История ислама. Т. 3, 4. С основания до новейших времен

По обыкновению кочевников, турецкие и татарские всадники, как кажется, изнуряли это большое войско непрерывными нападениями и тянули его то в ту, то в другую сторону; наконец оно погибло в решительной битве (5 сафара 536 г. = 9 сентября 1141 г.), произошедшей в весьма неблагоприятной местности; десятки тысяч мусульман пали или же были взяты в плен, между ними жена Синджара, государь Седжестана и другие знатные люди страны; это было самое жестокое поражение, какое когда-либо исламское войско потерпело на востоке в борьбе с неверными. Благодаря ему, вся Трансоксания с первого удара досталась каракитаям, князья которых с этого времени вплоть до 606 (1209/10) г., к стыду мусульман, впервые в таком количестве сделавшихся подданными врагов истинной религии, властвовали над этой страной под именем Бурханов[148 - Это имя обозначает будто бы в переводе «Великий хан», но объяснение это недостоверно.]. Эти последние в общем обращались с мусульманами хорошо; по крайней мере, они не слишком отягощали население городов, хотя и посадили туда чиновников, обязанных заботиться о правильном внесении дани; они даже позволили одному из родственников старой ханской династии и впредь играть роль государя Самарканда. Но несмотря на это, завоевание ими страны было роковым событием, как для нее, так и для всего ислама.

Могуществу Синджара, от которого все зависело на Востоке, уничтожением его войска был нанесен чувствительный удар. Правда, на этот раз попытка хорезмшаха Атсиза завоевать Хорасан, предпринятая им тотчас после поражения войск султана, не удалась. Благодаря отсутствию организованной защиты, он при первом натиске действительно завладел округами Серахса, Мерва и Нишапура (536 = 1141/42 г.). Но здесь его положение было сходно с положением Синджара в Хорезме: население не хотело подчиняться, и он сам, кажется, счел более разумным удалиться, прежде чем султан, уж верно занятый набором нового ополчения, не приблизился с войском к его резиденции. По крайней мере, в 538 (1143/44) г. мы снова находим Синджара на пути из Мерва в Хорезм с целью наказать непокорного вассала. Сила Синджара казалась вновь настолько опасной, что Атсиз искал защиты за стенами своей столицы; но приступ на город не удался, и после довольно продолжительной осады был заключен договор, по которому вновь восстановлялась ленная зависимость от Синджара, но как бы молча признавалось, что нельзя придавать этому большого значения. Так, по смерти Атсиза (551 = 1156 г.) сын и наследник его, Иль-Арслан, правда, получил еще инвеституру от Синджара, но на самом деле был так же вполне независим в своих действиях, как и его отец. С него начинается новая, самостоятельная династия дома хорезмшахов, которой предстояло играть на Востоке значительную, даже решающую роль – роль, окончившуюся, правда, уже в 616 (1219) г.

Поражением султана Гур-ханом воспользовался не один Атсиз. Владетель Гура, этой недоступной горной страны, которая была покорена Махмудом и присоединена к исламу только в 401 (1010/11) г., но которую он в конце концов предоставил туземным князьям из старой династии Сурн, был приблизительно в таких же отношениях с Газневидами, в каких хорезмшах с Синджаром. Владетели Гура жили в хорошо укрепленной крепости Фируз-Кух, расположенной на высокой скале: отсюда они в качестве ленников посылали газневидским царям свои войска и платили им дань. Но теперь отношения между ними и их верховным владетелем становились натянутыми. Старший из четырех братьев, представителей династии Суридов в Гуре, Кутб ад-дин Мухаммед, по какому-то поводу отправился ко двору Газневидов; здесь он был сначала пойман, а затем казнен Бахрам-шахом; была ли причиной тому какая-нибудь прежняя злоба последнего или же основательная или неосновательная подозрительность – неизвестно. Брат убитого, Сейф ад-дин Сурн, желая отомстить за него, двинулся с своим войском на Газну (543 = 1148 г.); толпища Бахрам-шаха не могли противостоять храбрым и закаленным жителям альпийской страны; они были разбиты, сам шах должен был бежать в Индию, и столица его была занята дерзким Гуридом.

