Осознавая время. Сборник эссе

На лавочке у ворот действительно сидела старая женщина. Сейчас она смотрела прямо перед собой и, загибая пальцы, бормотала:

– …Маркс, Эйнштейн, Спиноза, Троцкий, Свердлов, Ротшильд…

– Циля, – сказал ей Сталин, – я хочу познакомить тебя с этим молодым человеком. Это очень интересный молодой человек.

Он еврей? – оживилась Циля.

…………

Мойша, – сказала она взволнованно, – а как ты думаешь, этот Чонкин еврей?

– Чонкин? – повторил он удивленно. – Мне кажется, это ихняя фамилия.

– Чонкин? – Циля посмотрела на мужа, как на глупого человека. – Ха! Он будет мне еще говорить! А как же тогда Ривкин и Зускин?

    В. Н. Войнович «Жизнь и необычайные прииключения солдата
    Ивана Чонкина»

Еще в России многие из нас задавали себе этот вопрос: «Что значит быть евреем?» Что означает эта неотъемлемая часть моей личности – ее еврейская составляющая, соединяющая меня с чем-то (землей, культурой, генами) или с кем-то (другими евреями, древними или современными) некими особыми узами? И не потому мы чувствуем свою принадлежность к этому беспокойному племени, что хотим попасть в «элитарный клуб», где так высок процент нобелевских лауреатов, больных сахарным диабетом и революционеров. Нет, как правило, наша причастность к этому гонимому народу сулила одни неприятности. Наоборот, потому что мы чувствуем свою принадлежность, потому и высчитываем статистику евреев-лауреатов и обсуждаем любое событие с точки зрения «хорошо ли это для евреев?». Потому и ощущаем потребность осмыслить и вербализовать это чувство, провозгласить «символ веры».

«Религиозные» и «светские» евреи

и размытый характер последних

Переехав в Израиль, мы обнаружили, что израильское общество декларирует существование двух непримиримых лагерей: лагеря «религиозных» и лагеря «светских» евреев. Эту тему эксплуатируют СМИ и политики, исследуют социологи, об этом проводят исследования и пишут книги[18 - Например, в 2003 году премию за лучшую израильскую книгу получили проф. Б. Зисер и А. Коэн за книгу «Раскол между религиозными и светскими».].

Одна сторона в этом противостоянии – группа, называемая «религиозными» или «ортодоксами»[19 - Здесь под названием «ортодоксы» мы объединяем всех евреев, выполняющих требования иудейской традиции – Галахи, без относительно к тому, к какому из ортодоксальных течений они принадлежат, являются ли они «сионистами» или «ультраортодоксами».], то есть достаточно полно соблюдающих заповеди евреев, очерчена более или менее четко – зачастую вы можете идентифицировать их уже по внешнему виду. Другая группа носит гораздо более размытый характер. Группа ортодоксальных евреев лучше поддается строгому статистическому определению, поскольку многие национальные признаки в этой группе, такие, как этническое происхождение и историческая память, язык и культурные символы, религия и принадлежность к общине, четко относят их обладателей к еврейству. Так же и субъективное национальное самоопределение ортодоксального еврея имеет ярко выраженный характер, хотя может колебаться от традиционно-нерефлексируемого на одном конце спектра до философско-идеологического на другом. Число религиозных евреев в Израиле составляет около 20 процентов и постоянно растет[20 - Данные последнего опроса, проведенного исследовательским центром Гутмана при израильском Институте демократии, были опубликованы в начале 2012 г. В опросе участвовало более двух тысяч израильских евреев. Вот некоторые из результатов в сравнении с подобным опросом, проведенным 10 лет назад. Только 3% опрошенных определили себя как светские атеисты (10 лет назад, число таких людей было вдвое больше). 43% назвали себя просто светскими (46% 10 лет назад), 32% традиционными (33% в прошлом опросе), 15% религиозными сионистами (11%), а 7% религиозными ультраортодксами (5%).].

К «религиозным» примыкают так называемые «традиционные» евреи, составляющие примерно треть населения, для которых важными являются те же традиционные ценности, но в более гибкой трактовке и с несколько меньшей обязательностью.

