Френдзона

– Да он же все время теперь со своей подлизонькой, я тебе говорила, – сердито ответила я. Маринка посмотрела на меня с подозрением.

– Слушай, если бы я так хорошо не знала вас двоих и ваши отношения, то решила б, что ты его ревнуешь.

– Да ну тебя! – Я, если честно, даже не знала, что на это ответить. К счастью, в класс в этот момент вошел наш физик. Уж лучше выйти к доске и попытаться пересказать мучительный параграф, который я, к слову, как обычно не поняла, чем объяснять Марине, что в последнее время творится у меня на душе.

* * *

В субботу дома кипела работа. Мама готовила повидло из поздних сортов яблок, которые нам принесла соседка. Сколько помню себя в этой квартире, в которую мы с мамой переехали после развода родителей, немолодая женщина с третьего этажа каждую осень тащит нам яблоки. А мы и не против.

Как и бывает обычно по субботам – у нас генеральная уборка. Мы с мамой уже давно распределили обязанности. Стирка, влажная уборка, глажка, готовка каких-нибудь вкусностей… Как говорит мама, нужно побольше всего сделать в субботу, чтобы все воскресенье отлеживаться кверху пузом на диване. Мама-то, может, и отлежится. А мне предстоит поездка на дачу и выполнение домашнего задания. Буэ!

После того как привела паркет в порядок, я взгромоздилась на подоконник. Двор жил своей ленивой жизнью. В уже чуть застывших лужах ковырялась малышня, сосед сверху пылесосил салон своих старых «Жигулей». Я, если честно, даже ни разу не замечала, чтобы он куда-то на них выезжал. Машина, наверное, уже давно не на ходу. Сосед поднял голову и посмотрел на наши окна. Будто почувствовал, что за ним наблюдают. Мне ничего не оставалось, как состроить приветливую мину и кивнуть. Мужчина поежился от ветра, повыше поднял меховой ворот куртки и отвернулся, продемонстрировав мне могучую неприветливую спину. Вот так и здоровайся с соседями, проявляй дружелюбие.

Кстати, похоже, что осень в этом году решила обойтись без бабьего лета. Или я в своей зашторенной комнате его просто пропустила. Ветер зло трепал единственный оставшийся лист на ветке, которая торчала под нашим окном. Дома было тепло, чисто и, как обычно, уютно. Но я почему-то ощущала себя тем сиротливым желтым листом, который оказался по ту сторону оконной рамы.

Из соседнего подъезда вышли Саша и его ненаглядная Лиза. На подлизе красивое бежевое пальто и кожаные полусапожки. Девушка подняла воротник и поежилась. Сашка тут же схватил ее за плечи и, глядя в глаза, стал что-то быстро говорить. Лиза счастливо рассмеялась, задрав свою кудрявую голову. Ладно, признаюсь и поправлюсь: задрав свою красивую кудрявую голову.

В комнату зашла мама:

– Ты кого там высматриваешь? Сашу?

– Вот еще!

– Я его из окна на кухне тоже увидела.

– Ничего подобного! Я первая пришла на подоконник, а они уже потом выперлись.

– А что это за девочка с ним?

– Понятия не имею, – буркнула я. – Пообедать бы уже.

– А я как раз за тобой, – улыбнулась мама. – Пойдем, я тебе твою любимую пиццу испекла. С сыром моцарелла.

Тут что-то не то. Как нерадивые провинившиеся мужья вымаливают прощения у жен, купив им букет роз, так и моя мама, когда ей что-то от меня нужно, печет пиццу. И ведь давит на больное место! Аж слюнки потекли…

Я уже знала, с чего начнется наш разговор и к чему он приведет. С тех пор как я поругалась с отцом на кухне, мама сама не своя. Все хочет нас примирить.

– Мам, только давай я сначала поем? А задушевные беседы потом. А то кусок в горло не полезет.

Вру. Я так устала драить квартиру и так хочу есть, что проглочу пиццу вместе с противнем.

После обеда мама начала:

– Инна, знаешь, как это бывает, родные люди наговорят гадостей, а потом сожалеют. А бывает, даже не успевают сказать друг другу самое главное: люблю и прости.

– Это ты к чему? Я в последнее время ни с кем из родных не ссорилась. Если ты о папе, то он мне чужой.

– Инна…

– И почему не успевают сказать? Папа смертельно болен?

– Типун тебе на язык! Ты что такое говоришь? Инна, не будь монстром, – испугалась моих слов мама.

– Да я просто предположила. Зачем тогда этот разговор? Извиняться все равно не буду. Во-первых, это не в моих правилах, а, во-вторых, мне просить прощения не за что.