Но господство Газневидов, все еще могущественных, не могло быть уничтожено после первого натиска. Зимой, когда проходы между Гуром и Газной были занесены снегом и непрошеные гости были отрезаны от своей родины, Бахрам вернулся из Индии с свежим войском; его прежние подданные, с которыми грубые воины, верно, не очень-то мягко обращались, с радостью приветствовали его; все отряды, не принадлежавшие к племени победителей, перешли на сторону своего прежнего господина, и Сурн был не только побит, но и взят в плен. Бахрам-шах велел повесить его, как возмутителя, и это понятно; но, принимая во внимание предыдущие отношения с этой семьей, нельзя назвать этот поступок политичным. Остальные два брата, конечно, не примирились со случившимся; по смерти третьего из четырех, Беха ад-дина Сама (он умер через полгода после Сури), последний из них, Ала ад-дин Хусейн[149 - Другие называют его Хасаном; эти два имени вообще часто перемешиваются, так как в арабских рукописях они мало отличаются друг от друга.], сделался государем Фируз-Куха и поспешил заплатить должное, то есть отомстить. Гуридские полчища напали на долину Газны с неудержимой силой; несмотря на отчаянное сопротивление Бахрама и его приверженцев, они побили их три раза, в последний раз перед самыми воротами столицы (544 = 1150 г.), и завоевали город.

В течение семи[150 - То есть нескольких, семь – круглым числом.] дней и семи ночей завоеватели хозяйничали здесь, подобно выпущенным на волю диким зверям: они опустошали огнем и мечом цветущую резиденцию утопавшего в роскоши двора и хозяйства трудолюбивого населения, душили мужчин и после различных истязаний уводили в рабство женщин и детей. Кости газневидских султанов вырывались из могил и предавались огню; только останки когда-то столь могущественного Махмуда сумели внушить уважение даже Ала ад-дину, и он не тронул их. Участь, постигшую Газну, разделили и остальные многочисленные крупные и мелкие местности горных долин, которые начали процветать во время двадцатипятилетнего правления Газневидской династии; всюду проникавшие разбойничьи шайки нигде не оставили и камня на камне, и недавно еще столь густо заселенные и хорошо обработанные местности после нашествия разрушителей обращались в печальные пустыни. Хотя восточные народы и не избалованы в отношении поведения победоносных войск, но такое основательное опустошение произвело даже на них необыкновенное впечатление: в истории Востока этот страшный Гурид получил прозвище Джехан-суз – «сожигателя мира». Несмотря на быстрое отступление зажигателей, Бахрам-шах на этот раз не без основания воздержался от возвращения[151 - По другим известиям, согласно которым Бахрам не пережил этой катастрофы, сын его Хосрау-шах, искавший спасения в бегстве, хотя и на короткое время, вернулся в Газну.]: на родине Газневидов теперь было просто некем и нечем управлять, так как люди были частью убиты, частью уведены в плен, а здания и плантации были сожжены. Бахрам остался в Индии и поселился в Лахавуре (Лахоре), где и умер в 552 (1157) г. Долины Газны никогда не могли оправиться от этого разорения, хотя, конечно, некоторые из бежавших жителей возвратились и обстроились; даже в наши дни только два высоких минарета, стоящие среди груды развалин, – один из них с надписью воздвигшего его Масуда II – указывают на то место, где некогда стояла Газна[152 - Современная Газна (называемая также Гизни, Гизнин) находится приблизительно на расстоянии одной мили от древней и представляет из себя довольно жалкое поселение.].

Нельзя было ожидать, чтобы Синджар очень радовался, глядя на «сожигателя мира». Если бы он вздумал двинуться на Газну с одной стороны, а Бахрам-шах – с другой, то положение жителей Гура, запертых в проходах, могло быть весьма затруднительно: этим, вероятно, и объясняется немедленное отступление Ала ад-дина из завоеванной им территории после ее навеки непоправимого разорения[153 - Raverty, указ, соч., с. 350, прим. 2.]. Но по той же причине ему в скором времени следовало опасаться нападения Сельджука, под верховной властью которого находились не только опустошенные округа, но и Гур.

Государь Фируз-Куха решился предупредить это, пока его войска находились в действии: для этого он уже в следующем году (545 = 1150 г.) напал на владения Герата, где нашел поддержку против Синджара в нескольких эмирах, склонных к мятежу. Но султан не заставил долго ждать себя: он побил Ала ад-дина вместе с его союзниками вблизи Герата и взял самого государя в плен. Два года оставался он в неволе; затем его освободили и отправили обратно в Гур, который все же никто не умел так хорошо держать в повиновении, как он. За порядком же среди самовольных горных племен приходилось следить уже потому, что по соседству с ними уже начинались опасные движения в таком же духе. А именно тем временем обнаружилось второе последствие занятия Трансоксании Гур-ханом, которое еще больше заставляло призадуматься. Мы уже знаем, что каракитаи не притесняли таджиков[154 - Слово «таджик» есть не что иное, как древняя форма слова тази, служащее на персидском языке для обозначения всего арабского. Арабские граждане впоследствии употребляли его в противовес слову «дихкан», затем, после завоеваний турок, оно постепенно начинает прилагаться к арабско-персидским горожанам и усвоилось как турками, так и другими номадами, пока, наконец, оно не стало прямо обозначать персидских купцов, ремесленников и т. п. в землях османских турок. Ср.: Ohsson «Histoire des Mongols».]; но гораздо хуже была судьба тех турецких племен, которых они уже застали в стране. Они были такими же кочевниками, как и их завоеватели; понятно, что завоеватели, желавшие одни владеть пастбищами, в короткое время изгнали первых, и тем пришлось искать себе убежища.

Они принадлежали к тому же великому народу тузов, от которых произошли сельджуки и их предшественники: подобно им, они перешли за Оксус только из нужды, ища убежища, но без враждебных намерений. Все последующее напоминает бывшее раньше, с той только разницею, что тузам VI (XII) в. суждено было подготовить место гораздо более жестоким людям, чем их соплеменникам V (XI) в. За небольшую дань Синджар позволил непрошеным гостям пасти свои стада по обе стороны Оксуса (у султана остались и на правой стороне несколько укреплений, прежде всего сильно укрепленный Тирмиз). Но эмир Балха, которому было поручено собирать дань, по обыкновению восточных чиновников дал место своей алчности, превзошел свои полномочия и с течением времени породил многочисленные столкновения, которые в конце концов привели к открытому восстанию тузов. По дошедшим до нас известиям, их было 40 тысяч семейств, следовательно, конечно, больше такого же числа воинов, поэтому султан, который едва ли успел позабыть печальное столкновение с каракитаями, не особенно-то желал затевать с ними дела. Но, быть может, вследствие того, что неуспехи с каракитаями и Атсизом вместе с наступающей старостью помрачили ясность его мыслей и уверенность в себе, эмирам (они прежде всего не терпели уступок в вопросе о сборе дани) удалось уговорить его отклонить довольно еще смиренные предложения о мире. Но в этом случае солдаты думали иначе, чем их начальники; они не имели ни малейшего желания сражаться с своими соплеменниками[155 - Это я считаю самой вероятной причиной недостатка рвения в тех самых войсках, которые за два года до этого побили «сожигателя мира» с его гурскими сорокопутами.Автор сравнивает гуридов с сорокопутами. Об этих последних Брэм (Жизнь животных, СПб., 1870) говорит: «Несмотря на свою незначительную величину, они принадлежат к самым храбрым, кровожадным и свирепым птицам, которых мы только знаем… Они имеют странное обыкновение насаживать пойманную добычу на острые шипы. Всюду, где живет пара этих птиц, можно часто увидеть сохраненных таким образом насекомых. И даже маленьких птиц и пресмыкающихся; палач как будто тешится видом своей жертвы. От этой привычки и произошло немецкое народное имя Neunt?dter – девятисмерть, которым называют этого разбойника». (Примеч. ред.)], и, когда дело все-таки дошло до битвы, Синджар не только потерпел полное поражение, но вместе с многими эмирами сам попал в плен к тузам (548 = 1153 г.). Последние, видимо, хорошо понимали ход событий: они без дальнейших разговоров обезглавили эмиров, с пленным же султаном обращались мягко, пока в 551 (1156) г. ему не удалось бежать из своей неволи. Однако события последних лет сломили последние силы и без того стоявшего на пороге старости Синджара: он отправился в Мерв для сбора нового войска, заболел там и умер уже 26 раби 552 г. (8 мая 1157 г.), имея 72 года от роду.

Вместе с ним погибли и последние надежды Сельджукской династии, и, к сожалению, последняя опора несчастных восточных провинций; теперь для населения этих местностей настало время многообразных и сильных страданий.

Если тузы вначале колебались начинать войну, то теперь, после пленения султана, они вознаградили себя с лихвою. В Хорасане, а потом и соседних с ним землях они хозяйничали почти что хуже своих единоплеменников, распоряжавшихся здесь за сто лет до них. Города, прежде всего Мерв, Нишапур и Туе, были разграблены и опустошены самым ужасным образом, население всячески притесняли и при малейшем сопротивлении избивали тысячами. Основательно разорив всю страну, они удалились в Балх и его окрестности (553 = 1158 г.); между тем различные эмиры, начальствовавшие теперь над остатками войск Синджара, постарались восстановить порядок в стране, то есть начали воевать друг с другом. Так началась борьба (она продолжалась более пятидесяти лет) различных турецких, татарских[156 - Впредь я буду называть татарами всех тех турок в широком смысле этого слова, которые подобно каракитаям не принадлежат к отдельным племенам гузов и туркменов, перешедших на исламские земли, и всегда оговариваю, что при известных обстоятельствах они могли заключать в себе и монгольскую примесь.] и афганских[157 - Я обозначаю этим именем как гуридские племена, так и племена пушту.] племен, которые дрались из-за клочков обоих великих восточных государств: Сельджукского и Газневидского; они скорее совершали хищнические набеги, чем вели правильную войну, и довели страну до той же степени погибели, до какой средняя часть прежнего Сельджукского государства была доведена распрями иракских сельджуков, атабегов и халифов, а западная часть – междоусобиями Эйюбидов. На событиях этого тяжелого времени не стоило бы останавливаться, если бы по неожиданному и странному стечению обстоятельств они не способствовали возникновению новых и прочных государств, каких трудно было и ожидать в это время, и если бы, с другой стороны, наше внимание не приковывал своей энергией и предприимчивостью один из самых могущественных турецких царей-воинов. Если опустошения, произведенные тузами после падения могущества Синджара, образуют основу исторических событий этого десятилетия, то возникновение увеличившегося и самостоятельного магометанского царства в Индии и столь же невероятно быстрое, сколько непрочное возвышение отдаленной провинции Хорезм разрушило эту основу и выдвинуло величественный образ хорезмшаха, Мухаммеда II ибн Такаша. Но в то время как последний еще раз пытается объединить восточную половину исламских земель, трагическая судьба заставляет его столкнуться в этом стремлении с человеком, отличающимся не меньшим честолюбием, а именно с Аббасидом Насером. Их распри подготовили монголам Чингисхана путь внутрь Передней Азии, где уже раньше тузы и гуриды достаточно позаботились о том, чтобы по завоевании царства Хорезма все препятствия были уничтожены.