В отличие от них, «светский» еврей апеллирует уже к принципиально иным ценностям и стрелки его национальных признаков могут указывать не в одном, а в различных направлениях, то есть и на нееврейскую культуру и традиции или на смешанное, как еврейское, так и другое этническое происхождение части его предков. «Светского», как и традиционалиста, нельзя назвать неверующим и противопоставить еврею «верующему». Только очень немногие из так называемых «светских», являются последовательными атеистами и верят в то, что Бога нет[21 - В ходе указанного выше опроса, 80% опрошенных заявили, что верят в Бога (77% в сделанном за несколько лет до того опросе Института социологических исследований «Дахаф» под руководством д-ра Мины Цемах), 72% убеждены, что молитва способна улучшить положение человека. По поводу традиций 94% считают важной церемонию обрезания, 92% – обряд траурной «шивы», 91% – бар-мицвы, 90% чтение поминального кадиша, 86% похороны по еврейскому обычаю, 83% церемонию бат-мицвы, 81% традиционное бракосочетание «хупа».]. Дихотомии «мир» и «клир», «богово» и «кесарево», «вера» и «философия» типичны исключительно для западного христианства, чья история отмечена борьбой двух начал: «власти божественной», олицетворяемой институтом организованной церкви, и земной власти императора или короля, построенной на принципиально иных началах. Еврейский подход в свое время включал разделение функций царя и синедриона[22 - Синедрион (Сангедрин) – во времена существования Храма высший судебный орган в каждом городе. Также существовал Верховный синедрион, в состав которого входили когены и левиты, который обычно возглавлялся первосвященником. После разрушения римлянами Храма и Иерусалима Синедрион был восстановлен мудрецом Йохананом бен Заккаем в Явне уже не в качестве суда, а в качестве галахической академии с законодательными функциями. В изгнании Синедрион в том или ином виде просуществовал до 5 в.] («санхедрина»), как выражение различных принципов отношений между людьми и отношений человека со Всевышним. Но в ходе еврейской истории такого явного противопоставления, как у западных европейцев, не было. Не без основания в сефардских общинах, избежавших длительного влияния христианства и европейской культуры, нет такого жесткого разделения на «светских» и «религиозных», а есть более мягкий переход по степени соблюдения традиций.

Еврейская религиозная традиция подчеркивает важность как рациональной составляющей учения, так и соблюдения заповедей. Если попытаться адекватно выразить еврейский феномен, порожденный длительным влиянием западнохристианской культуры, то стоило бы обратиться к еврейскому термину «шомер мицвот» – «соблюдающий». Так называемый «светский» еврей скорее не соблюдающий, чем не верующий (в еврейском понимании этого термина, предполагающем сомнение во всем, что доступно рациональной проверке). Хотя он не соблюдает многие, трактуемые традиционно заповеди, но вполне может верить в существование Высшей Силы.

Слово «вера» многозначно, даже у законченных скептиков имеется множество принципов, принимаемых априори: достоинство демократии или социализма, высшие нравственные требования или плюрализм, преимущество здорового образа жизни или то, что все проблемы можно решить с помощью разума. Но главное для нас, что отличает «светского» еврея от других «светских», это его убежденность в том, что существует такая вещь, как еврейский народ и что он сам является его неотъемлемой частью. Нравится ему это или нет, зависит ли это от него или от других, сталкивается ли он с этим фактически или теоретически, но что-то связывает его с этой группой или сущностью, и связь эта налагает неизгладимый отпечаток на его личность. Связь эту он может воспринимать как нечто естественное и не требующее объяснений, как простое следствие фактов, как данность, с которой необходимо уживаться. Он может пытаться объяснить ее рационально или делать попытки избавиться от нее, или даже воспринимать эту связь с мистическим ужасом.

Феномен еврея «светского» – явление достаточно новое, и его определение и самоопределение вызывает множество споров вплоть до требования свободы от проблемы самоопределения. Собственно, вся идеология светского сионизма появилась как ответ на вопрос о самоопределении и выживании светского еврея, который более не мог воспринимать преследования в рамках страдания за веру. Эмансипация, исчезновение четких этнических и религиозных границ породили феномен еврейской общности как размытого множества, который пытаются описать с помощью исторических, этнорелигиозных, культурных, ментальных и других признаков. Так психолог Курт Левин выделял важность общей судьбы, Юлиан Тувим писал об «общей крови, но не струящейся в жилах, а текущей из жил», а Илья Эренбург говорил о еврейском характере, заставляющем отвечать «нет» на любой вопрос. Появление еврейского национального государства предоставило евреям возможность ассоциировать себя с ним.

Не претендуя на освещение всей глубины данной проблемы, которой посвящена не одна диссертация и не один дружеский спор, попытаемся только очертить возможные направления поиска такого определения.

Социологическое определение

Начнем с социологического определения феномена светского еврея. Как мы упоминали, феномен этот не более, чем продукт последних двух столетий, хотя в различные времена требования к соблюдению традиций сильно менялись. Эллинизированные евреи, обнаженные для занятий спортом в гимнасиях во времена, предшествующие восстанию Маккавеев, или испанские евреи «Золотого века», ездящие в субботу верхом и с оружием и философствующие за одним пиршественным столом со своими мусульманскими и христианскими друзьями, – все эти явления не образовали устойчивой традиции и, как правило, заканчивались ассимиляцией и/или кровавой расплатой за чрезмерное сближение с неевреями. И только в последние 200 лет намечается тенденция продолжительного существования светского еврейства, и если в диаспоре эта группа стремительно размывается ассимиляцией, то в Израиле она сохраняет и даже увеличивает свою численность[23 - Сегодня в мире насчитывается около 13 миллионов евреев, причем Израиль по количеству евреев превосходит любую из диаспор. Динамика также складывается в пользу Израиля: количество евреев в Израиле постоянно возрастает, а в диаспоре уменьшается. Ведущий специалист по еврейской демографии профессор Серджо де ла Пергола из Еврейского университета в Иерусалиме предполагает, что численность евреев в метрополии и диаспоре сравняется к 2030 году; другие ученые считают, что это произойдет десятью годами ранее.].

Группа светского еврейства не имеет четко очерченных границ. Как любит шутить один из видных израильских социологов в ответ на вопрос о количестве евреев в Израиле и диаспоре: – «А сколько вам нужно? Вам продать или купить?» Действительно, если традиция ставит четкие этнокультурные пределы, то светские требования проявляют большую гибкость. Так, руководители еврейских общин диаспоры любят подсчитывать не количество «галахических» евреев, а количество людей, подпадающих под Закон о возвращении, то есть включать кроме евреев по происхождению и их семьи, и дальних нееврейских потомков. Таким образом, например, скромная цифра в 233 тысячи вырастает до многомиллионной российской еврейской общины. Так же и подсчет израильского еврейского населения превращается в суммирование всех, не декларирующих свою принадлежность к другой нации или вероисповеданию: все не мусульмане и не христиане.

Те израильтяне, которые придерживаются социологического определения еврейства, выступают с требованием «социологического» гиюра (массового и облегченного, возможно, даже символического), справедливо утверждая, что ребенок, с младенчества посещавший израильские детские учреждения, в той или иной мере проходит процесс социализации и интегрируется в израильское общество. Однако в случае ярко выраженной альтернативной идентификации (то есть, если человек связан с другой национально-религиозной общиной, далекой от евреев и иудаизма) этот принцип работать не будет.

До тех пор, пока альтернативой еврейству в Израиле служила принадлежность к христианской или мусульманской общине, такой подсчет имел смысл, но в последние десятилетия с приездом массовой алии из бывшего СССР и с миграцией в Израиль значительного количества иностранных рабочих появились и другие, нерелигиозные альтернативы, такие, например, как Русская община или община дальневосточных иммигрантов. То есть граждане Израиля, ассоциирующие себя, например, с Русской общиной и считающие себя русскими в диаспоре, могут быть добропорядочным израильтянами, но никак не евреями, несмотря на то, что они приехали в страну по закону, в котором говорится о возвращении евреев. Таким образом, отсутствие четких объективных критериев заставляет обращаться к субъективному самоопределению, которое не только трудно выявить, но оно еще имеет тенденцию меняться в зависимости от внешних условий.

Так, если в бывшем СССР в определенных случаях потомки еврейки и нееврея носили русскую фамилию и практически ассимилировались, то после перестройки часть из них склонна так или иначе использовать преимущества своего галахически-еврейского происхождения[24 - Еврейская традиция (Галаха) считает евреями тех, кто родился от матери-еврейки или прошел ортодоксальный гиюр. Таким образом, потомки смешанных браков еврея и нееврейки для того, чтобы считаться евреями, должны проходить процедуру гиюра.] и ассоциировать себя с еврейской общиной.

Проблема размытости социальных групп, конечно же, не исключительно еврейская. В эпоху глобализации многие этносы и народы имеют значительную диаспору и подвергаются ассимиляции и интеграции, поэтому сегодня нацию рассматривают, образно говоря, как сферу, состоящую из «твердого ядра» и так или иначе связанной с ней «оболочки». Для стабильных наций менее проблематичным является ответ на вопрос о том, чем определяется такое ядро, сила притяжения к которому помогает сохранять самоопределение. Как правило, это ядро имеет четкие территориальные, культурные, религиозные, языковые и этнические признаки.

К какому ядру тяготеет «светский» еврей? Ведь Маркса или Эйнштейна можно только в шутку назвать евреем «ядрёным» или «ядерным». Их достижения в философии или физике никак не могут служить объективным критерием еврейства. Несмотря на то, что время от времени какой-нибудь светский еврей-«фундаменталист» декларирует свою альтернативность еврею «религиозному» и заявляет свое несоблюдение традиций как идеологию, тем не менее в социологии принято включать в «ядро» людей с четко выраженными еврейскими религиозными и (или) этническими признаками и еврейским самоопределением. Вокруг этого центра располагается оболочка из членов общины, не подпадающих под те или иные критерии.

Стремление к государству

Если социологический центр принадлежит евреям этническим и традиционным, то где находится центр идеологический? На чем основывается еврейская национальная идеология, появившаяся вместе с другими европейскими национальными идеологиями, ставшими основой современных национальных государств?

После Просвещения европейский светский человек упорно искал замену уюту лона матери-церкви. Начиная с Макиавелли, он пытался сменить религиозную общину на политическую, на государство как национальный дом. Гуманисты-рационалисты и романтики, теоретики и практики, каждый по-своему вносили лепту в строительство современной национальной идеологии. Если рационалисты Просвещения вынуждены были примирять требования универсального разума с уникальностью формы исторически сложившегося национального «общественного договора», то у романтиков трудности состояли в собирании отдельных мятежных личностей под общую крышу национальных чувств и национального духа. Теоретики декларировали общественный договор и благо государства, а практики настаивали на том, что только родственная любовь большой семьи-нации может противостоять эгоистическим стремлениям человека, освобожденного от непосредственной ответственности перед посланцами Всевышнего на земле. При этом для обоснования своих тезисов все дружно ссылались на ветхозаветный народ.

Таким образом, по мере ослабления как структуры организованной религии, так и жесткой сословной иерархии, связи людей друг с другом и с властями становились более гибкими. Вертикальные башни жестко пригнанных друг к другу устойчивых кубиков сменялись свободно перекатывающимися шариками. Традиционные местные, религиозные, этнические связи распадались, и объединить и придать этим отдельным элементам форму мог только общий «мешок» государства. Основанное на традиции династическое правление, преобладавшее ранее, замещалось безликой рациональной-бюрократической властью модерного государства[25 - Определение преобладающего типа власти в модерном государстве как рационально-бюрократического принадлежит классику социологии Веберу, который противоставлял его власти, опирающейся на историческую традицию или на харизму властителя.]. Смыслообразующие и объединяющие функции постепенно стала брать на себя идеология, в частности идеология национальная.

Начиная с XIX века, многочисленные этносы Европы занялись обустройством собственных национальных домов[26 - Например, Греция окончательно получила независимость в 1830 г., итальянское королевство – в 1860 г., Сербия и Румыния в 1878 г. Следующий этап строительства национальных государств в Европе произошел после Первой мировой войны с распадом империй: австро-венгерской, российской и оттоманской.]. У евреев Европы общинные узы также начали ослабевать, но теперь у них появлялась возможность выйти из гетто, не совершая измены и не переходя в другую религию. Наоборот, если раньше этническое происхождение не представляло препятствия для крещения или принятия ислама, то сейчас для получения равных прав с окружением требовалось отречься именно от этноса, а не от религии, и стать «немцем или французом иудейской веры». Равноправие было по-прежнему недостижимо без разрыва этнического происхождения с национальной религией, но теперь предлагалось отречься именно от этнической общности, а не от веры. Впрочем, религия играла все меньшую роль, а вот этническое происхождение было не так легко забыть, по крайней мере, окружающим их народам. Разорвав связь национального самоопределения и веры, предтеча реформистского иудаизма Моше Мендельсон тщательно соблюдал все галахические предписания. А вот его последователи уже свободно меняли религиозные догматы, исходя из требований окружения. Не связанные больше ни внутренним притяжением к традиционной еврейской общине, ни внешними стенами чужой враждебной веры многочисленные еврейские кусочки отпадали от народной глыбы. Удержать их от уничтожения или ассимиляции мог только крепкий наружный материал собственного государства.

Евреи долго не осмеливались включиться в процесс строительства национального дома. Они не верили – одни в необходимость, другие – в возможность такого решения. Последователи светского сионизма герцлианского толка считают, что к строительству государства их подтолкнул антисемитизм[27 - «Если быть последовательными, то мы, по сути, заявляем, что в мире, где отсутствует антисемитизм, не будет места сионизму. Так или иначе, мы приписываем появление сионизма фактору извне, а не непостижимой сущности самой еврейской истории» – Шломо Авинери, «Сионизм как национально-освободительное движение», курс «Истоки сионистского движения», Открытый университет.].