– Не в твоих правилах… – эхом отозвалась мама. – Инна, ты сама себя слышишь? Ты еще и жизни-то не видела!

– Я себя слышу, – спокойно откликнулась я. – Но и ты меня услышь! Если он первым извинится, я, возможно, и пойду на мировую. А так…

– В том-то и дело! – горько воскликнула мама. – В том-то и дело, что вы – два упрямца. Неужели так сложно произнести: «Прос-ти!», «из-ви-ни меня!»? Ты не представляешь, какую легкость ты можешь после этого испытать.

– А мне и так нетяжело, – вздохнула я. Обманываю, конечно.

– В любом случае, здесь и тест на ДНК никакой не нужен. Ты – упрямая дочь своего упрямого отца, – грустно подытожила мама.

Звучит обидно, но не поспоришь. И так паршиво на душе. И пахнет яблоками.

* * *

Вечером выяснилось, что у меня сразу два провожатых на дачу. Сначала позвонил Сашка, сказал, что жутко соскучился (ну да, ну да) и готов ехать со мной хоть на край света. На мой вопрос, как же его расчудесная Лиза, он ответил, что ей нужно к понедельнику готовиться к какому-то коллоквиуму в университете. Мы договорились с Сашкой на раннее утро, чуть ли не на первую электричку. Конечно, друг мог бы взять у отца машину, но родители, по его словам, завтра сами собираются уехать по делам. «Ну, разумеется, – язвительно подумала я, – зачем брать машину? Все свои! Не перед кем покрасоваться на дорогой иномарке». Это я к тому, что несколько раз видела, как Сашка садился в машину с Лизой и как небрежно трогался с места… А меня вот так ни разу не прокатил. Хотя бы кружок вокруг дома навернули.

Потом объявилась Маринка. Оказывается, Кораблев завтра целый день должен провести со своей семьей, у них там какое-то мероприятие, и отлучаться ему ну никак нельзя. Так что Марина в воскресенье свободна как птица.

– Отлично! – обрадовалась я. – Значит, с утра втроем поедем.

– Втроем? – удивилась Маринка. – Саша с нами?

– Ага, объявился тут, наконец. Сто лет его уже не видела. Неужели от своего кудрявого барана отделался, – недовольно буркнула я.

Трубка промолчала.

– Алло? Марин, ты тут?

– Я? Э-э, да! Слушай, Инна, – начала неуверенно Марина. – Тут вот мама сейчас говорит, завтра ей помочь надо по дому. Вечером к нам какие-то гости придут, да и вообще… Езжайте с Сашей вдвоем.

– Да? Ну, хорошо. Только мы вдвоем быстро не управимся, за лето на даче всего пару раз с мамой были. Там еще листвы, наверное…

– Зато подольше пообщаетесь, – хмыкнула Марина. – Нервишки друг дружке потреплете, как обычно.

Мы еще поболтали немного на разные темы, школьные и не очень, а затем простились до понедельника.

Я натянула наушники (люблю засыпать под музыку) и легла в постель с мыслями о завтрашней поездке на дачу. Слов не подобрать, как дорого мне это место. Правда, чем старше я становлюсь, тем почему-то реже мы туда приезжаем. Самое классное, что есть в нашем доме, – это старый чердак. Он не захламлен всякими ненужными вещами. На нем нет таинственного сундука с сокровищами или платьями, ожерельями начала прошлого века. Зато там есть незалатанная крыша и пыльный гамак. Мама побаивается заходить на чердак, ссылаясь на домовых и летучих мышей. Я человек, в отличие от мамы, рациональный и во всякую подобную ересь типа домовых не верю. И мышей не боюсь. Тем более что за все время ни одной не видела. Правда, однажды мне показалось, что из леса к нам в гости на чердак залетал филин. Пока глаза привыкали к темноте, кто-то грустно ухнул в углу, а затем, тихо захлопав крыльями, выпорхнул в разбитое чердачное окно.

В августе я обязательно ночевала на чердаке. Из-за звездопада. Именно это явление, которое чудесно было видно благодаря нашей дырявой крыше, якорем держало меня в летние прохладные ночи на чердаке.

Засыпая, я впервые за несколько вечеров не думала о Саше. Наверное, потому что волноваться не о чем, – завтра я, наконец, проведу весь день с ним. Как бы я вечно ни ворчала, что он как банный лист, с приходом в наши жизни Лизы все круто изменилось. Я впервые осознала, что мне не хватает общения с Сашей. Как с другом, разумеется. А Саша, похоже, впервые серьезно влюбился. Потому как до этого, гуляя с другими девчонками, моей компанией он не пренебрегал.

Я уже окончательно проваливалась в сон, из наушников тихо доносилась песня Джеймса Моррисона «Up». Мягкий голос пел: