Мост

– Сейчас буду шить культи. Если обещаешь не падать в обморок, можешь остаться помочь.

Я пообещал не падать.

И не упал.

– Нить не дергайте, она сама рассосется, – размеренно объяснял доктор, втыкая изогнутую иглу прямо в тело, – ничем не мажьте, ничем не присыпайте местным, я дам раствор, омывай им и после каждый раз оборачивай в чистое и утюженное. Грязное с нее все выброси. Болеть будет у нее адски. Дам шарики, растворяй по одному в воде, давай пить. Шарик в день, не больше, а то умрет. Больше не давай, пусть лучше покричит. Хорошо, что сейчас не в себе, а то мы б с тобой намучились держать и шить.

Он ловко обмотал каждую культю чистой тканью, приподнял голову Хромоножки и влил ей чего-то в рот. Едва глоток.

– Ничего, по слизистой рассосется… Очнется, раз в час давай вот этого по глотку. Больше не надо. Простой воды, чуть подсоленной, давай побольше, сколько выпьет. Давай выхаживай ее теперь. Звери у вас тут власти… Ладно, я пошел.

Он аккуратно сложил в чемоданчик пустые флаконы, иглы, скальпели и страшный резак, которым выравнивал концы костей. Потрепал меня по плечу, ободряюще улыбнулся и исчез.

Я никогда больше не видел этого человека.

Хромоножка перестала стонать и дышала ровно. Я пошел искать кухню, чтобы приготовить воды к тому времени, когда она очнется.

В библиотеке на двух сдвинутых лавках спал Ванг, укрытый моим, то есть на самом деле Рориным, плащом. Я вернулся в коридор и толкал каждую створку, пока за чем-то, что в жизни не отличить от шкафчика, не показался свет.

Петеан и старые капитаны занимали крошечную кухоньку полностью; деревяшка Грюнера не поместилась и высовывалась в проход.

– Что, что?

– Спит, – сказал я, – доктор ушел, велел пить побольше и дал два лекарства, поить понемножку. Лихорадки нет уже.

– Чудо сущее, – восхитился Петеан и дернулся на выход, но не смог протиснуться мимо Грюнера.

– Не чудо, а знание, – флегматично отозвался Рори, – как твоя магия, просто по-другому.

– Выпусти меня, Морри, – сказал Петеан, – надо положить принца спать и отнести девочке воды.

Я слишком устал даже для того, чтобы поморщиться. Спать. Великолепная идея.

Кажется, это была собственная кровать Петеана, я не стал уточнять. Разулся, стащил заскорузлую мантию – утром надо будет постирать, – упал, укрылся и успел вздохнуть, и тут настало утро.

Окно маленькой комнаты выходило прямо на океан, и солнце простреливало всю комнату насквозь. Никаких занавесок. Кровать, нелепо большой одежный шкаф, умывальник, белые стены. Это я-то считал свою спальню скромной. На табуретке у изголовья лежала свернутая темная одежда. Моей грязной мантии на полу не было. Похоже, Петеан дал мне что-то свое переодеться.

Вообще-то только по оттенку ткани и можно было отличить то, что я снял вчера, от того, что надел утром. Мы с Петеаном, видимо, были одного роста и одной толщины. Значит, я вот такой – хрупкий по сравнению с другими. И то сказать, на брата я уже много лет смотрю снизу.

Я обулся и медленно выбрался из спальни. Куда идти? Я толкнул первую попавшуюся дверь, открылась светлая зала с мягким ковром на полу. У дальней стены стоял низкий шкаф с… с игрушками? Множеством игрушек. Я попятился и закрыл за собой дверь. Детская во дворце меньше раз в пять, и игрушек там… тоже меньше. Кто такие дети Хромоножки?

Тут я понял, что вдоль стены лежали сложенные матрасики. Пара десятков, не меньше. Зачем двум детям столько? Значит, их было не двое?..

Я почувствовал, что устал от загадок и хочу домой. Но… я же не сказал Петеану, какие лекарства и по скольку давать Хромоножке. «Больше шарика в день – умрет», – вспомнил я слова доктора. О, только бы он не напоил ее чем-нибудь не тем. Я повернулся к пустой детской спиной и пошел искать.