Отрицательное или негативное определение

Антисемитизм выделяет евреев через отрицание, он подчеркивает отличие евреев от других народов. Зачастую для ассимилированного еврея само такое отличие не очевидно.

Основу любого определения всегда составляет отрицательное описание, то есть определение по принципу «кем я не являюсь».

В замечательной книге Фазиля Искандера «Сандро из Чегема», где описываются в основном абхазцы и «эндурцы», уделено место и евреям:

– Ты нам объясни, Самуил, где находится родина вашего народа?

– Наша родина там, где мы живем, – отвечал Самуил. – Родина у нас была, но у нас ее отняли.

– Кто отнял, – спросили чегемцы, – русские или турки?

– Нет, – отвечал Самуил, – не русские и не турки. Совсем другая нация. Это было в незапамятные времена. И все это описано в нашей священной книге Талмуд… Я ее не читал, я торгующий еврей, но есть евреи ученые…

– Ответь нам на такой вопрос, Самуил, – спросили чегемцы, – Еврей, который рождается среди чужеродцев, сам от рождения знает, что он еврей, или он узнает об этом от окружающих наций?

– В основном от окружающих наций, – сказал Самуил.

Если светский еврей отбрасывает Талмуд и традиции как источник положительной идентификации, то основная нагрузка по выработке самоопределения переносится на отрицание. Я еврей, потому что я не русский и не абхазец. Я еврей потому, что я не могу быть полноправным членом новой общности – «советский народ». Но вслед за этим неизбежно возникает вопрос: «А почему я не калмык и не русский? А если я захочу быть русским или советским, то смогу этого добиться?» Если чужие впускают меня к себе, то какой смысл оставаться другим, быть евреем? И если в смене нации, как и в смене религии, заключен элемент измены, то следующим вопросом будет: может быть, нам всем нужно стать единым человечеством, упраздняя вслед за религией и все остальное, чем мы друг от друга отличаемся? Поэтому для светских евреев всегда была особо привлекательна идея универсального человечества и глобализации[28 - «Вряд ли кто, кроме сентиментально настроенных носителей «пятого пункта», всерьез верил, что в России к 70-м гг. ХХ века сформировалась новая общность «советский народ». С. Неретина, А. Огурцов «Концепты политической культуры», ИФРАН, 2011 г., стр. 136.]. Если терпимость окружающих приводила еврея к ассимиляции, то дальнейших вопросов у светского еврея уже не возникало, кроме вопроса, обращенного к своим «невежественным» религиозным собратьям: «Почему вы не хотите ассимилироваться? Ведь из-за родства с нами вы своим упорством затрудняете и нам этот процесс!» Но если другая нация не растворяла еврея в себе или в ответ на его попытки растворить все нации в «человечестве» или перестроить чужую нацию под себя резко огрызалась, то вопросы продолжались: «Если они не впускают меня к себе, то почему? Чем я это заслужил? Что во мне их раздражает, и виноват ли в этом я или они?» Таким образом, по меткому наблюдению Искандера, еврей без Талмуда узнавал о своем еврействе в основном от окружающих наций, которые не давали ему возможности окончательно ассимилироваться и подчеркивали его чужеродность вплоть до ярко выраженного антисемитизма.

Считается, что именно французский антисемитизм, поразивший Герцля на процессе Дрейфуса, подтолкнул его к идее создания государства-убежища для евреев, так же, как за 13 лет до этого погромы 1881 года дали толчок российскому сионистскому движению БИЛУ (позднее названному Хиббат-Цион – «любовь к Сиону»). И БИЛУ, и Герцль были родоначальниками сионизма как стремления обзавестись своим собственным государством-убежищем, в отличие от традиционных любви и стремления евреев к Сиону. Герцля можно считать основоположником сионизма политического, «светского», рационального, основанного не на тяге к Земле Обетованной, а на желании территориальной обособленности от других для предотвращения ассимиляции и погромов. Государство-убежище не предполагает необходимость определенного места. Сам Герцль в своей книге «Еврейское государство» говорил о возможности его устройства в Аргентине. Позднее Всемирный Сионистский Конгресс рассматривал «проект Уганды». А за 15 лет до этого российский еврей Йегуда Левин и одесская группа «Ам-Олам» предлагали идею еврейского штата в Северной Америке.

Политический сионизм

и еврейская национальная идеология

С появлением государства у евреев появились возможность и соблазн походить на все другие «нормальные» нации, в которых национальность связывается с гражданством и поддерживается при помощи современной национальной идеологии.