У меня резко вспыхнули щеки, и сердце ухнуло куда-то вниз. Вот это переход, конечно, от Пастернака до признаний в любви.
«Ты чего?)) Головой стукнулся?» – решила я сначала ответить Сашке. Тут же пришел от него ответ:
«Блин))) Ин-Ин, это не тебе, прошу прощения».
Что? Серьезно? Как в старых добрых анекдотах. Надо еще Маринке написать, она ждет. Ее сообщение так и мигало без ответа.
«Откуда мне знать, торопишься ты или нет? Я подобного никогда не испытывала. К сожалению».
Настроение почему-то было окончательно испорчено. Вот тебе и любимый вечер пятницы.
Звуковое уведомление известило о новом сообщении. От Саши. Сердце гулко забилось, на сей раз послание для меня:
«Пастернак – это сплошное настежь:
все двери с петли: в Жизнь.
М. Цветаева
Входи, мой друг, входи без стука.
Для нашей дружбы нет двери.
Мои стихи к тебе послушай,
Я – вся внимание – твои.
Входи, мой друг. Ведь дверь взлетела.
Ее, как перышко, несли
Те письма – белые метели,
Любви и дружбы корабли.
Входи, мой друг, – родней не будет,
И знай: не стоит и гроша,
Когда жена тебя ревнует, —
Ведь я с тобою – лишь Душа…
Придешь без стука ты на помощь
Как ангел дочери моей.
Ты все, что с нами было, помнишь,
Мой самый близкий из людей…»
Далее Сашка написал: «Правда, эта дружба больше, чем любовь? И это классно».
«Правда», – ответила я. – «Только спать очень хочется. В выходные увидимся!»
* * *
В выставочном зале на этой неделе современное искусство. И я, честно говоря, в этом совсем не разбираюсь.
Молча слонялась от картины к картине и откровенно сдерживала зевок, так как Саша велел притащиться сюда к самому открытию. И это в воскресенье! В единственный законный выходной.
– Саша, что означает этот нарисованный крючок? – шепотом спросила я друга, чтобы его приятели-снобы не дай бог не услышали.
– Какой крючок? – искренне удивился Сашка. – А! Это скрипка!
– Какая скрипка? – в свою очередь удивилась я. – Вот это? Вот это скрипка? Ты смеешься? Я что, не знаю, как скрипки выглядят? А где тогда палка эта…
– Палка?
– Ну, прутик такой!
– Ты имеешь в виду смычок?
– Ага, – радостно закивала головой я. Саша, глядя на меня, просто махнул рукой. Мол, чего с тебя взять.
Немного погодя выставка мне эта вообще наскучила. Но уйти я не могла, потому что до сих пор не увидела здесь самого главного – Лизу.
– Ну, где твоя подлиза? – пристала я опять к Сашке.
– Ты о ком? – сделал непонимающий придурковатый вид он.
– О твоей новой пассии.
– Она задерживается.
– Какая непунктуальная Луиза, – сердито заметила я.
– Да что с тобой сегодня? Ты чего на нее уже взъелась?
И, правда, чего взъелась, не знаю. Обычно мне плевать на Сашкиных пассий. Может, я просто чувствую, что она неприятная особа, и хочу предостеречь друга от разочарований?
– О, вот она! – Саша со всей дури заехал мне локтем в живот. Я чуть ли пополам не согнулась.
– Ты совсем уже чокнулся, что ли?..
Но Сашки уже рядом со мной не было. Вернее, не было обычного, уверенного в себе Сашки. Вместо него рядом стояла подбоченившаяся кисейная барышня, томно вздыхающая при появлении той самой Лизы. А вздыхать там есть по кому. Ноги от ушей, фигура как у модели с обложки журнала «Спортс Иллюстрейтед», и роскошные темно-русые кудри до поясницы. Причем кудри свои! А не эти безвкусные локоны, накрученные на плойку…
– Она тебе понравится! – весело сообщил мне Саша.
– Да я вообще ее уже люблю, – криво улыбнулась я.
Пока ясно одно: в современном искусстве она разбирается так же, как и я. В глазах Лизы-подлизы паника и даже некая брезгливость. Оставшись один на один с той самой, как оказалось, музыкальной картиной (пока Сашка-сноб вступил в полемику со своими друзьями-снобами), Лиза достала телефон и… Что она там делает, не вижу! Чекинится?
– Хрень полная, верно? – подкралась я к ней сзади.
– Что, прости? – Оторвавшись от телефона, Лиза натянуто улыбнулась мне.
– Ты ведь Лиза? Я – Инна! Сашина подруга. И я о картине: согласись, чушь?
– Ну, зачем же ты так.
Так! Это что означает?
– Вот этот крючок – скрипка, представляешь? Больше похоже на крошечный гнутый гвоздь.