После смерти Синджара в Хорасане не было никого, кто мог бы положить предел двоякому несчастью: раздорам эмиров и хищническим набегам тузов. У султана не было потомства; он назначил своим преемником Махмуда ибн Мухаммеда, сына своей сестры, который был сначала ханом Самарканда, пользовался в стране малым уважением и был, по-видимому, очень незначительною личностью. Спасаясь от тузов, он бежал в малодоступный Джурджан и попал здесь под власть одного из турецких эмиров, Эй Абеха или Эйбеха, более известного под почетным прозвищем аль-Муайяд, «пользующийся помощью (Бога)», человека, отличавшегося характерными качествами этих турок, то есть честолюбием и бессовестностью. Эйбех, в сущности, водил с собой князя на помочах, подобно тому как одновременно делали это майордомы из рода Пехлеванов с сельджукскими принцами в Ираке. Но еще менее, чем атабеги, мог он справиться с все возраставшею трудностью водворить в Хорасане хоть какой-нибудь порядок. После ожесточенной борьбы ему удалось изгнать тузов, по крайней мере из Нишапура и соседних округов, так что помимо хищнических набегов на Хорасан им пришлось ограничиться главным образом Мервом, Балхом и лежащими между ними округами. Желая, вероятно, обезопасить себя от несколько стеснявших их каракитаев Трансоксании, гуридов к югу от Балха и энергичного Муайяда, они в 554 (1159) г., после различных переговоров, сумели довести Махмуда до того, что он принял от них присягу верности и сам стал их повелителем; это, казалось, давало надежду, что дела примут более мирный оборот. Но радость продолжалась недолго: Муайяду, продолжавшему властвовать в Нишапуре или около него, вовсе не нравилось, что его ленник нашел в воинственных кочевниках поддержку для самостоятельного действия, а они не переставали грабить. Дело дошло до войны, и тогда Махмуд, утомленный бесплодными попытками водворить порядок среди разбойничьих отрядов, снова с раскаянием бежал к своему эмиру. Он, правда, в первый момент нашел там лицемерно-радушную встречу, но очень скоро вероломный Муайяд посадил его и сопровождавшего его сына в темницу, и оба они были ослеплены (557 = 1162 г.). Они и умерли в заключении; с ними вместе исчез и последний след могущества сельджуков в восточных провинциях, которое за десять лет до этого еще казалось несокрушимым. Теперь Муайяд велел в мечетях молиться за себя самого; ему удалось также распространить свои владения, обнимавшие Нишапур и Джурджан, на соседний Кумис (558 = 1163 г.), и если другие его походы не увенчались таким успехом, то все же он имел право надеяться на прочность своего могущества в Хорасане, тем более что значительное количество гузов постепенно удалялось все более к югу. Но удержаться среди разнородных элементов, которые его окружали, можно было бы только путем осторожной политики; она же не была в моде в те времена, когда каждый полагался на свое счастье, и можно было ежеминутно созидать из любых клочков земли новые государства, которые вслед за этим снова распадались. Так и Муайяд увлекся желанием поставить все на карту, чтобы все выиграть. В соседнем с ним Хорезме в 567 (1172) г. умер шах Иль Арслан. Его отношения к государю Нишапура были не всегда дружеские; в 560 (1165) г. он помешал ему завладеть Несой и с тех пор продолжал держать этот город под своим покровительством. После его смерти Муайяду легко могла прийти в голову мысль отплатить за это: случай для этого, казалось, представился, когда Султан-шах, младший сын Иль Арслана, которого отец, обойдя старшего сына Такаша, назначил себе в преемники, был изгнан из Хорезма этим последним, с помощью каракитаев (568 = 1172/73 г.). Султан-шах бежал к Муайяду и уговорил этого государя водворить его на прежнем престоле силой. Но Такаш вовремя узнал об этом, восстановил против него войско, которое по недостатку воды в пустыне должно было подвигаться к Хорезму по частям; Муайяд был пленен и убит (569 = 1174 г.). После этого и участь его государства была решена.