответ на повторный запрос подтвердил его предположение. Да, Поль Леже был пилотом «Формулы-1» и выступал за команду «Рено». Первых мест не завоевывал, но считался перспективным молодым гонщиком. Но в 2003-м году, находясь в состоянии алкогольного опьянения, посадил в «феррари» свою любовницу Люсьену Дюруа, которая была на тридцать лет старше его, и устроил гонку на загородном шоссе. Машина принадлежала мадам Дюруа. На одном из поворотов не справился с управлением и врезался в асфальтовый каток. Об этом случае писали многие французские газеты. Пассажирка погибла. Следствие установило, что незадолго до этого мадам Дюруа изменила завещание в пользу Леже, но на суде преступный умысел доказать не удалось. Он был приговорен к лишению свободы на два года и пожизненно дисквалифицирован. Через год его освободили за примерное поведение.
В Международной федерации автогонщиков работали добросовестные люди. К ответу была приложена фотография Лежнёва, сканированная из какой-то газеты. Черные волосы до плеч, щегольские, казавшиеся фатоватыми усы, высокомерное лицо.
Всё сложилось. Молчанов получил постановление прокурора о возобновлении уголовного дело по вновь открывшимся обстоятельствам. Прокурор по-прежнему не одобрял его прыти, но постановление подписал. Он понимал: сказать «нет» молодому следователю легко, но потом поди-ка добейся от него проявления инициативы.
Молчанов вызвал Ирину Керженцеву на допрос в качестве свидетеля. Она не явилась. Вторую повестку тоже проигнорировала. Молчанов послал третью повестку и предупредил, что в случае неявки она может быть доставлена на допрос в принудительном порядке. Она приехала на «бентли» с водителем и охранником, переполошив всех следователей своим видом, на допросе держалась сухо, на многие вопросы отвечала «Не знаю», «Не помню». Она не помнила, когда и при каких обстоятельствах познакомилась с Павлом Лежневым, не знала, как он оказался водителем её мужа. Это была ложь, в консульском отделе МИДа сохранилось её заявление с просьбой дать Лежнёву разрешение на работу в России. Она не знала ни о какой кипрской фирме и никогда не имела с ней никаких дел. Это тоже была ложь, на договоре с фирмой стояла её подпись. Но Молчанов не стал припирать её к стенке. Он завершил допрос, дал ей подписать протокол и взял с неё подписку о невыезде, предупредив, что вызовет её еще.
Новую повестку он послал ей через неделю. Из холдинга позвонили и сообщили, что Ирина Керженцева улетела за границу. Куда – этого в холдинге не знали. Зато знали в пограничной службе. Она вылетела в Париж. Молчанов перевёл её из свидетелей в обвиняемые и подготовил документы для объявления её и Павла Лежнёва в международный розыск.
Ирину арестовала итальянская полиция в Риме. На суде, решавшим вопрос о её экстрадицию в Россию, её адвокат настаивал, что дело политически мотивировано, так как кабельные телеканалы медиахолдинга проводили антиправительственную политику, транслировали в прямом эфире митинги оппозиции на Болотной площади и проспекте Сахарова. Суд не счёл эти доводы основательными, решение об экстрадиции было принято. В Рим вылетел майор Российского национального бюро Интерпола Сергей Старостин.
VII
– Ты говорил, что сотрудники Интерпола имеют право подключаться к уголовным делам на любой стадии и встречаться с обвиняемыми в СИЗО без санкции прокуратуры, – напомнил Панкратов Игорю Касаеву, когда они встретились, чтобы обсудить то немногое, что за эти дни успели узнать. – Это так?
– Да.
– Разрешение начальника Интерпола нужно?
– Нет.
– Протоколы допросов ведутся?
– Не всегда. Часто это не допросы, а беседы.
– Отчёты о них составляются?
– Очень краткие. Когда подробные не нужны по делу.
– Где сидела Ирина после экстрадиции? – продолжал Панкратов.
– В Лефортово.
– Мог Сергей с ней там встречаться?
– Думаю, да.
– Хорошо бы узнать, сколько раз и о чём они говорили.
– Я думал об этом. У меня есть допуск ко всей нашей базе данных. Я проверил. Нет ни одного упоминания о том, что Сергей с ней встречался. Ни одного отчёта, даже самого короткого.
– О чём это говорит?
– О чём?
– Он не хотел, чтобы об этих встречах кто-нибудь знал. И это наводит на размышления.
Они сидели в двухкомнатной квартире Панкратова на Тверском бульваре. Квартира была небольшая, обставленная не то чтобы скудно, но без изысков, по-холостяцки. Во всяком случае, женской руки в ней не чувствовалось.
– Вы женаты, Михаил Юрьевич? – полюбопытствовал Игорь.
– Больше двадцати лет. Ты хочешь спросить, где жена? Она живёт в другом месте. Так вышло. Однажды мы разошлись, потом сошлись, да так и осталось: она у себя, я у себя. Иногда встречаемся. Она всё таскает меня на выставки и в театры, приобщает к искусству.
– Приобщаетесь?
– Честно сказать, не очень. Чего в юности не заложено, с возрастом не восполнишь.
– Дети у вас есть?
– Дочь. Она уже взрослая, живет с матерью. Недавно родила внука. Так что я уже дед. Давай вернёмся к нашим делам. Мы вряд ли узнаем, о чём говорил Сергей с Ириной в Лефортово. Но сколько раз он с ней встречался, узнать можем. Во всех СИЗО ведут журналы посещений, фиксируют, кто, когда и к кому приходил. Адвокаты, следователи, родственники, когда им разрешают свидания. Было бы очень любопытно взглянуть на такой журнал. Удостоверение Интерпола даёт тебе это право?
– Нет. Разве что будет официальная бумага от начальства.