Быстрее всего нашлась спальня Хромоножки. Она полулежала на высоко сложенных у изголовья подушках, укрытая по пояс одеялом, в чистой одежде, и пила с ложки воду. Петеан оглянулся на меня:

– Вы уже проснулись? Вы помните, что доктор велел ей давать? А то я не знаю и боюсь напутать.

– Конечно, помню, – сказал я с облегчением, – вот этого по глотку в час, а если будет сильная боль, то разводить шарик и один в сутки спаивать. Больше нельзя, опасно.

Петеан кивнул, отлил в ложку часового питья и дал девушке. Она поморщилась, но проглотила.

– Где вы тут нашли хирурга? – спросила она. Голос глуховатый, как будто сорванный.

– Капитаны знали какой-то внешний корабль, – ответил я, – Ванг сбегал за их врачом.

– А, понятно, – хмыкнула она, – что ж, повезло. Или… не повезло. Я-то думала, шансов нет.

– Локи, – с упреком сказал Петеан.

Она улыбнулась и закрыла глаза. Петеан подержал ложку на весу и тихо опустил в стакан.

– Спит, – сказал он, – спасибо вам, ваше высочество…

– Ох, пожалуйста, не называйте меня так. Лучше никак.

– Но… Понимаю. М-м-м. Видите ли, кроме того, что я вам так благодарен за помощь доктору… Я не знаю, как вас просить, насколько это вообще уместно, – он замялся, – видите ли, когда с вами произвели эту… злосчастную манипуляцию, я был под заклятием. Мало того что моего мнения никто не спросил, никто меня даже не предупредил, что мои записи вообще остались во дворце. Вы не откажете мне… внимательно посмотреть вашу детерминанту?

Я пожал плечами.

– Вы, наверное, последний бонефикус Моста, который ее еще не разглядывал. Конечно, смотрите.

Петеан встал, укрыл Хромоножку по плечи и на цыпочках вышел из комнаты. Я двинулся следом.

Петеан заглянул в библиотеку, задумчиво почмокал и попятился. Тихонько прикрыл дверь и постоял перед закрытой.

– Здоров спать молодой моряк-то, – сказал он, – пойдем на кухню тогда. Пара листов и перо у меня там есть, вдвоем не тесно.

– А где капитаны? – полюбопытствовал я.

– Вечером обещали вернуться. Нам хоть уже и немного надо спать, но все ж таки совсем без сна нельзя.

Старичок вынул из какого-то ящичка свернутую в рулон бумагу, вытащил из хлебницы пару металлических перьев и чернильницу и со всем этим забрался в угол за столом.

– Мне… э-э-э… надо бы поглядеть вас в движении. Вы не могли бы, м-м-м, например, кофе нам сварить? Как раз я буду уже… м-м-м… готов что-то сказать.

Однако. Предложение выгодно отличалось от традиционного «Повернись. Наклонись. Подними руки. Еще повернись». Зажечь плиту. Набрать воды в чайник из малой колонки. Хорошо Петеану-то, я хожу за водой на дворовую колонку. Поставить чайник на кованую решетку над огнем; найти коробку с намолотым кофе, соль, корицу, выставить печенье на стол… Сполоснуть кофейник кипятком, насыпать кофе в сетку, залить кипятком, зажечь спиртовку и поставить на нее кофейник, налить в чайник новой воды, чтобы зря плита не прогорала. Что еще? Достать чашки.

Петеан улыбнулся, указал мне глазами на второй стул и продолжил быстро-быстро писать.

– Две минуты. Как раз кофе настоится, – пробормотал он.

Я стал смотреть в окно, на деревья в маленьком дворике, узкую улочку, глухую стену противоположного дома. Кажется, на втором или третьем этаже там были-таки окна, но из-за листвы не разглядеть. Наверное, уже пора. Я закрыл спиртовку и налил кофе в чашки.

– Спасибо, – сказал старичок, перечитывая написанное, – да. Вам интересно?

Я вытаращился на Петеана.